Говорят, перед смертью человек начинает чаще смотреть на свои руки. Откуда эта строка? Почему-то вспомнилась. Артём поднял ладони к лицу — а ведь это просто лапы, человек — животное, не так ли? Просто большему научился. Его собственные руки лучше всего умеют убивать — они держали автомат и пистолет, гранату и нож. Он и без оружия способен свернуть шею любому. Привык побеждать. И не думал, что когда-нибудь окажется бессильным против обстоятельств. Странное, страшное происходило с ним, заставляя впервые ощущать себя жертвой.
Сейчас он стоял на крыше «джипа» и смотрел вдаль. Закат окрасил в бурый цвет распаханные до горизонта чернозёмы. Гладкая дорога курилась бронзовой пылью. Вдалеке на холме застыла каменная баба – плосколицая, сложившая на животе короткопалые руки. Таких изваяний вокруг села осталось четыре. Говорят, в двадцатые годы приезжали археологи, хотели забрать в музей тьмутараканских болванов, как называл их Артём, но местные запретили, мол, это не к добру. И как не разъяснял приезжий агитатор, что время суеверий прошло, колхозники, местную церковь сдавшие под клуб, от четырёх камней не отступились. Но сейчас Артёму было не до размышлений о прошлом Дикого поля. Приехал в село из города рано утром, к матери. Накануне вечером она звонила, плакала, говорила, что соскучилась, а сердце прихватывает. Но когда наконец поднялся на крыльцо, то увидел замок. Набрал домашний номер на мобильном - не отвечает. Недоуменно пожал плечами. Обратил внимание на непривычное многолюдье во дворе соседнего дома, где жила сестра матери – тётя Настя и встревожился. Люди были в трауре. Он понимал - нужно узнать, что происходит, но медлил, отдаляя неизбежную боль. На порог из сумрачного провала открытой двери шагнула тётя Настя, оглядела двор, держась рукой за притолоку, словно опасалась упасть. Артём заметил пергаментную белизну кожи, воспаленные от долгого плача веки. Плотно сжатые губы тётки кривились, подергивались. Он медленно кивнул, страшась узнать, что произошло.
- Артём! – Вдруг выкрикнула тётка надтреснутым голосом, так похожим на голос его матери. - Подойди сюда!
В другое время он бы прыжком перемахнул низкую изгородь, но теперь пришлось обходить по улице. Во дворе бросил взгляд на женщин, стоявших вдоль забора. Все в одинаковых чёрных кофтах и юбках, в платках, окаймляющих чернотой загорелые лица. Трое постарше, одна молодая. Руки сложены на груди, глаза полузакрыты. Они словно дремали на солнцепеке.
- Почему я никого их них не узнаю? Значит, не односельчанки. – Подумал Артём и тихо поинтересовался:
- Здравствуйте... С мамой моей всё в порядке?
- Ты зачем Лёшку убил? – Произнесла тётка сипло, словно что-то душило её.
- Я? – Растерялся Артём. Он ждал чего угодно, только не такого нелепого обвинения. Значит, погиб двоюродный брат.
- А кто же там командовал? В городе? Тебя по телевизору показали! С твоими бандитами!
Артём вспомнил несколько минут короткой беседы с журналисткой, которая прицепилась словно репей, упрашивая прокомментировать события, в результате чего весь интернет стал называть его не иначе как палачом. В блогах тиражировали фотографии, где он в камуфляже, шлеме, лицо искажено злобой. Ставили гневные и глумливые подписи. А ведь ему дали приказ навести порядок. Приказы не обсуждают. Зато теперь, когда в морге лежат несколько трупов, проще всего перевести стрелки на простого офицера, а не на генерала или губернатора.
- Лично я не стрелял, стреляли мои подчинённые. К тому же я не знал, что Лёшка среди этой шпаны. – Терпеливо пояснил он. – Но мне жаль, что так произошло. Действительно, тётя Настя…
Артём не знал, что ещё можно добавить, и от неловкости злился. Он покосился на баб в чёрной одежде. Но их лица были по-прежнему умиротворенны, веки полузакрыты, словно гостьи дремали, склонив головы. Черты их, скрытые тенью от низко повязанных платков, едва угадывались, но было заметно, что одна из незнакомок моложе своих спутниц и хороша собой. Артёму почудилось, что где-то видел её. А тётя Настя продолжала:
- Пусть про Лёшку не знал. А других мальчиков зачем убил?
- Мальчиков? – Артём не удержался от издевательского тона. – Эти мальчики райотдел захватили. Террористы. Троих ментов ухлопали, а до этого двух кавказцев. И вообще, я свою работу обсуждать не намерен. Ты в курсе, что я не розы продаю.
- А кавказцы нашего земляка зарезали. Помнишь? И всё им с рук сошло...
- Тётя Настя, есть закон. Да, чёрных не стоило отпускать прямо из зала суда. Но и мочить их в центре города тоже не святое дело. Ты бы видела эту толпу — перекошенные рожи, орут, с прутьями железными... Хорош народ. Такое надо давить в самом начале, иначе перекинулось бы на другие города, посёлки. Нам хаос не нужен. Не нужны банды, как в гражданскую. Вот скажи, тебе лично революция нужна? А начали бы её, такие, как ваш Лёшка. - Последнюю фразу говорить явно не стоило.
- Будь ты проклят, тварь продажная! На кого начальство укажет, на того и кидаешься, как пёс!
- Вызови врача, тебе помощь нужна. - Жестоко оборвал Артём. - А я ухожу.
- Не жить тебе! – Яростно, убежденно кричала тётка вслед. – Не может мать-земля таких извергов носить!
- Ну завела. – Процедил Артём. – Мне уезжать пора. В городе всё ещё неспокойно. Тёть Насть, куда мама моя ушла? Звонила ночью, приглашала, а теперь приехал к замку.
- Она к твоей сестре поехала, в Красавку. А звонила тебе я.
- Что за фокусы? Почему ты своим именем не представилась? – Раздраженно спросил Артём. Голоса у матери и тёти Насти действительно были схожи.
- А приехал бы?
- Я понимаю, тебе тяжело, но с ума не сходи. Вытащила меня сюда для скандала. От службы оторвала. Если бы ещё с похоронами помочь было некому… а то вон, родни полдеревни.
- Не нужна мне твоя помощь. Провались ты! – Тётка отшатнулась в сумрак коридора.
А бабы в палисаднике молчали. Неподвижные. Ни одна не посмотрела на него, не поменяла позу. Только их тени удлинились, и Артём прошёл по этим теням. И вдруг ощутил, что увязает. Земля выглядела плотной, утоптанной и всё же кроссовки медленно погружались в неё. Он выругался, ничего не понимая. Оглянулся на тётку. Та смотрела ему вслед угрюмо и сосредоточенно.
Он завёл машину. Досадуя на случившееся, подумал, что должен успеть в город до темноты — ночью беспорядки могут возобновиться.
Вскоре машина выкатилась за околицу. Сколько времени? Наверное, около полудня. Слева на низком кургане мелькнула каменная баба. Когда-то местный краевед водил сюда школьников, среди которых был и Артём, и прямо на кургане вёл урок.
Артём взял мобильник, набрал номер сестры:
- Мама у тебя? Позови.
- Тёмушка, как ты там, сынок? - Голос родительницы был встревоженным. - И что за напасти у нас сегодня. Я, видишь, у Лили, она приболела. А надо бы Насте помогать...
Артём знал, что его младшая сестра ждёт ребенка и мать старается чаще бывать у неё.
- К Лиле приезжай, вот и увидимся.
- Некогда, извини. Работа.
В другое время Артём охотно навестил бы сестру. Но сегодня настроение было ни к чёрту. В городе продолжались волнения. На площади митинговали. Возле общежития, где прятались кавказцы, толпились взбешенные местные жители. Ночью сожгли полицейскую машину. Он вызвал из соседней части солдат. Попросил несколько БТРов, это должно припугнуть распоясавшуюся молодежь, орущую: «Мы русские! С нами Бог!». По мнению Артёма, Бог был с теми, кто на данный момент лучше вооружен и подготовлен. А это его орлы. Он выслушал от матери скудные провинциальные новости, машинально кивая и невпопад поддакивая, благо за дорогой не надо следить — степь ровная, как стол. Пообещал:
- Когда всё успокоится, возьму отпуск и нагряну на пару недель.
- Настя мне сказала... ты командовал, когда в ребят стреляли.
- Дались вам эти ребята! – Раздраженно выкрикнул он. – Нацисты!
- Тёма, разве Лёша такой? Да и в райцентре говорят, что довели наших.
- Мама, осторожней.
- Так все думают. – Простодушно заметила она. – Но я вот что сказать хотела, ты бы в церковь заглянул, покаялся.
Артём скривился, но промолчал.
- Лешкина мать тебя прокляла. Она к каменным бабам ходила, сделала тебе на смерть.
Артём хмыкнул:
- Сделала на смерть? И ты веришь в эту чушь? Образованная женщина, всю жизнь среди книг провела в своей библиотеке. Ты их читала хотя бы? Средневековье дремучее.
- Тёма, я сама в молодости у этих истуканов твоего отца выпросила. Он на другой девочке хотел жениться. Я пошла в степь, им поклонилась и всё по-моему вышло. Потом ты болел, я тебя носила к бабам этим, чтоб вылечили…
- Ох, темнота! – Артём не сдержал улыбки. - Просто четыре валуна обтесали кое-как дикари, водрузили на могилы, а вам, деревенским, лишь бы кому поклоны бить.
- Тёма, они не простые. Старики рассказывали.
- Мне не до баек. - Отчеканил он.
Мельком глянул в пыльное зеркало – загорелое лицо с почти сросшимися темными бровями, усталые глаза, тонкие обветренные губы, тяжелый подбородок. Воин. А в интернете визжат, что палач. Кто вы без государства? Варвары, толпа, вас же надо в загоне держать и контролировать. Зачем стадам дары свободы? Это точно, свободой надо уметь распорядиться, а вы не доросли пока. Каждый возомнил себя личностью, чьё мнение должно учитывать.
Артём мало общался с двоюродным братом. Кому интересно слушать вот такое от белобрысого сопляка-второкурсника:
- Артём, ты говорящий прах. Марионетка власти. Если начнётся какая-нибудь заваруха, вас будут использовать против народа пока возможно, а сами в это время наворованное добро отправят за бугор, семьи эвакуируют и сбегут. А вы где скроетесь при вашей зарплате? Будете потом объявы размещать в интернете: приютите нас, нет ли пустующего домика на хуторе близ Диканьки? Вот ты куда свою Надю отправишь, когда начнутся люстрации?
- Думай о себе, - огрызался Артём. – Пока вы прячетесь по подпольям, только и хватает вас на то, чтобы забор разрисовать да чурку отпинать. Сопротивление…
- Согласен. Надо мэрии захватывать, отделения полиции, власть менять, начиная с провинции, раз с Москвы не получается. – Крамольничал Лёшка.
- Хватит чушь пороть. В институте восстановись, а то не в армию, ни учиться, не богу свечка, ни черту кочерга.
- Не люблю слишком правильных людей. Что-то в них неестественное. Как ходячие мертвецы. Вот ты правильный слишком. Но такое впечатление, что ничему не радуешься. Да и вообще все реакции словно по кодексу, где написано, что одобрять, что осуждать.
- Есть такой кодекс. Уголовный.
- Ты с ним в голове и родился.
Ну ничего общего у них не стало с тех пор, как Лёшка поступил в институт, а Артём в школу милиции. А ведь когда-то почти не расставались – сначала в казаки-разбойники играли, потом ходили в клуб на танцы и даже там стали встречаться с сёстрами. Артём со старшей - Надей, а Лёшка с младшей – Верой, правда потом бросил её. И как не приезжал домой, так с новой дружил. Аргументировал тем, что у революционера не должно быть привязанностей. Оправдание для раздолбая.
Артём же на Наде женился. И всё шло путём до этого безобразного бунта. Зарплата неплохая, плюс крышевал бизнес в центре. Квартира, дача. Сынишка-пятиклассник первые места занимает на спортивных соревнованиях. Отпуск проводят не в пошлой Турции, а в Западной Европе. Но никогда не хотел Артём быть в центре внимания - он не политик, чтобы его биографию и работу полоскать в прессе. А последние три дня только и слышит своё имя, что по телевидению, что по радио. Он увеличил громкость радиоприемника в машине, стал искать юмористическую передачу, чтобы отвлечься.
- Патриарх Московский и Всея Руси посетил… - Постным тоном вещал диктор.
- Более восьмидесяти процентов россиян поддерживает… - голос ведущей ликующе звенел, но Артём знал, что сейчас начнётся враньё.
- Ты снова даришь мне цветы! Цветы… - пискнула певичка.
- Семейство каменных пустынниц. Просторы поля сторожило… - Заунывно завёл декламатор. Ещё и стихи взялись читать! Он раздраженно выключил радио. С недавних пор по всем программам передавали только глупейшие песни о любви или казённые позитивные новости. С одной стороны, это начинало раздражать, с другой, как представитель власти Артём цензуру одобрял.
Вдруг мотор заглох, он вышел, попытался выяснить, в чём проблема. И заметил, что снова увязает. С удивлением посмотрел под ноги — горячая земля казалась плотной как камень, но обувь погружалась в неё, словно в грязь. Вдруг вспомнились слова матери «она тебе на смерть сделала». Да что за вздор? С досадой захлопул крышку капота, вернулся в машину, выпил воды из пластиковой бутылки, попытался дозвониться в автосервис райцентра - связи нет. Артём вздохнул и решил вернуться в село — наймет грузовик или трактор — заплатит, возьмут на буксир. Но сделав несколько шагов ощутил забкость почвы и поспешно вернулся к машине — лучше дождаться, когда кто-то проедет мимо. Что за чертовщина тут творится? Он глядел на знакомую с детства равнину, иногда переводил взгляд на каменную бабу. Вдруг заметил приближающуюся к ней женщину, которая несла на руках ребёнка. Различил широкий жёлтый сарафан незнакомки, ржаные волосы, скрученные в тяжелый узел на затылке и полные загорелые руки. И сквозь землю не проваливается — сонно подумал он, разомлев от жары.
Подойдя к изваянию, женщина опустила ребенка на землю. Это был мальчик лет двух. Женщина сняла с плеча сумку, вынула из неё миску, поставила у ног бабы и насыпала туда крупы или зерна. Потом выпрямилась и стала нараспев произносить что-то. Артём различал только обрывки фраз. Напоминало молитву, но не христианскую, а вроде заговора - про мать-сыру землю. Баба вдруг шевельнулась и протянула руки. Артём тряхнул головой, чтобы отогнать морок — почудилась Но женщина тоже заметила движение изваяния, подхватила ребенка, бросилась бежать. Но вдруг вернулась. Каменная и живая женщины замерли друг напротив друга, наконец живая решительно протянула каменной своего сына...
- Так было! – Вдруг вспомнил Артём. Это же он в детстве и его мать, она носила его в степь, чтобы попросить у чудесных изображений исцеления от какой-то хвори. Просто забылось, потому что здравый смысл вытеснил воспоминание. Каменная баба берет его на руки и склоняет плоский лик из шершавого песчаника над его орущей, красной от жара мордочкой. И вдруг сквозь серый камень начинает просвечивать, брезжить, как сквозь пелену пыли её живое женское лицо, блестят тёмные глаза. Потом он слышит песню на незнакомом, но удивительно родном языке - похоже колыбельную. Больше ничего не запомнилось. И вдруг видение растаяло — не было в степи ни женщины, ни ребёнка, только недвижный тьмутараканский болван.
Артём выплеснул оставшуюся воду в ладонь и смочил горячий лоб. Крыша едет. Немудрено — на солнцепеке сидит, и кондиционер не работает почему-то. Откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
А ведь примерно здесь он в далёком детстве заблудился с братом Лёшкой. Было тому года три, а Артёму — шесть лет. Кажется, Артём точно знал, где озеро, куда мальчишки и направлялись на рыбалку, а вот поди же. Артём растерянно оглядывается, в степи бывал только со взрослыми, когда родители ездили на телеге сено косить, да с дедом на озере. И ничего приметного вокруг. Зря они сошли с дороги, думая сократить путь. Может быть, случайно миновали озеро? Но там несколько высоких ив, заросли ольшаника — увидели бы издалека. И вот уже солнце скрылось. А двое пацанов, вместо того, чтобы сидеть сейчас на пороге и хвастаться уловом перед домашними, стоят на бесконечном лугу в белесом мареве пара, поднимающегося от остывающей земли.
Из тумана выдвинулись фигуры. Артём схватил с земли камень и заслонил Лёшку. Но это были не чудовища и не разбойники, а женщины в длинных платьях, расшитых цветным бисером. Одна была совсем старенькой, лицо в морщинах, и ещё двух он тоже мог бы назвать бабушками. А чётвертая оказалась совсем молодой, стройной, с толстыми светлыми косами. Артём был просто поражен её обликом. Тогда, в шесть лет, он впервые счёл красивой женщину. До этого мига понятия красоты для него словно не существовало – к маме испытывал чувство привязанности и благодарности, тётю и бабушку побаивался, а соседская хулиганистая девчонка играла с ним в войну и считалась просто товарищем. Но на эту девушку ему хотелось любоваться. Он и сейчас может припомнить её тёмные блестящие глаза с длинными ресницами, тонкий прямой нос, простодушно-ласковую улыбку и ямочки на щеках.
- С сенокоса идёте? – Наобум спросил он, прогоняя остатки оторопи. Они переглянулись, покачали головами. Потом заговорили. На странном, но почему-то понятном ему языке.
- Мы ждём мужей, они ушли убивать врагов. – Тусклым голосом проскрипела старуха.
- Ты ничего не помнишь! – Молодая с гневом обернулась к ней. – Мы уже знаем, что их убили, но не чужаки, а братья из соседнего племени, нам некого ждать. Боги ведают, сколько лун сменилось с тех пор, как мы прочитали заклятье и стали каменными, чтобы нас не забрали победители.
- Я отведу детей домой. – Произнесла младшая и взяла Артёма и Лёшку за руки. Они побрели сквозь туман.
Алёшка поднимал глаза на спутницу, от которой тонко пахло медом и полынью, видел лён волос, безупречный профиль в светлом кругу широкой луны, словно на старинной монете, которую Артём накануне нашел у порога.
- Как тебя зовут? – Осмелился спросить мальчик.
Она что-то проговорила на своём незнакомом ему, но понятном языке, он уловил смысл – Роса.
– Ты станешь могучим воином, – заметила Роса.
– Это хорошо. – Серьёзно ответил Артём, сразу поверив. – А с кем я буду воевать?
– С братьями. - Ответила она грустно.
Артём вспомнил соседа, которого недавно похоронили, свой безотчетный ужас от хора плакальщиц и внезапно спросил:
– А я умру?
– Конечно. И по твоей могиле прогонят железный табун.
- Как это? – Изумился Артём. Он знал, что в селе есть несколько лошадей, которых старый конюх важно называет табуном. Но они были не железными, живыми, он гладил их жесткие гривы, подносил к фыркающим бархатным мордам пучки сочной травы...
- Не знаю, я просто чувствую рассказ земли, мы все связаны с ней - и живые, и мёртвые.
Артём задирал голову, рассматривал её лицо, иногда спотыкался, оступившись в нору суслика. Ему казалось, что девушка постепенно становится ниже ростом.
- Огоньки! – Радостно воскликнул Артём. – Скоро будем дома! Эй, почему ты остановилась?
Дёрнул красавицу за руку, неожиданно твёрдую и холодную, глянул на неё и отскочил в сторону. Это была одна из каменных баб - сглаженный степными ветрами и ливнями древний истукан, немного наклонившийся вперёд, словно застыл на ходу.
- Лёшка! – Вскрикнул Артём.
Младший брат, ничего не понявший и потому не испугавшийся, спокойно топтался неподалёку. Артём схватил его за руку и потащил к деревне. Он не рассказал о случившемся матери, да той было и не до рассказов, оказывается, мальчишек искали всей семьёй. Артёма выпороли ремнём и закрыли ночевать в тёмной кладовой на жестком сундуке. Происшествие в степи стало его первой тайной.
Ещё раз степная красавица пригрезилась ему, двенадцатилетнему, в смутном волнующем сне. Они лежали рядом на траве. Теперь она казалась обычной девушкой чуть постарше него. Он видел её нежную шею с тяжелыми бусами из обожженной глины. Толстые светлые косы. Она положила тёплую руку ему на спину и повела ладонью под рубашкой. Внезапно он проснулся оттого, что где-то на дороге просигналил грузовик. А как хотелось знать, что могло случится дальше. Артём огляделся. На кургане цвели мелкие розовые гвоздики, а вокруг колосилась рожь. Он смотрел в овальное лицо каменной бабы с размытыми чертами, постепенно воссоздавая в памяти облик красавицы, гибкое живое тело, спрятанное в серый кокон минерала. Сейчас спит она, а он проснулся. Приподнялся на цыпочки, поцеловал тёплый камень туда, где была намечена линия маленького рта, и пробормотал: «Просыпайся». Ощутил запах мёда и полыни.
Значит, тётка ходила к каменным бабам. Постой, а кто были те незнакомки, стоявшие у её крыльца? Те траурные ведьмы? Не они ли спустились с холмов, чтобы вынести приговор ему? Чушь... Солнце достигло зенита, теперь он мучился от жажды. Представил озеро, на котором рыбачат земляки, оно слева, если пройти по пашне и через полосу некошеной травы, откроется ниже по склону, с медленной рябью на золотистом щите воды. В глинистом откосе - норки береговушек, к воде ведут следы сусликов, волков и лис, всей местной живности. Артём зажмурил глаза, представляя, как бросается в тёплую воду, плывёт, омываемый влагой от пыли и пота, ныряет и видит открытыми глазами мягкие космы колеблющихся на песчаном дне водорослей и метнувшихся в стороны серебряными стрелами рыб. Выныривает, выходит из воды и воздух кажется не раскалённым, а веющим нежной прохладой.
Артём выглянул из машины — земля уже дошла до её днища. Его охватил ужас, но не цепенящий, а подталкивающий найти единственно верное решение. Он должен просто добежать до села, как можно быстрей. Артём вырвался из машины, как из склепа, и бросился туда, где виднелись красные крыши Красавки. Ноги увязали, но он стремился вперёд, пока не заметил - с каждым шагом ноги труднее вытаскивать их из земли, оказывается, с каждым шагом он погружался всё глубже, словно густая трясина становилась болотной жижей. Вот он уже по колено. Тяга земная, - пробормотал он, неизвестно откуда взявшиеся слова. Понял, что только приближает гибель и с трудом вернулся к машине, словно выплывая из болота, когда он вполз на капот и сел, то судорожно отряхнул брюки от сухой пыли.
- Пятнадцать часов, тридцать минут, - сообщило радио. - И снова природа радует солнечной погодой. Начинаем концерт по заявкам. Прекрасного летнего настроения, дорогие слушатели!
- Заткнись, дура. - Пробормотал Артём. Он привык говорить, что сам решает свои проблемы, а эту решить не мог, от него совершенно ничего не зависело. Хорошо, допустим, он действительно проклят. Проклятие — явление мистическое, но для любого действия есть противодействие. Насколько он помнит по фильмам ужасов, существуют спасительные молитвы и заклинания. Вот только он никогда не верил в сверхъестественное и даже те встречи с каменными бабами толковал как детские фантазии. Припомнил начало какой-то молитвы, но дальше двух первых строк дело не пошло, да и не верил он в их силу. Снял майку и замотал голову, опасаясь солнечного удара. Мать-сыра земля решила забрать его, не хочет носить его, держать его, спешит напустить на его тело прожорливых червей, растворить в себе, сделать ничем.
Тут его осенило. Артём обернулся к каменной бабе:
- Эй, давай я пообещаю тебе что-нибудь, а ты поможешь? - Он говорил с той, спрятанной в камне светловолосой степнячкой. - Местные тебе зерно носят, ну что за смешной дар? Я в твою честь обещаю убивать! Хочешь?
Он усмехнулся — сколько ещё будет в жизни «горячих точек» и разгонов демонстраций. Но улыбка сползла с лица. Невольно вспомнил рассказы о похороненных заживо. А тут даже не в гробу, земля полезет в ноздри, в рот. «Жри землю! Жри!» - он лет в пятнадцать одолев в драке Лёшку, тычет его лицом в пыль возле ДК, из-за чего была та драка? Из-за случайного слова, вроде бы Лёшка упрекнул Артёма за то, что тот дал показания на их общего знакомого — настучал. А что же, покрывать преступника? Мотоцикл чужой угнал. Сейчас в Интернете целые сайты создают, где составляют списки врагов государства российского — пишут на них заявления в ФСБ, - правое дело. Хотели гражданское общество, смутьяны? А это вам не гражданское общество — с добровольными доносами? Лёшку надо было вовремя посадить, тогда и не явился бы на ту клятую площадь райцентра, не кидал в полицию кирпичи, не угодил под пули, и следовательно сейчас не в гробу гнил, а на нарах дрочил, представляя свою драгоценную революцию. Шизик, бездельник, ни хрена не работал, жил по квартирам таких же безбашенных друзей. Нахватался политики в интернете. И вот за такого придурка умирать? А его мамаша, сука старая, потащилась ворожить. Ну кто бы знал, что такая сила есть в этой степи, где только тупые механизаторы и доярки в кривых хатах век коротают. Вот она, почва, ненасытное бескрайнее поле, которое поглотит Артёма живьём. И как глубоко он провалится? До хазарских захоронений, до скифов, до гуннов, до раскалённого ядра земли? Почему вот этот суслик, выбежавший на дорогу, может спокойно стоять на ней, а он нет? Артём махнул рукой. Суслик метнулся на обочину, исчез среди комьев пахоты. Крыша джипа сравнялась с землёй, которая начала наползать на блестящую чёрную поверхность.
- Да как же это прекратить?! – Закричал в безмятежно-синее небо. - Я не сторож брату своему! Раз ты его создал идиотом! - Голос разнёсся далеко по степи. Артём начал молиться - сначала крестился слева направо, потом вспомнил, что надо справа налево.
Серое крошево подбиралось к кроссовкам. Он обречённо наблюдал.
- Сынок, ты потерял что-то? Обронил? – Поинтересовался старческий голос. Артём вздрогнул, обернулся, к нему подходил старик. Сутулый, худощавый, в выгоревшей на солнце клетчатой рубашке, пыльных штанах, заправленных в кирзовые сапоги. Коричневое лицо в глубоких рубцах морщин. В правой руке путник нёс сумку. Направлялся либо в город, либо в соседнее село Ольшанку – подумал Артём. Старик кивнул ему и спросил:
- Автобус ждёшь? А его отменили, начальство говорит: невыгодно, мол. Так вот и шагаем на своих двоих по пятнадцать вёрст.
Артёму почудилось, что рядом с рассудительным и спокойным собеседником кошмар окончился, и старался не смотреть под ноги.
- Дед, как тебя зовут?
- Алексей Максимыч.
- Горький? – Артём криво усмехнулся.
Старик моргал добрыми подслеповатыми глазками, не понимая вопроса.
- Нет, Полянины мы.
- Полянины? Так ты тёзка Лёшки, брата моего.
- А он из наших краёв?
- С Красавки.
- Родился я там. Потом в Ольшанку перебрались. Ты в город идёшь или как? А то пойдём вместе. – Предложил старик. – Меня на этой дороге тоска берёт.
- Почему? – Насторожился Артём.
- У меня тут брат пропал. – Вздохнул старик. – Выехал из села, да так в городе и не появился.
- Как это?
Старик развел руками.
- Я вот что думаю-то: сбежал он.
- Почему?
- Да нехороших дел натворил тогда. Может, и почуял, что власть сменится и дал дёру.
- Власть поменялась, говоришь? А что же новая автобус так и не пустила?
- Куда там… Шило на мыло.
- Дед, у нас тут, что, зыбучие пески? Посмотри, что с машиной творится. – Артём ткнул пальцем в крышу «джипа», на которой стоял. – Ушла в землю!
- Да ты что! – Изумился старик. Он даже опустился на колени и потрогал руками металл. – Не шутишь ли, паря? Может, так и валялся лист железа на дороге? Со стройки какой везли и обронили…
- Нет. – Зло оборвал Артём его рассуждения. Гляди сюда. - И он ступил на землю, которая тут разошлась под ногами.
- Это как же так? Быть того не может! – Старик уставился на ноги Артёма, вытянув тощую шею.
- Машина заглохла, и земля стала её затягивать.
- Что за чертовщина!
- Вот именно. Здесь ещё такого не бывало?
- Отродясь не слышал…
- Дед, а в проклятья ты веришь? В то, что если пожелать человеку сквозь землю провалиться, он провалится?
Дед замахал руками:
- Экая чепуха! Тогда у нас каждый мужик проваливался бы семь раз на неделе, а пьющие, кого бабы ругают, и того чаще.
- Я брата убил. – Сообщил Артём.
- Так ты с тюрьмы что ли, парень?
- Я солдат! – Рявкнул Артём. – В городе появились террористы, они и сейчас там, только притихли, когда мы их проучили.
- Да откуда ж там террористы? – На лице старика появилось замешательство. – У меня телевизора нет, но я знаю, террористы далеко, а у нас все свои.
- Митинг собрался, потом общагу громили, полицию.
- Постой, то давно было, полсотни лет минуло, не меньше. И правда тогда стреляли в городе. А потом в других краях началось, почти до столицы дошло. Тёма, брат мой, в спецназе служил. А позже и сгинул без следа.
- А ты, дед, где был тогда?
- Я с нашими, как иначе.
- А год сейчас какой?
- Плохой год, неурожайный.
- Чёрт бестолковый. - Пробормотал Артём. - Ты хоть понимаешь, дед, что происходит? Я зайду в дом - дом провалится! Обниму жену – и жена вместе со мной в яму! Не носит меня земля.
- Отчитывать тебя надо, - непонятно сказал дед. – Ну раз боишься с места сдвинуться, я схожу за телегой в село. Запрягу лошадь и рысью сюда. Отвезу тебя куда скажешь.
- Спасибо. – Выдохнул Артём. Голова кружилась. Ему хотелось лечь на землю и исчезнуть в её прохладных неизбежных объятьях. Вдруг почудился смех. На пашне, по колено в земле стояла девушка. Почва вокруг волновалась, как чёрное море. Девушка разбрасывала из корзинки горстями что-то серое, он вгляделся – нет, не зерно, это была обычная пыль. Прах к праху – испуганно подумал Артём. Говорящим прахом обозвал его Лёшка когда-то.
- Кто там? – Спросил он у старика.
Тот огляделся, развел руками:
- Ты о чём, сынок?.. Ну ладно, пойду я. Ты не бойся, быстро вернусь.
Артём попытался улыбнуться. Старик засеменил в сторону села.
Ноги ушли в землю по щиколотку, крыши джипа уже не было видно и дело пошло быстрей, Артём ощущал, как земля ползёт всё выше, охватывая лодыжки. Некстати вспомнил, как просила Верка, которая к нему тайком от Лёшки бегала, не оставлять её, даже на колени бросилась и обняла его ноги. Он опустил глаза, земля поднялась выше колен — с растоптанным окурком, с осколком бутылочного стекла, с перламутровым крылом жука. Как там клялся строгой бабушке хмельной дед, начиная пахать огород под картошку? «Пусть меня земля задавит, если пойду неладно». Но у Артёма ведь всё было ладно. Он правильно шёл по жизни. Разве не так? Земля стиснула его бёдра. Он упёрся и попытался приподняться, но руки тоже влипли в сухое крошево, опоры не осталось. Твердь сжимала его в своих нерасторжимых объятиях с томной медлительностью сытой змеи, намеренной неизбежно проглотить жертву. Артём затрясся в бесслезном рыдании. Представил, как ищут его родные. Мать будет долго надеяться, что жив, убеждать других, что Артём на задании, поэтому не может позвонить. А тётка Настя станет радоваться, что сгинул убийца её сына. Жена выйдет за другого, как уж водится. Потому что увела его в землю каменная девка, тьмутараканский болван. Артём покосился на курган — баба была залита багрянцем, словно кровью. Он утонул в земле по грудь.
- Лёшка! - Истошно закричал он. - Алексей!
Вдруг в лицо ударил порыв ветра — прямо перед ним опустился ворон и уставился на человека нагло-уверенным взором.
- Пшёл, тварь! Я не падаль. - Просипел Артём, пытаясь вытащить из земли руку, взмахом спугнуть птицу. Ворон посмотрел в сторону и неохотно перелетел на пашню.
Артём вдруг всем телом ощутил дрожь земли, тяжёлую вибрацию почвы, сдавившей тело, подпирающей подбородок.
- Табун. – Прохрипел Артём. Издалека неостановимо мчалась лава прекрасных степных коней с безумными глазами, развевающимися гривами, тяжелыми подковами, которыми они раздробят его раскалённую голову... Но приближающийся звук оказался шумом моторов. На фоне густо-сиреневого вечернего неба вырастали тёмные силуэты бронетранспортеров.
- Я же сам вчера звонил в область, просил, чтоб приехали из военной части. – Пробормотал Артём. Они и ехали. Рёв моторов становился невыносимым. Словно всё ближе рычала, скрежетала, набирая скорость, брызжа человеческим фаршем, гигантская мясорубка гражданской войны. Он закричал, завертел головой, потому что больше ничего не мог сделать. А железная махина на тяжелых колесах в вихре колючих песчинок неумолимо надвигалась. Перед глазами мелькнула рубчатая резина шины…
Алексей Максимович, возвращающийся на телеге из Ольшанки, заставил лошадь свернуть на распаханное поле, остановил и уставился на бронетранспортеры. Один из солдат помахал ему с брони.
- Тёма? – Неуверенно спросил старик и долго провожал колонну взглядом, напряженно щуря слезящиеся глаза. Гладкая дорога курилась бронзовой пылью. Оранжевое солнце истово горело над бурыми пашнями.
