С 11 по 22 ноября в Варшаве прошла 19-я Конференция Сторон (КС) Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК ООН). Этот форум, оставшись практически незамеченным на фоне погрома российского посольства и выплеска страстей по пресловутой «евроинтеграции», тем не менее, весьма важен и представляет собой не слишком освещаемый механизм глобализации.
«Климатический саммит в Копенгагене для XXI века – то же самое, чем были для века XX конференции в Ялте и Потсдаме», - эта цитата из немецкой газеты «Tageszeitung», датированная 9 декабря 2009 г., посвящена 15-й КС РКИК в Дании и наглядно показывает глобальное значение «климатического процесса». Сегодня ситуация схожая: на 2015 г. намечено подписание того, что не удалось в Копенгагене, - нового глобального соглашения по климату взамен и так уже продленного далеко за свои первоначальные рамки Киотского протокола. И состоится оно, по замыслу организаторов, на площадке 21-й КС РКИК в Париже.
Немного истории
КС – исполнительный орган РКИК, который собирается ежегодно, начиная с 1995 г., когда в Берлине прошла 1-я КС. Сама РКИК, тесно связанная с Рио-де-Жанейрской декларацией по окружающей среде и развитию (Декларацией Рио), была заключена 9 мая 1992 г. и открыта к подписанию полтора месяца спустя, на той самой ооновской конференции в Рио-де-Жанейро (латинская аббревиатура РКИК - UNFCCC).
Кроме Конференции сторон, у РКИК имеются вспомогательные органы осуществления - ВОО (собираются один-два раза в год, в преддверии очередных КС, как правило в Бонне).
Официально заявленная цель всего «климатического процесса» – ограничение роста среднегодовой глобальной температуры двумя градусами Цельсия к 2050 г.
Как Декларация Рио, так и РКИК в своей проблематике острием упираются в тему «глобального потепления», внедренную в мировую повестку в 1987 г., докладом Римскому клубу «За пределами роста» (Эдуарда Пестеля). Спустя год, в 1988 г., появилась Межправительственная группа экспертов по проблеме изменения климата (МГЭИК, латинская аббревиатура - IPCC). В 2007 г. эта группа, возглавлявшаяся бывшим вице-президентом США Альбертом Гором, получила Нобелевскую премию за фильм «Неприятная правда», пропагандировавший неотвратимость и антропогенный характер «глобального потепления», якобы вызванного промышленной деятельностью человека.
Оценки и выводы МГЭИК, отраженные в ее периодических оценочных докладах, пятый из которых выходит в 2013-2014 гг., составляют международно-правовую основу РКИК и Киотского протокола, о чем в нем прямо записано (ст. 5.2). Именно поэтому «глобальное потепление» в ООН сомнению не подвергается, как не принимаются иные взгляды на его происхождение (не «парниковое», а, скажем, военно-геофизическое, на чем настаивают многие специалисты). Носителей этих взглядов публично высмеивают, призывая игнорировать «тех, кто считает, что Земля плоская». Причем, невзирая на то, что связь между теорией «глобального потепления» и климатическими изменениями, резко усилившимися, как следует из приведенного ниже графика, именно с конца 1980-х гг., ждет вменяемых объяснений, которые не в силах представить адепты «парникового» фактора, апеллирующие не к науке, а к идеологии.
По отнюдь не случайной «иронии судьбы» именно в 1987 г. появился другой фундаментальный концепт, в который «глобальное потепление» и было «упаковано» - «устойчивое развитие». Являясь продуктом жизнедеятельности не только Римского клуба (с его концепцией «глобального равновесия»), но и еще двух структур – ООН и Социнтерна – «устойчивое развитие» вышло из-под пера авторов специального доклада «Наше общее будущее», представленного Всемирной комиссией по окружающей среде и развитию (экс-премьера Норвегии Гру Харлем Брунтланд). А эта комиссия, в свою очередь, появилась на фундаменте еще двух комиссий – экс-канцлера ФРГ Вилли Брандта (по международному развитию) и экс-премьера Швеции Улофа Пальме (по вопросам разоружения и безопасности). Показательно, что все они действовали под эгидой ООН, но их лидеры представляли партии, входившие в Социнтерн (а Брандт еще его и возглавлял), занимая при том высшие посты в своих государствах.
Даже по срокам видно, что «глобальное потепление» и «устойчивое развитие» - такие же «закладки» на постсоветский период, как и создание Римского клуба, которое было приурочено к вовлечению прозападной части советской элиты в так называемую «глобальную проблематику» (под другим «соусом», кроме экологии, это бы не прошло). Кстати, в конце 1990 г., в канун распада СССР, увидел свет первый и единственный доклад, не адресованный Римскому клубу, а подготовленный им самим, причем, с характерным, много объясняющим названием «Первая глобальная революция» (авторы – президент клуба Александр Кинг и генсек Бертран Шнайдер).
Конференция 1992 г. в Рио-де-Жанейро – первое крупное событие постсоветской эпохи, когда руки авторов глобального мифотворчества оказались уже свободными. Маскировать свои замыслы стало незачем; поэтому проторенными тропинками двинулись вширь и вглубь, создав в том же 1992 г. структуры с названиями, не менее откровенными, чем у «римского» доклада: Комиссию ООН по устойчивому развитию (КУР) и Комиссию по глобальному управлению и сотрудничеству (КГУС), передавшую флаг «устойчивого развития» за рамками ООН все тому же Социнтерну в лице его вице-президента Ингвара Карлсона, еще одного шведского социал-демократического экс-премьера.
В 1995 г. КГУС выпустила фундаментальный доклад «Наше глобальное соседство», уточнивший особенности «устойчивого развития» в постсоветскую эпоху. Его «локомотивами» признавались бизнес и «глобальное гражданское общество»; целью – централизация контроля над природными ресурсами; способом – обеспечение необратимости глобализации с помощью реформы Совбеза ООН с переходом к региональному принципу его формирования. Первое в этой триаде отодвигало на обочину государства, подменяя их транснациональными и глобальными структурами; второе включало национальные ресурсы в «глобальное общее достояние» и устанавливало взимание за пользование им «глобальных налогов» («ресурсом устойчивого развития» объявлялась окружающая среда, а его инструментами – рынок в экономике и политическая демократия); третье передавало совбезовскую функцию кризисного управления новому Совету экономической безопасности (СЭБ). Отсутствие в нем права вето позволяло управлять мировой политикой с помощью проамериканского «агрессивно-послушного большинства», на которое СЭБ был бы обречен, учитывая предлагавшийся докладчиками порядок его формирования и принципы функционирования.
В 1996 г. основные идеи доклада «Наше глобальное соседство» по части реформирования ООН с внедрением в нее регионального принципа были продублированы от имени Социнтерна специальным докладом за подписью того же Карлсона. С середины 2000-х гг. в структуре Социнтерна функционирует Комиссия по устойчивому глобальному обществу (английское сокращенное наименование – SWSComission).
В нашей стране доклад был издан в том же 1996 г. издательством «Весь мир». Но затем, видимо по мере осмысления «демократической цензурой» чрезмерной откровенности заявленной в нем «глобализаторской» программы мирового переустройства, он был спрятан. В процессе работы над критической монографией «Мифы “устойчивого развития”. “Глобальное потепление” или “ползучий” глобальный переворот?» (М.: ОГИ, 2011), я смог отыскать его только в Государственной исторической библиотеке, и то с выдачей лишь в читальном зале (спасибо, что любезно согласились этот документ отксерокопировать – не даром, разумеется).
Соединим сказанное с задачами ограничения рождаемости и замораживания промышленного производства на уровне 1975 г., которые еще в 1972 г. были выдвинуты Римским клубом исходя из якобы произвольно подобранных факторов: роста численности населения, индустриализации, загрязнения природной среды, производства продовольствия и истощения ресурсов. И получим знаковое положение, зафиксированное принципом 8-м Декларации Рио: «Для достижения устойчивого развития …государства должны ограничить и ликвидировать нежизнеспособные модели производства и потребления и поощрять соответствующую демографическую политику» (курс. – Авт.). Это и есть квинтэссенция «устойчивого развития», превращающая его в глобалистскую стратегию десуверенизации (разгосударствления) и перехода к частной олигархической власти, которую для наглядности можно представить авторской формулой «трех ДЕ»: деиндустриализации, депопуляции, десоциализации.
Возвращаясь к проекту СЭБ, отметим, что когда этот номер не прошел, функции кризисного управления сначала передали Всемирному банку, «мозговым центрам» и региональным организациям (среди них выделялись НАТО, ЕС и региональные экономические комиссии). А затем - «Группе двадцати», которая предусмотрительно существовала с 1999 г. в формате глав центробанков и минфинов и в 2008 г. была повышена до уровня лидеров государств и правительств, ЕС и международных финансовых институтов (для этого, правда, пришлось организовать мировой кризис). Стоящий за «двадцаткой» Банк международных расчетов (МБР) – третье после Всемирного банка и МВФ звено глобального финансового управления – важная, но отдельная тема. Поэтому в этом анализе она не затрагивается.
На прошлогодней Конференции ООН по окружающей среде и устойчивому развитию «Рио+20» было решено создать в структуре ООН к 2015 г. некий «Политический форум высокого уровня», призванный организационно оформить проамериканское большинство, превратив его в послушный инструмент «двадцатки» и стоящих за ней глобальных финансовых институтов. Именно эта связка и является прообразом пресловутого «мирового правительства», социально-экономический блок которого через институт конференций ООН по окружающей среде (проводятся раз в 10 лет) завязан на «устойчивое развитие», а политический – через институт всемирных саммитов по целям развития (раз в 5 лет) – на так называемое «миростроительство», представляющее собой инструмент управляемого создания и разрешения внутренних конфликтов (пример Косово). С 2005 г. в структуре ООН функционируют Управление по поддержке миростроительства, Комиссия по миростроительству (КМС) и Фонд миростроительства.
Все идет к тому, что предстоящий Всемирный саммит 2015 г., на котором и планируется учредить «Политический форум», идеологически объединит оба этих «трека» в неких «Целях устойчивого развития» (ЦУР), в которые предполагается «упаковать» нынешние «Цели развития тысячелетия» (ЦРТ). Утвержденные ооновским Саммитом тысячелетия 2000 г., они, в свою очередь, были выделены из «Повестки дня на XXI век» - многостраничного документа, принятого конференцией в Рио 1992 г.; именно под реализацию ЦРТ и создавались упомянутые комиссии по устойчивому развитию и глобальному управлению.
Круг фактов и тенденций, необходимых для общего знакомства с мало известной широкой общественности стороной «устойчивого развития», воплощенной в стратегии «трех ДЕ», замкнулся. И, что самое главное, в эту идеологему органично вписывается та самая «борьба» с «глобальным потеплением», в рамках которой и планируется намеченное на конец 2015 г. подписание глобального соглашения по климату, параметры и нюансы которого обсуждались на 19-й КС РКИК в Варшаве.
«Делай, как сказано, - век воли не видать!»…
Как всегда, в преддверие саммита в Варшаве появилось множество «страшилок», рисующих ужасные картины будущего, если соглашения не получится, и вопрос ограничения и сокращения выбросов решен не будет. Это – привычное дело, участников конференций они особо не заботят; все ограничивается нагнетанием паники среди «прогрессивной» общественности, которую тем самым натравливают на переговорщиков. Некоторые из этих «страшилок» читатели, конечно же, слышали (хотя, видимо, не все и разные). Поэтому покажем системный характер этих «вбросов», без сомнения являющихся проявлением определенных интересов и политики.
В сентябре появилась первая часть очередного, пятого по счету оценочного доклада МГЭИК. Вероятность промышленного происхождения «глобального потепления» была поднята до 95-100% (ранее утверждалось, что она составляет 90-95%, а еще ранее – что всего лишь 66%), а эксперты группы обрушились с критикой на страны, отказывающиеся понижать обязательства по выбросам. И это после того, как обнародованные результаты были с точностью до процента «предсказаны» еще в 2010 г., что позволяет считать их заданными, а в предыдущем, четвертом докладе отыскались «ошибки», граничащие с откровенным подлогом.
Даже российское отделение WWF (WorldWildlifeFoundation) – второй наиболее мощной, наряду с «Гринпис», глобалистской экологической НПО с центром в Лондоне, - надо отдать ему должное – брезгливо признало необъективность авторов доклада, объяснив ее игнорированием не рецензируемых национальных источников. Которые, добавим, в рецензируемые мировые журналы просто не пробьются, если не выдадут на-гора требующиеся от них выводы. Все та же «демократическая цензура», понимаешь…
Не отстали и учредители МГЭИК. Всемирная метеорологическая организация (ВМО) усмотрела рост радиационного прогрева Земли с 1990 г. на 32%, особо «отметив» пик 2011-2012 гг. Концентрация углекислоты, по ее данным, возросла по сравнению с доиндустриальной эпохой до 400 ед. на миллион по объему (против 279 ед.), и эта статистика на конференции «склонялась» по полной программе всеми, включая исполнительного секретаря РКИК Кристину Фигейрес.
Другой учредитель МГЭИК - ЮНЕП (Программа ООН по окружающей среде) - напугала африканцев перспективой роста расходов на адаптацию к климатическим изменениям на 4% к 2100 г., а мировой аграрный сектор – удвоением к 2050 г. концентрации «парниковой» закиси азота. Ясно, что первая «страшилка» поощряет деиндустриализацию, а вторая – усиление продовольственной зависимости от глобальных монополистов, что является отдельной, очень крупной и критически важной проблемой, подробно раскрытой американским исследователем Уильямом Энгдалем в книге «Семена разрушения. Тайная подоплека генетических манипуляций» (СПб.: Геликон-плюс, 2010).
Случались в «страшилках» и явные нестыковки. Так, центр WorldEnergyOutlook Международного энергетического агентства (МЭА) предрек рост глобальной температуры на 3,5 градуса уже к 2035 г., а НПО ClimateActionTracker – практически на те же 3,7%, но только к 2100 г. Здесь, однако, всех «переплюнули» два сотрудника Гавайского университета (США), пообещавшие человечеству радикальное изменение климата (уменьшение запасов воды и пищи, инфекционные заболевания, перегрев организма, конфликты и т.д.) к 2047 г. при нынешнем росте энергопотребления и к 2069 г. при его стабилизации.
Само МЭА к конференции опубликовало устрашающий доклад, призвав в нем к «трансформации всего энергетического сектора».
Вываленный на обывателя список проблем можно продолжить усилением кислотности мирового океана, увеличением ущерба от погодных катаклизмов, восьмикратным ростом концентрации атмосферного метана и много еще чем. Так что по-настоящему впечатляет разве что геометрическая прогрессия нагнетания катастрофизма, особенно в сравнении с «шумовым оформлением» прошлогодней КС в Дохе, когда запугивающей фантазии хватило «всего лишь» на три-четыре эпизода, производящих на фоне дружного варшавского информационного «залпа» откровенно жалкое впечатление.
От Киото до Парижа
Прежде чем перейти к сути вопроса, отметим, что появление РКИК и КС РКИК – во многом вынужденные шаги «глобализаторов», на которые они пошли ввиду провала в преддверие 1992 г. куда более масштабного и впечатляющего проекта, именовавшегося за глаза «глобальной конституцией» - так называемой «Хартии Земли». Ширмой для нее послужил «Международный зеленый крест», на который после развала СССР был посажен облагодетельствованный западными «хозяевами жизни» предатель Горбачев.
Итак, РКИК ООН поделила страны на три группы, две из которых оформлены официально и включены в приложения I и II; фигуранты первого из них - развитые, входящие в ОЭСР, и «переходные» страны, второго – только члены ОЭСР. Первым предписано сокращать выбросы; вторым – представлять ресурсы, прежде всего финансовые, развивающимся странам, объединенным, уже вне рамок РКИК, в «Группу 77», негласным лидером которой является формально не входящий в нее Китай.
3-й КС РКИК в Киото (1997 г.) был принят знаменитый Киотский протокол, ограничивающий выбросы «парниковых газов», прежде всего углекислоты. Именно вокруг этого документа с тех пор и разворачиваются основные «климатические» баталии, приобретшие известность в связи со скандальным провалом 15-й КС РКИК в Копенгагене (2009 г.). Преодолеть его последствия не получилось до сих пор, но прошлогодней, 18-й КС РКИК в Дохе было принято решение о пролонгации протокола на «второй период», начиная с 1 января 2013 г. Мера вынужденная и временная: накануне этой даты срок действия Киотского протокола истек. Предполагается, что в 2015 г., на 21-й КС РКИК в Париже, будет заключено упомянутое соглашение по сокращению парниковых выбросов - новое, глобальное, всеобъемлющее и обязательное для исполнения. Однако в действие оно вступит только с 2020 г., когда и завершится «второй период» Киото.
«Глобализаторы» двигают его потому, что киотский «блин» в общем-то вышел «комом». Даже после его ратификации в 2004 г. Россией, благодаря чему он и вступил в действие, общий регулируемый им сегмент выбросов составил лишь «неприличные» 27% их общего мирового объема. Более того, от участия в протоколе уклонились Китай и Индия, не включенные ни в одно из приложений РКИК. В 2001 г. список его участников покинули США, а в 2011 г. - Канада. В 2012 гг., в ходе 18-й КС РКИК в Дохе, когда принималось решение о продлении действия протокола до 2020 г., от участия во «втором периоде» обязательств по Киото отказались еще три страны – Россия, а также Япония и Новая Зеландия. В Варшаве к этому списку присоединилась Австралия, и с такими потерями среди «главных загрязнителей», включая «большую тройку» - США, Китай и Индию - регулируемые Киотским протоколом выбросы уменьшились еще вдвое, достигнув «плинтуса» в 15%.
Отдельный разговор – о том, чего стоила нашей стране эта борьба за собственные национальные интересы, вести которую пришлось не только на внешнем, но и на внутреннем «фронте». Поскольку Россия должна знать своих героев и антигероев в лицо, приведем краткий перечень тех разнообразных VIP и структур, в том числе в самой власти, которые откровенно давили, противопоставляя корпоративные, а порой и личные интересы государственным.
Среди них Высшая школа экономики (Ярослав Кузьминов), Министерство экономического развития (МЭР), возглавлявшееся тогда его супругой Эльвирой Набиуллиной, Сбербанк (Герман Греф), «профсоюзы» олигархов и среднего бизнеса – РСПП и «Деловая Россия», вице-премьер Аркадий Дворкович, руководитель департамента МЭР Олег Плужников, директор российского WWF Игорь Честин. А также около 250 различных компаний, в том числе крупных и сверхкрупных, считавших, что упущенная ими прибыль от торговли квотами - мифологическая, ввиду обвала цен на них Евросоюзом, – намного важнее государственных интересов. Отдельно следует выделить премьера Дмитрия Медведева, как раз в этот период возглавлявшего российскую делегацию на конференции «Рио+20» и выступившего на ней с радикально глобалистских позиций («энергоэффективность, “зеленая экономика”, согласование энергетической политики» с Западом и т.д.).
Точку в этом споре смогла поставить только твердость президента Владимира Путина, демонстративно отделившего в своем Послании 2012 г. развернувшуюся глобальную борьбу за ресурсы от «экологических стандартов». То есть государственную «шерсть» от личной.
В целом ход и исход переговорного процесса в Варшаве подсказывает, что достижение полного консенсуса по новому соглашению, несмотря на все «страшилки» и откровенный нажим «глобализаторов», практически невозможно – так разнятся позиции его участников. Сама палитра этих позиций как нельзя лучше показывает всеобщее понимание, что исполняется нечто вроде «ритуального танца», в котором нужно кивать и соглашаться с якобы «общепринятым», но делать все по-своему, исходя из собственных интересов и осознавая при этом, что игрушки – игрушками, а дело – делом. Ибо если бы все происходящее было взаправду и всерьез, переговорным процессом не манкировали бы сами «глобализаторы» из США и ЕС, безоговорочно лидирующие по части таких игрищ.
Итак, в отличие от РКИК, поделившей участников «климатического процесса» с помощью приложений I и II на три группы стран (развитые, развитые и переходные, развивающиеся), реальные группы выглядят по-другому и разделены на внутренние подгруппы.
Так, отнюдь не едины развитые страны, которые можно объединить в первую группу и к которым причисляют и Россию. Одно дело – США, которые, покинув Киотский протокол, делают вид, будто участвуют в процессе, сосредотачиваясь не на сокращениях выбросов, которые им не нужны, а на других вещах. Например, на продвижении механизмов отчетности и мониторинга (MRV), трансфере «зеленых технологий» и контроле над финансированием адаптации развивающихся стран к климатическим изменениям через созданный на 16-й КС в Канкуне Зеленый климатический фонд (латинская аббревиатура – GCF) и связанные с ним структуры и механизмы.
ЕС же считает «климатический процесс» своей вотчиной, а себя – его «ударным отрядом». С опорой на экопром с примерным годовым объемом в $1 трлн он навязывает собственные стандарты остальным странам, включая Россию. Главное: Евросоюз не только в разы обваливает своими односторонними решениями цены на продаваемые квоты по «парниковым» выбросам, уничтожая тем самым это рынок. Но и, вопреки самому Киотскому протоколу (ст. 13.3), воспрепятствовал переносу квот, сэкономленных Россией, Украиной и Белоруссией (на них приходится четыре пятых всего их мирового объема) во «второй период» Киото.
Явочным порядком повышаются обязательства по сокращению выбросов. В Дохе российское, украинское и белорусское несогласие с включением этого положения в итоговый документ было попросту проигнорировано. Именно после этого Россия отказалась от продления своих обязательств, а на Украину из ЕС «надавили» перспективами «евроинтеграции» (как мы теперь знаем, мифологической), и она поступить так не посмела, усилив свою зависимость от Запада. (Указ Президента РФ от 30 сентября 2013 г. №752 «О сокращении выбросов парниковых газов» фиксирует наши обязательства к 2020 г. на уровне 75% от объема 1990 г.; на деле же из-за обвала 90-х гг. выбросы уже сократились на 32%, и у нас есть пространство восстановительного роста; именно это и не устраивает Европу, требующую от нас дальнейшей деиндустриализации).
Несмотря на соответствующее положение РКИК (ст. 4.2), России отказывают в ее требованиях пересмотреть список приложений I и II (ибо восточноевропейские страны давно вступили не только в ОЭСР, но и в ЕС), а также в признании своего «переходного» статуса. Манипуляции, препятствующие использованию «климатического процесса» в интересах интеграции на постсоветском пространстве идут и с так называемыми рыночными механизмами Киотского протокола - «чистого развития» (МЧР) и «совместного осуществления» (ПСО). В Варшаве, например, стоило России и Казахстану объявить об объединении национальных систем торговли квотами, как они подверглись критике со стороны регулирующей этот вопрос международной ассоциации.
Еще одну порцию критики, на этот раз со стороны ряда европейских НПО, наша страна получила за форсированное развитие угольной энергетики, не нравящееся «глобализаторам», стремящимся держать нас на «голодном пайке», но полностью отвечающее интересам отечественной энергетической самодостаточности и социально-политической стабильности.
Вторую группу составляют страны группы BASIC (БРИКС минус Россия) - Китай, Индия, Бразилия, ЮАР. А также примкнувшие к ним Индонезия, Мексика, Южная Корея, Венесуэла, Филиппины и нефтеэкспортеры Персидского залива – Саудовская Аравия, Катар, Кувейт и ОАЭ. В одной подгруппе здесь представлены два азиатских гиганта-миллиардера (по населению) – Индия и Китай, резко выступающие против любого обязательного сокращения и даже стабилизации выбросов. Причем, если Дели хотя бы согласен рассматривать этот вопрос при наличии внешнего финансирования, то Пекин более, чем категоричен: тема не обсуждается, никакие конкретные цифры и сроки (тем более в 50% к 2050 г., как того хочет Европа) неприемлемы и, более того, развитые страны «должны» развивающимся, к которым себя причисляет Китай, ввиду их «исторической ответственности» (загрязняли, когда остальные, будучи еще доиндустриальными, этого не сделать не успели).
Автору этих строк уже приходилось отмечать, что позиция Китая во многом объясняется превращением экологии (низкоуглеродная «зеленая» экономика) в часть идеологического обеспечения стратегии своего развития, утвержденной в ноябре 2012 г. XVIIIсъездом КПК в качестве базового задания на XII пятилетку.
Причем, если еще на 15-й КС в Копенгагене (в 2009 г.) Китай не предъявлял претензии России, адресуя их в основном «большой семерке», то сейчас ситуация изменилась. Именно Пекин в апреле 2013 г. оказал жесткое сопротивление попыткам Москвы уточнить и изменить порядок и процедуру принятия решений на КС, чтобы не допустить повторения дохийского прецедента с игнорированием нашей позиции.
Непримиримую линию по отношению к сокращениям, созвучную китайской, но уже по другой причине – из-за опасений, что уменьшится мировое потребление нефти, занимают и страны Залива. Остальные маневрируют, соглашаясь поддержать как «европейское» сокращение выбросов в процентах и даже абсолютных цифрах, так и «китайское» - в удельных единицах (на единицу ВВП).
Что касается третьей группы, то на деле она включает отнюдь не всех участников G77 под предводительством Китая (куда входят и страны Залива), а лишь самые отсталые, требующие немедленных сокращений (среди них много островных, опасающихся затопления). Вслед за Китаем, они требуют равноправия с развитыми странами, в частности, признания базовым показателем эффективности борьбы с «глобальным потеплением» выбросов на душу населения.
Позицией приведенных групп, подгрупп и мировых лидеров определяются и перспективы нового климатического соглашения. Полемика развернулась по двум основным вопросам - схеме формирования обязательств и форме, в которую будет облечен окончательный документ. В обоих случаях пришлось выбирать «из двух зол», протягивая «ножки по одежке».
В центре первого из вопросов по-прежнему находится копенгагенский скандал 2009 г., парализовавший 15-ю КС и уже тогда остановивший принятие нового соглашения. Дело в том, что группа развитых стран (США, Великобритания, Дания и ряд других «привилегированных») в качестве такого соглашения подготовила и обсудила втайне от остальных «датский текст», устанавливавший квоты на выбросы на душу населения для себя на уровне, вдвое большем, чем для остальных. Кроме того, «текстом» предусматривалось, что финансированием помощи развивающимся странам займется не ООН, а международные финансовые институты, которые будут предоставлять ее на определенных политических условиях, под стратегии, усиливающие эффект деиндустриализации.
«Датский текст», обнародованный в канун конференции британской «TheGuardian», вызвал взрыв возмущения; проект соглашения, подписать которое собрались главы государств и правительств, не только «приказал долго жить», но и обернулся бумерангом в виде «китайского текста», в котором и было упомянуто об «исторической ответственности» Запада. В качестве предварительного условия любых дальнейших обсуждений от авторов аферы потребовали одностороннего и превентивного 40%-ного сокращения выбросов развитых стран, на чем все тогда, собственно, и закончилось.
«Датский текст» был классическим примером глобалистской схемы «сверху-вниз», когда задается глобальная цель, под которую подгоняются страновые обязательства. Поскольку после Копенгагена это стало невозможным, постольку при подготовке нового, парижского, соглашения 2015 г., применяется другой подход – «снизу-вверх»: страны сами берут на себя обязательства и включают их в общее соглашение. Но таким образом – это не только ясно, как Божий день, но и продемонстрировано массовым исходом из «второго периода» Киото индустриальных стран – невозможно закрепить весь массив обязательств в поле определенности. И до тех пор, пока соглашение еще не подписано, они будут пересматриваться отдельными участниками «климатического процесса» всякий раз, когда для этого будут складываться внутренние или внешнеэкономические основания. В самом же соглашении также постараются предусмотреть для этого «лазейки».
Итоговый документ КС в Варшаве, согласованный, как водится, уже в «добавленное» к конференции, ночное время, именно это и показал, причем наглядней некуда. Ради достижения консенсуса и выработки хотя бы какого-нибудь решения, в план работы над новым соглашением вместо конкретики в виде обязательств была включена расплывчатая формулировка страновых «вкладов в борьбу с изменением климата». (Исполнительный секретарь РКИК Кристина Фигейрес подтвердила, что изменения были внесены, «чтобы принять текст», без чего конференция провалилась бы не только по существу, но и формально).
Но ясно ведь, что «вклады» могут обеспечиваться не только сокращением выбросов, но и другими способами, скажем, перерасчетом поглощающей способности лесов или с помощью упомянутых рыночных механизмов (если они перейдут из Киотского протокола в новое соглашение). И России, особенно имея в виду предстоящую «новую индустриализацию и наличие до 2020 г. резерва в 7% роста выбросов, именно это и нужно.
Второй спорный вопрос – форма, в которой новое соглашение будет выработано и подписано. Из двух вариантов – жесткого (многосторонний договор) и мягкого (очередной протокол к РКИК, на этот раз не Киотский, а Парижский) - безоговорочно очевидным представляется второй, за который по той же необходимости «новой индустриализации» выступает Россия, предлагающая еще и ограничить срок его действия минимумом в 10 лет.
Единственный минус для нас – «стык», в котором мы оказываемся с требующим «исторических» преференций Китаем и идущей за ним «Группой 77». Как преодолеть эту коллизию?
Обсуждая новое соглашение по климатическим вопросам, ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов более высокий и опасный уровень глобализации. Поясню: в канун копенгагенского провала в Нью-Йорке состоялся Всемирный саммит по проблемам изменения климата (ВСПИК), на полях которого было выработано «краткое резюме», положенное в основу будущего «датского текста», предназначенного для обманного утверждения на 15-й КС РКИК. Саммиту в Нью-Йорке предшествовало принятие годом ранее, на 14-й КС в Бали, так называемого Балийского плана действий, которым и закладывались основные параметры несостоявшегося копенгагенского соглашения.
Нечто подобное происходит и сейчас. На завершившейся варшавской КС генсеком ООН Пан Ги Муном был инициирован созыв в сентябре 2014 г., в канун сессии Генеральной Ассамблеи ООН, еще одного, точно такого же ВСПИК. Так же, как и несколько лет назад, появилась соответствующая программа – Дурбанская платформа, принятая 17-й КС в ЮАР.
Не исключено, что скрытой целью опять ставится кулуарная конкретизация канкунских, дурбанских и варшавских договоренностей в интересах «золотого миллиарда». Ведь «Цели устойчивого развития», появление которых ожидается в сентябре 2015 г., на Всемирном саммите ООН по целям развития, потребуется проводить в жизнь. И как знать, не окажется ли их внедрение в новое климатическое соглашение первой задачей «Политического форума ООН высокого уровня», о создании которого будет объявлено там же, и опять за два-три месяца до решающей для нового климатического соглашения 21-й КС РКИК в Париже? Права вето-то на этом «высоком форуме» ни у кого не будет, и «агрессивно-послушное большинство», при отсутствии альтернативы, доверчиво и охотно перетаскает в западную «копилку» все «каштаны».
И не является ли тогда превентивное взаимодействие в разработке в противовес этой угрозе нового «китайского (или российского) текста» единственным шансом не только предупредить очередную «климатическую» провокацию, но и сблизить разошедшиеся здесь позиции наших стран до уровня поддержки «переходного» статуса России стратегическими партнерами из Поднебесной? (Не говоря уж о столь необходимой нам коррекции приложений РКИК).
К тому же, новый нью-йоркский ВСПИК и события осени 2015 г. разделяет не только целый календарный год, но и еще одна, 20-я КС РКИК в Лиме (Перу), на которой основные тенденции «климатического процесса» скорее всего уже проявят себя в полной мере. И совместная «домашняя заготовка» на этот случай ничуть не помешает!
Кто заплатит за банкет?..
Парадокс «климатического процесса» в том, что основным, наиболее животрепещущим вопросом для большинства участников конференций и «сходок», подобных варшавской, является отнюдь не новое соглашение по ограничению парниковых выбросов, а так называемое «климатическое финансирование». Вот как выглядела постановка этого вопроса исполнительным секретарем РКИК Кристиной Фигейрес в первый день конференции: «Мы должны сделать прозрачным финансирование, которое позволит всему миру перейти к низкоуглеродному развитию. Мы должны начать строительство механизма, который поможет уязвимым группам населения реагировать на непредвиденные последствия изменения климата. …Кроме того, на встрече в Варшаве будут приниматься решения, которые сделают полностью работоспособными новые институты поддержки развивающихся стран в рамках РКИК ООН в области финансирования, адаптации и технологий».
На кону деньги, выделяемые на помощь развивающимся странам по трем основным позициям. По Фигейрес, это снижение выбросов, адаптация к изменениям климата и компенсация ущерба и потерь от природных катастроф. И здесь, разумеется, превалирует вопрос, традиционный для всех и всяческих массовок, раздираемых конфликтами политических и прочих специфических интересов: «А бык? Бык-то где?».
Игрушки, в которые играет Запад на ниве «борьбы с глобальным потеплением», – игрушками, но за участие в них Западу же и приходится платить (что в общем-то справедливо). И не случайно, что в актуальную практическую плоскость вопрос финансирования был переведен скандалом все в том же Копенгагене. «Влипшие в историю» из-за интриги «датского текста» развитые западные страны оказались вынужденными откупаться от развивающихся, предложив им «отступные» в виде финансирования объемом $30 млрд на 2010-2012 гг., с доведением его к 2020 г. до $100 млрд в год.
Наобещав «с три короба», Запад, как водится, обманул. По данным аналитиков OverseasDevelopmentInstitute, до 80% из полученных развивающимися странами в первые три года $35 млрд являлись не дополнительным финансированием, а перепрофилированной официальной помощью в целях развития (ОПР), предусмотренной по линии ООН. Кроме того, почти половина этой суммы была предоставлена на возвратной основе - в виде не грантов, а льготных кредитов, причем, из частных средств, что получателей помощи, считающих, что она должна быть государственной, раздражает особенно.
В Варшаве развивающиеся страны потребовали ясности в этом вопросе, «ценой» которого называлось предоставление денег по первым двум позициям названной триады направлений финансирования (снижения и адаптации) в объеме $70 млрд до 2016 г. Но ясность так и не наступила, и непонятно, когда теперь наступит. С трудом продвигалось решение и по третьему направлению – ущербу и потерям; чтобы «лед тронулся», потребовался масштабный, беспрецедентный демарш с уходом 20-21 ноября с КС сначала делегаций стран «Группы 77», а затем ведущих экологических организаций (эмоциональным фоном для подобных действий стал катастрофический филиппинский тайфун «Хайянь»). Западные делегации во главе с США постарались избежать создания конкретного механизма компенсаций с фиксированными государственными обязательствами и перевалить их на страховые компании; развивающиеся страны настаивали именно на таком механизме.
Содержанием компромисса стало создание так называемого «Варшавского международного механизма по ущербу и потерям» (как требовала «Группа 77»), но «под крышей» институтов адаптации, которые были созданы на 16-й КС в Канкуне (2010 г.). А именно: упомянутого Зеленого климатического фонда, Механизма по (зеленым – Авт.) технологиям и Адаптационного комитета. (Дело в том, что эта «крыша» позволяет развитым странам задействовать ресурсы ООН и Всемирного банка, то есть повторить вышеописанный «фокус» с долгосрочным финансированием до 2020 г. и не производить дополнительные выплаты из своих бюджетов).
Как будет работать Варшавский механизм (который политические острословы уже окрестили новым «Варшавским пактом»), пока неясно. Поэтому единственным результатом 19-й КС, который может быть выражен в материальном эквиваленте, стало вымученное решение США, Великобритании и Норвегии выделить $280 млн на программу борьбы с вырубкой и сведением тропических лесов (REDD+), благодаря чему в ее реализации, по оценке лидеров конференции, достигнут определенный прогресс.
А теперь вот о чем. Организованность массового противостояния продвигаемой Западом глобализации, разумеется, впечатляет, если бы не одно «НО». Протесты экологических НПО против деятельности РКИК и «климатического процесса», в том числе тех, что засветились в откровенно бандитской акции у нефтяной платформы «Приразломная», отдававший экстремизмом «Марш экологов» и многое другое из варшавской ноябрьской действительности трудно квалифицировать иначе, чем проявлением антиглобализма. Между тем, антиглобализм – всего лишь «лояльная», то есть системная оппозиция глобализму, преследующая ту же цель мировой унификации и работающая на включение в глобальную мир-систему не только Запада, который составляет ее костяк, но и остального человечества. Отрицая антигуманизм либеральной глобализации, антиглобалисты противопоставляют ей псевдогуманизм «глобализации с человеческим лицом», хотя по опыту советской «перестройки» хорошо известно, что под «человеческой» маской как правило скрывается все то же мурло глобальной олигархии, являющейся главным бенефициаром общей глобалистско-антиглобалистской матрицы, на которой она попеременно играет то одной, то другой рукой.
Вот характерная риторика той же Фигейрес: «То, что сегодня происходит..., - не игра. Нет двух команд, нет победителя и побежденного, мы все либо выиграем, либо проиграем». Формула «мы все» (осталось добавить только «как один») - не что иное, как глубоко тоталитарный, причем в истинно «глобализаторском», а не в идеологическом или национально-государственном значении этого термина, сплав глобализма и антиглобализма. «Если глобализм - это целенаправленный проект объединения мира “сверху”, то антиглобализм …это движение за глобализацию (ту же самую) “снизу”, как бы “в интересах граждан” (то есть тех же самых “буржуа”), - тонко подмечает известный писатель и историк Владимир Карпец. - Здесь очень важно именно объединение - его широкий спектр: от консервативного протестантского фундаментализма до крайнего либертарианства и идеологии “прав меньшинств”. Впрочем, и то, и другое быстро устаревает, уступая место фундаментальному управлению массами, лишенными идентичности (любой)».
Не забудем: организационный и финансовый центр знаменитой акции «Оккупируй Уолл-стрит» находился отнюдь не в трущобах Гарлема или фавелах Рио-де-Жанейро – этой неформальной «столицы» «устойчивого развития», а во вполне себе респектабельном ванкуверском AdbustersMediaFoundation, в наблюдательный совет которого входит небезызвестный Джордж Сорос. Непонятно, что еще должно произойти для того, чтобы с глаз «революционеров» от антиглобализма, наконец, спала пелена рабской и наивной надежды на некое «чудо»?
* * *
Что в сухом остатке?
Укрепление национальной и международной безопасности требует от Российской Федерации активизации деятельности в двух базовых стратегических направлениях. Первое из них – сохранение и расширение участия в глобалистских институтах, подобных РКИК ООН и ее КС. Для чего? Чтобы если не возглавить, то не оказаться на обочине процесса, который на данном этапе нельзя предотвратить и не стать его главной жертвой. Особенно учитывая глобалистский интерес к российским природным ресурсам, масштабы которого раскрыты упомянутым докладом «Наше глобальное соседство».
Второе направление - максимальное освобождение от навязываемых этим процессом унифицированных требований и стандартов во всех сферах внутриполитической жизни, несовместимых с суверенитетом страны (включая решительное противодействие сторонникам внедрения концепции «устойчивого развития» в российскую законодательную и нормативно-правовую базу). С приходом к власти Владимира Путина эти стандарты, с одной стороны, оказались замороженными на федеральном уровне, а с другой, получили развитие в регионах, а также с помощью фрагментарного внедрения отдельных положений «устойчивого развития» в действующее законодательство.
Продвижению этих проектов способствует фактически официальное признание несовместимых с цивилизационной традицией России «общечеловеческих ценностей», а также приоритета внешнего управления (международного права) над внутренним (Конституцией и законами нашей страны). Поэтому актуальной двуединой задачей остается полное и окончательное изгнание из власти либеральных бесов и бесовщины, сопряженное с возвратом к первичности национального законодательства. Отказ России принять к исполнению вердикт международных судебных инстанций по делу «экологических» провокаторов с голландского судна «ArcticSunrise» - первая «ласточка», которая, как известно, весны не делает, но тенденцию, тем не менее, указывает.
Либеральный «Карфаген» - внутренний и глобалистский – будет разрушен!
