Протекционизм, пандемия, санкционные войны – все эти явления, которые мы наблюдаем последние несколько лет, способствовали сворачиванию глобализации в том виде, в каком мы её знали прежде. Международное разделение труда на глобальном уровне сужается и локализуется в отдельных регионах. Наступает эпоха формирования техноэкономических блоков, а это значит, что высокие технологии переходят в геополитическую плоскость и приобретают стратегическое значение. Для основных игроков мировой политики принципиальным становится вопрос технологической независимости и безопасности, и Европейский союз не исключение. Чтобы снизить геополитические риски раскалывающегося мира, в котором рушатся устоявшиеся производственные и логистические цепочки, Евросоюз решился овладеть ключевыми передовыми технологиями в области микроэлектроники, квантовых вычислений, искусственного интеллекта (ИИ) и блокчейна, а также озаботился поиском надёжных цепочек поставок. Иными словами – ЕС стремится решить проблему технологического суверенитета.
Термин «технологический суверенитет» часто используется для описания различных форм независимости, автономии и контроля над цифровыми технологиями и контентом. Но трактовка данного понятия может различаться в научном и политическом дискурсе. Некоторые учёные полагают, что «технологический суверенитет» можно интерпретировать как «необходимость для страны развивать или сохранять в отношении ключевых технологий собственную автономию или же иметь как можно более низкий уровень структурной зависимости». Другие считают, что это «способность страны (или группы стран) автономно генерировать технологические и научные знания или использовать технологические возможности, разработанные внешними игроками, за счёт активизации надёжных партнёрских отношений». Таким образом, в первом случае акцент сделан на самостоятельное развитие ключевых технологий, а во втором – смещается в сторону установления надёжных партнёрских связей. У европейских чиновников понимание технологического суверенитета пролегает где-то посередине выше представленных интерпретаций. Так, еврокомиссар по внутреннему рынку Тьерри Бретон, раскрывая в программной речи от 2020 года своё понимание стратегической автономии, которая в целом напрямую связана с концепцией «технологического суверенитета», высказал следующее мнение: «Стратегическая автономия не предполагает протекционизма. Речь не идёт о закрытии дверей для наших партнёров, самоизоляции или блокировании иностранных инвестиций… Это скорее способность иметь выбор в развитии и обслуживании нашей инфраструктуры, технологий, навыков, компетенций, а также снижать критическую зависимость от третьих стран, чтобы при необходимости мы могли полагаться на собственные силы». Отсюда возникает проблема баланса: что будет превалировать – развитие собственного высокотехнологичного производства или же привлечение к сотрудничеству внешних партнёров? Для того, чтобы в этом разобраться, рассмотрим, как Европа готовится к автономному «технологическому плаванию» и возможно ли это вообще в обозримой перспективе.
Меры для достижения «технологической свободы»
Первое, на что стоит обратить внимание, – Евросоюз не начинает свой путь к «технологической свободе и безопасности» с чистого листа. Государства – члены ЕС имеют серьёзный технологический задел. Например, у всех на слуху финская Nokia, немецкие Siemens и Bosсh, французская Orange и так далее. Если рассматривать сферу микроэлектроники, то в странах ЕС умеют делать широко востребованное в мире оборудование для производства полупроводников (нидерландская компания ASML), криптографические чипы (немецкая Infi neon), полупроводниковые компоненты (нидерландская NXP) и прочее. Помимо этого, стоит обратить внимание и на имеющиеся вычислительные мощности. Например, французская компания Atos занимается производством суперкомпьютеров, а также ведёт разработки в области квантовых вычислений (сфера квантовых вычислений пока находится на экспериментальной стадии, но имеет большой прорывной потенциал). Однако, несмотря на серьёзный технологический потенциал, в современных нестабильных геополитических условиях этого оказывается недостаточно. Поэтому для относительно автономного и безопасного плавания в «технологическом океане» (а в перспективе – для конкуренции с американскими и китайскими «акулами») ЕС действует одновременно в нескольких направлениях. Во-первых, в Евросоюзе много внимания уделяется выработке технологических стандартов и норм в цифровом пространстве, которые должны помочь в установлении контроля над технологиями. Например, там уже действует Закон о защите персональных данных (GDPR) и ждут своего часа Закон о цифровых рынках (DMA) и Закон о цифровых услугах (DSA), призванные ограничить доминирующее положение американских техногигантов в Европе и защитить пользователей в цифровом пространстве*.
*По данным экспертов, европейские компании на 90 процентов зависят от американских поставщиков услуг в управлении своими данными, что создаёт риски с точки зрения контроля над доступом третьих лиц к данным, шпионажа, киберугроз и безопасности доступа.
В Европарламенте считают, что принятие новых законопроектов – это не только возможность задать вектор развитию цифровой экономики в ЕС, но и стать глобальным ориентиром в плане разработки стандартов, что может компенсировать проигрыш Европы в битве за технологическое лидерство. Открытие в начале сентября офиса ЕС в Кремниевой долине для предоставления европейским регулирующим органам прямого доступа к американским техногигантам показывает всю серьёзность намерений Союза стать лидером в области технологического регулирования. Во-вторых, европейцы увеличивают ассигнования на НИОКР, а также развивают рамочную программу научных исследований и инноваций Horizon Europe, бюджет которой на 2021–2027 годы составит около 95,5 миллиарда евро. Отдельно стоит несколько слов сказать о развитии исследовательских программ ЕС в области квантовых вычислений, тем более что с 2018 года Евросоюз сделал квантовые технологии своим приоритетом и выделил 1 миллиард евро на финансирование программ совместных исследований в течение следующих десяти лет. Quantum Flagship – одна из наиболее амбициозных исследовательских инициатив ЕС, которая считается крупнейшей международной структурой финансирования квантовых технологий. В Евросоюзе опасаются отставания в квантовой гонке, поскольку это грозит серьёзными рисками, в том числе и в сфере кибербезопасности (предполагается, что квантовые компьютеры будут способны взламывать существующие протоколы шифрования за считанные секунды). Кроме того, по словам экспертов, квантовая криптография и квантовые компьютеры могут оказаться в списках оборонных и стратегических товаров и, таким образом, подпадут под действие экспортных ограничений. В-третьих, брошены силы на разработку и производство собственной высокотехнологичной продукции. Так, в феврале 2022 года Европейская комиссия обнародовала Закон о европейских чипах. В планах ЕС – разрабатывать и производить собственные передовые чипы, чтобы не испытывать в них дефицит. В соответствии с этим законом Комиссия планирует выделить 11 миллиардов евро из государственных средств на исследования, проектирование и производство полупроводников. Всего до 2030 года должно быть привлечено 43 миллиарда евро государственных и частных инвестиций для расширения доли ЕС на мировом рынке полупроводников с 9 до 20 процентов.
Помимо чипов, Евросоюзу для обеспечения технологической автономии и успешного вхождения в эру «экономики данных» нужны и собственные передовые вычислительные мощности – суперкомпьютеры и квантовые технологии. Поэтому в ЕС реализуется инициатива по созданию суперкомпьютеров, включая экзафлопсные высокопроизводительные вычисления. В частности, 13 июля 2021 года Европейский совет принял постановление о создании совместного предприятия EuroHPC, цель которого развернуть первоклассную суперкомпьютерную инфраструктуру по всей Европе для удовлетворения потребностей пользователей, а также разработать исследовательскую и инновационную экосистему для технологий высокопроизводительных вычислений. К 2023 году планируется создать две экзафлопсные машины, которые надеются разместить у себя Франция и Германия. Кроме того, предполагается, что эти суперкомпьютеры будут обеспечены чипами европейского производства. Так, в Евросоюзе имеется план разработки микропроцессоров для экстремальных вычислений с низким энергопотреблением, известный как European Processor Initiative (EPI). За разработку чипов отвечает молодая компания SiPearl, которая планирует запустить процессор Rhea в 2022 году и вовремя доставить его для европейских экзафлопсных суперкомпьютеров в 2023 году. В сфере квантовых технологий развивается сотрудничество между отдельными государствами – членами ЕС. Например, недавно был подписан Меморандум о взаимопонимании между Францией и Нидерландами для академического сотрудничества и для создания синергии между французскими и голландскими компаниями.
Что мешает обрести желаемое
По мнению Тьерри Бретона, чтобы «управлять цифровым переходом и избежать внешних зависимостей в новом геополитическом контексте, радикальные изменения должны быть достигнуты быстро». Однако, несмотря на все достижения, есть факторы, которые серьёзно тормозят этот процесс:
- Структурная зависимость от иностранных компаний в различных секторах – начиная от сырья и материалов и заканчивая цифровыми платформами и телекоммуникационной инфраструктурой. (При производстве современного чипа используется около девяноста элементов таблицы Менделеева. К этому стоит добавить, что всё сырьё, применяющееся в микроэлектронике, требует высокой степени очистки, а это отдельный достаточно трудоёмкий и дорогостоящий процесс, который сегодня способны реализовать лишь несколько компаний в мире). Например, существует сильная зависимость от американской и азиатской полупроводниковой продукции таких компаний, как Intel, TSMC, AMD, Nvidia. Кроме того, на европейском рынке доминируют американские ITкомпании, которые поставляют в Европу программное обеспечение, процессоры, компьютеры, облачные технологии* и так далее.
*По данным Synergy Research Group, на долю трёх крупнейших облачных провайдеров в мире – Amazon, Microsoft и Alphabet Inc. – приходится 69 процентов европейского облачного рынка. Крупнейший европейский поставщик облачных услуг, Deutsche Telekom, владеет лишь 2 процентами доли европейского рынка, за ним следует OVHCloud с долей 1 процент.
ЕС в значительной степени зависит от Китая в отношении машин для автоматической обработки данных, телекоммуникационного оборудования и электроэнергетического оборудования, а также на 98 процентов от импорта редкоземельных металлов.
- Недостаток частных и государственных инвестиций (в сравнении с теми же США*) в наукоёмкие отрасли и нехватка венчурного капитала, что, по мнению экспертов, грозит не только поглощением европейских предприятий и стартапов иностранным капиталом, но и их релокацией из ЕС в третьи страны.
*Например, Закон о европейских чипах предусматривает выделение 11 миллиардов евро государственных инвестиций. Вместе с тем в августе 2022 года в США был принят CHPIS and Science Act, благодаря которому в течение пяти лет будет предоставлено 170 миллиардов долларов для стимулирования научных исследований в США и около 52 миллиардов долларов государственных субсидий на производство полупроводников в США, а также будет выделен инвестиционный налоговый кредит для заводов по производству микросхем, стоимость которых оценивается в 24 миллиарда долларов.
- Проигрыш по количеству патентов Китаю и США, что усложняет европейцам выход на рынок со своими изобретениями и технологиями.
- Проблема экспорта европейских технологий в другие страны в условиях санкций и закрытых рынков Америки и Китая. Сегодня Соединённые Штаты и Китай держат свои рынки закрытыми для иностранных поставщиков, поэтому, например, такая европейская компания, как Atos, не может надеяться на экспорт своих машин в эти страны, и её рынок в основном расположен в Европе, Бразилии и Индии. Наличие рынков сбыта имеет огромную важность для конкурентоспособности и рентабельности предприятий.
- Увеличение военных расходов, что отвлекает часть инвестиций, которые можно было бы выделить на технологическое развитие. В краткосрочной перспективе ЕС намерен выделить дополнительные 200 миллиардов евро на военные нужды.
- Трудности в выработке и ведении скоординированной технологической политики среди 27 государств – членов ЕС.
- Энергетический кризис – одно из ключевых препятствий для стабильного функционирования производственного процесса. Для функционирования тех же суперкомпьютеров или фабрик по производству чипов требуется огромное количество электроэнергии. (Счёт за электроэнергию для суперкомпьютера составляет десятки миллионов евро в год. Например, Fugaku - японский суперкомпьютер, потребляет от 30 до 40 мегаватт с соответствующими ежегодными затратами до 40 миллионов евро в год). Нынешняя «чрезвычайная ситуация» в обеспечении энергетической безопасности и неопределённость существенно тормозят наращивание европейских вычислительных мощностей и в целом технологическое развитие ЕС.
Большинство из вышеназванных проблем – трудно решаемы. Для их преодоления требуются политическая воля, время и, конечно, колоссальные инвестиции. Но и это не самое сложное.
Никто не может себе этого позволить
Евросоюз не способен обеспечить себе технологическую самостоятельность и «при необходимости полагаться на собственные силы», как этого бы хотел Бретон. Более того, ни одна страна в мире не может себе этого позволить, в том числе и США. И вот почему. Все передовые достижения последних нескольких десятилетий были достигнуты благодаря глобализации и международному разделению труда. Поясним этот тезис на примере микроэлектроники – фундаменте IT-индустрии. Над созданием микрочипа от начала до конца производственной цепочки трудится множество компаний, разбросанных по всему миру. Как правило, одни занимаются проектированием чипов (Fabless), например, американские AMD или Qualcomm, а другие – их производством (Foundry), например, тайваньская TSMC. (TSMC занимает 60 процентов на рынке полупроводниковой продукции и остаётся безусловным лидером. Кроме того, в производстве полупроводниковых пластин с техпроцессом от 5 до 32 нм компания занимает уже 80 процентов мирового рынка). Конечно, существуют и IDM-компании (Integrated Device Manufacture), которые сами разрабатывают, производят и продают процессоры (например, американские Intel, Micron Technology или южнокорейская SK hynix). Но в их арсенале имеется далеко не вся линейка оборудования и комплектующих, необходимых для производства полупроводниковой продукции, и далеко не все компоненты, сырьё и материалы, которые применяются в микроэлектронике. Основной поставщик редкоземельных магнитов – КНР (около 90 процентов всех мировых поставок). Главные мировые поставщики инертных газов, необходимых для производства полупроводников, – Россия, Украина (в марте остановили производство), Китай. Фотолитографические машины (ключевая система, определяющая техпроцесс) делает нидерландская ASML (занимает 80 процентов мирового рынка). Один из ведущих мировых производителей пластин из сверхчистого кремния – немецкая компания Siltronic AG. Японская компания Showa Denko KK – один из крупнейших поставщиков химикатов для производства микросхем. Английская компания ARM разрабатывает одни из лучших процессорных ядер. Примеров много.
Полупроводниковая индустрия – это индустрия масштаба. В современном мире импортозаместить всю цепочку производства полупроводников (да и многих других видов высокотехнологичной продукции) не может позволить себе ни одна страна и ни одна компания. Евросоюзу не удастся уйти от «внешних зависимостей в новом геополитическом контексте», поэтому он вынужден консолидироваться и кооперироваться с удобными для себя партнёрами и союзниками.
Кооперация
Вернёмся к Закону о европейских чипах, который не только направлен на стимуляцию инвестиций в отрасль, но и на обеспечение бесперебойных поставок микросхем, в том числе за счёт локализации производства крупнейших в мире производителей наиболее продвинутых чипов – таких, как Intel и TSMC. Этот шаг очень важен, поскольку, по мнению экспертов, если цепочки поставок будут нарушены, то запасы микросхем в некоторых промышленных секторах Европы могут закончиться в течение нескольких недель, и заводы будут вынуждены замедлить или остановить производство. Intel согласился в следующие десять лет инвестировать 80 миллиардов евро в развитие полупроводниковой отрасли в Евросоюзе. На первом этапе американская компания инвестирует более 33 миллиардов евро на создание исследовательских центров и производственных объектов в Германии, Франции, Ирландии, Италии, Польше и Испании. С TSMC у Евросоюза пока складывается не всё так гладко, как с Intel. Хотя Тайвань поприветствовала Закон о европейских чипах, никаких серьёзных подвижек по локализации производства TSMC в Европе не случилось. В 2021 году эта компания вела переговоры с правительством Германии о строительстве завода, но диалог застопорился, вероятно, из-за вопросов, связанных с государственными субсидиями, кадровым резервом и со спросом со стороны клиентов, о чём сообщила старший вице-президент TSMC по продажам в Европе и Азии Лора Хо. Здесь уместно отметить результаты исследования Ernst & Young, согласно которым с 2017 года количество иностранных инвестиционных проектов в Германии постепенно снижается из-за длительного процесса согласования, бюрократических проволочек и высоких производственных затрат. Интересно, что в США на фоне ЕС дела выглядят куда лучше. После неоднократных приглашений от американской стороны TSMC объявила в мае 2020 года, что построит в Аризоне завод стоимостью 12 миллиардов долларов. Ожидается, что серийное производство начнётся в 2024 году. По мнению некоторых экспертов, этот шаг говорит о намерении TSMC зеркально отразить свою комплексную тайваньскую цепочку поставок в США из-за опасений по поводу потенциального вторжения Пекина. Разумеется, кооперация наблюдается не только в полупроводниках, но и в других отраслях, например, квантовых технологиях. Так, в Германии идёт строительство не менее двух квантовых компьютеров на базе IBM Quantum System One. Тем не менее в некоторых сферах высоких технологий нет единства мнений по поводу сотрудничества ЕС с другими государствами. Так, Великобритания, Швейцария и Израиль обладают значительными экосистемами для квантовых исследований и готовы присоединиться к программам ЕС Horizon Europe в квантовой и космической областях. Но Тьерри Бретон не согласен с участием сторонних государств в исследовательских программах ЕС по квантовым вычислениям и считает принципиально важным «создать независимые европейские возможности в разработке и производстве квантовых компьютеров». Германия и ряд других стран настаивают на сохранении открытости для ассоциированных стран в программах квантовых и космических исследований, утверждая, что стремление к технологическому суверенитету не должно мешать научному сотрудничеству. В любом случае окончательное решение по вопросу принять или отклонить иностранные инвестиции остаётся за национальными столицами.
Консолидация
В условиях высокого уровня неопределённости международной среды и новых вызовов Евросоюз настроен придерживаться незыблемого принципа трансатлантического единства не только в военно-политической, но и в технологической сфере. Да и по ту сторону Атлантики мыслят в том же ключе – госсекретарь США Энтони Блинкен называет союзников и партнёров США «умножителями силы» и «уникальным активом». Созданный в 2021 году Совет по торговле и технологиям (Trade and Technology Council, ТТС) – одно из проявлений консолидации Запада. Новый форум, в рамках которого действует не менее десяти рабочих групп, призван поддерживать регулярный контакт американских и европейских чиновников по широкому кругу вопросов – начиная с выработки технологических стандартов, модерирования контента и заканчивая развёртыванием сетей 5G/6G, обеспечением устойчивых цепочек поставок и кибербезопасности. Главная заявленная цель ТТС – выработать международные технологические правила и стандарты для продвижения западных ценностей и интересов. Однако неизбежно возникает вопрос: будут ли при этом в равной степени учтены интересы США и ЕС? По мнению экспертов из ISPI, TTC может стать гарантом того, что европейское регулирование, ослабленное могущественным лобби глобальных корпораций, будет соответствовать американским интересам. В IFRI также указывают на асимметричность трансатлантических отношений, что усложняет задачу сотрудничества по выработке универсальных норм. А вот в Центре европейских реформ (Centre for European Reform) вообще достаточно скептично настроены по поводу возможности выработки универсальных регулирующих мер в ближайшей перспективе, так как считают, что имеются очевидные пределы трансатлантической цифровой кооперации, поскольку американцы в гораздо меньшей степени стремятся к ограничению Big Tech, чем европейцы. Представляется, что ТТС в краткосрочной перспективе будет больше сфокусирован не на унификации стандартов, а на координации политик в период повышенных геополитических рисков, а главной его целью будет сохранение лидерства Запада в области технологий в условиях жёсткой конкуренции с Китаем и конфликта с Россией. В частности, как отмечают некоторые эксперты, ТТС становится «центральной опорой» трансатлантического партнёрства, незаменимой в содействии координации по санкциям и экспортному контролю.
Заключение
Несколько важных тезисов:
- Технологический суверенитет – величина относительная и имеет свои границы, поскольку каждое государство в области технологического развития в разной степени зависит от другого.
- Хотя международное разделение труда сжимается и локализуется, никуда не исчезает фактор экономической взаимозависимости. Более того, он усиливается ввиду отсечения по политическим причинам возможных альтернатив для сотрудничества.
- ЕС значительно ограничен в своих возможностях стать самостоятельным игроком на технологическом поле и составить конкуренцию американской и китайской технологическим платформам. Этому мешает сохранение серьёзной структурной зависимости от внешних игроков в различных технологических секторах, энергетике и недостаток государственных и частных инвестиций. Локализация продвинутого иностранного производства в государствах – членах ЕС убивает всякую возможность для европейских компаний проявить себя в тех критически важных нишах, в которых Евросоюз хотел бы преуспеть. Так, Intel, разворачивая свои мощности в Европе, «съест живьём» нарождающиеся европейские стартапы (тот же SiPearl), которые стремятся создавать передовые процессоры. Таким образом, Евросоюз, вероятнее всего, будет играть роль важного младшего партнёра США в совместной битве за технологическое лидерство с «китайским драконом», довольствуясь заполнением отдельных ниш и пожертвовав при этом частью своего технологического суверенитета.
- Есть большой риск того, что в технологическом альянсе Америки и Европы –ТТС – будут доминировать американцы (как это происходит в НАТО), поскольку трансатлантические отношения в области технологий так же асимметричны, как и отношения в сфере обороны. Однако нельзя исключать, что Евросоюз будет способен оказывать значительное влияние на выработку универсальных технологических норм и стандартов, так как считает нормотворчество своим главным активом и будет до конца отстаивать свои интересы перед американскими корпорациями.
- Укреплению технологического суверенитета ЕС могут способствовать следующие меры: 1) обеспечение лидерства в тех областях, где уже есть преимущество или потенциал для создания новых рынков; 2) разработка и внедрение стандартов и норм в цифровом пространстве для большей защиты и контроля; 3) координация при принятии решений и объединение ресурсов (научных, финансовых и других) всех государств-членов; 4) привлечение и удержание высококвалифицированных кадров; 5) обеспечение надёжных цепочек поставок сырья, материалов, оборудования, энергоресурсов.
- Для выживания в фрагментирующемся мире Запад выбрал стратегию кооперации и консолидации. Создаётся закрытая технологическая экосистема. Становится важным не допустить попадания ключевых передовых технологий в руки конкурентов, поэтому экспорт технологий в некоторых случаях сокращается до ноля. (Например, в 2019 году США внесла Huawei в санкционный список, и с тех пор данной компании запрещено поставлять современные микросхемы меньше 45 нм, а также ряд других важных компонентов. Из-за этого Huawei стремительно теряет долю на рынке смартфонов). Однако возникает вопрос, насколько такая система экономически устойчива при ограниченных рынках сбыта?
Индустрия высоких технологий – это индустрия масштаба и она предполагает соответствующий объём экспорта, иначе стоимость производства будет слишком высокой, а само производство – нерентабельным. Чтобы сохранять и приумножать прибыль, нужно быть интегрированным в глобальный рынок, а в «блоковом мире» это невозможно. Пока не определится лидер, накал конкурентной борьбы между державами не спадёт, и в этой изнуряющей гонке будет превалировать геополитика над экономической целесообразностью, а деление мира на изолированные друг от друга технико-экономические блоки негативно скажется на мировой экономике и может вызвать продолжительную глобальную рецессию.
Анастасия Толстухина - кандидат политических наук, программный менеджер и редактор сайта РСМД
Источник: Валдайская записка №119. Международный дискуссионный клуб «Валдай», октябрь 2022
