Цифровые экосистемы: двуликий Янус национального государства

Принято считать, что экономическая безопасность национального государства формируется на макроуровне. Однако реалии XXI в. демонстрируют, что ключевые показатели безопасности связаны с деятельностью экономических агентов на микро- и мезоуровнях. Инновационные технологии не только создают благоприятные возможности для повышения уровня жизни людей, но и порождают специфические угрозы для экономической безопасности национального государства. Цифровые экосистемы (ЦЭС) – главный действующий субъект современной экономики – могут подменять и заменять государство в его ключевых экономических функциях, зачастую действуя не в его интересах.

ЦИФРОВЫЕ ЭКОСИСТЕМЫ: ПОРТРЕТ НА ФОНЕ ЭПОХИ

Виртуализация бизнеса, цифровые двойники компаний, платформизация и мобильная экономика породили ЦЭС – цифровые гиганты XXI в. В 2019–2023 гг. все крупнейшие компании мира (Microsoft, Amazon, Apple, Alphabet, Facebook*) представляли собой ЦЭС. По рыночной капитализации и объему производства, а также деловых операций крупнейшие ЦЭС уже сопоставимы с национальными государствами. Например, на 31 марта 2021 г. рыночная капитализация Apple составляла 2051 млрд долл., Microsoft – 1778 млрд, Amazon – 1558 млрд, Alphabet – 1393 млрд, Facebook – 839 млрд долл., причем бизнес экосистем на основе технологических платформ развивался быстрее национальных экономик. Типичный портрет ЦЭС включает в себя такие характеристики, как независимость от людей и государства, расплывчатость отраслевых и географических границ, исчезновение четких структурных элементов деловой организации ХХ в., отсутствие или минимальность имущества. ЦЭС объединяют самые разнородные виды деятельности – от производства и торговли до транспорта и финансовых услуг. Например, в цифровую экосистему Сбер входят аптека, доставка посылок, перевозка грузов, покупка товаров повседневного спроса, виртуальная музыка и вызов такси, так что непосредственно банковские услуги постепенно отдают пальму первенства ранее непрофильным сферам.

Основу неявного и незаметного поначалу доминирования ЦЭС составляют инновации в технологической сфере. Ключевые технологии современного бизнеса и потребительского рынка – это М2М (Межмашинное взаимодействие (Machine-to-Machine)- и IoT (Интернет вещей (Internet of Things) -устройства, которые могут работать даже вне зависимости от зоны Wi-Fi. Приложения легко синхронизируются с самыми разными устройствами в режиме реального времени. По оценке аналитической компании Berg Insight, производство девайсов со встроенными модулями интернета вещей растет темпом более 16% в год, так что может увеличиться с 514 млн ед. (2022 г.) до 1.1 млрд ед. в 2027 г. Учитывая наличие потенциальных уязвимостей подобных устройств (что является целями киберпреступников), мы не удивляемся тому факту, что 95% представителей бизнеса, опрошенных аналитиками IoT Analytics, обеспокоены их кибербезопасностью. Эта озабоченность не беспочвенная. Например, осенью 2016 г. американский поставщик сетевых сервисов Dyn, обслуживающий многие ЦЭС (включая интернет-гигантов Netflix и Twitter), подвергся крупномасштабной DDoS-атаке с помощью вредоносной программы Mirai, которая ранее атаковала французскую хостинговую компанию OVH. Межмашинное взаимодействие (М2М) ориентируется на обмен сигналами (информацией) в двустороннем либо одностороннем порядке, часто с использованием мобильных решений. Практически все ЦЭС, функционирующие на основе сотовых операторов (NTT DoCoMo в Японии, Korea Telecom в Южной Корее, China Mobile в Китае, Telefonica в Испании, Telenor в Скандинавии, Orange Business Services (входит в France Telecom) и Vodafone во Франции, Verizon Wireless, OnStar, AT&T, Sprint и T-Mobile в США), используют технологию М2М. Положительные аспекты М2М в телемедицине, обеспечении промышленной безопасности, в телематических и платежных системах, в навигации и системах “умный дом” “уравновешиваются” рисками несанкционированного и нерегулируемого (со стороны государства) контроля ЦЭС за активностью своих клиентов, включая электронное правительство. Хотя технологическая безопасность подобного типа устройств является ключевым фактором для клиентов, разработчики ориентируются скорее на практичность и удобство в применении, чем на поиски потенциальных уязвимостей. Компания Cisco еще в 2020 г. оценила рост М2М-соединений с 8.9 млрд (2020 г.) до 14.7 млрд в 2023 г. В России число подключенных к M2M SIM-карт только за один год выросло на 20% и составило на конец 2022 г. более 35 млн. Причем на два из четырех сотовых операторов приходится более 80% рынка. МегаФон обслуживает 43% подобных карт, МТС – 40, Билайн – 14, Теле2 – 3%. Таким образом, М2М-взаимодействия становятся элементом критической инфраструктуры экономики, а механизм сотрудничества национальной экономики с корпоративными системами безопасности выдвигается в качестве ключевой задачи современного государства.

Облачные технологии нового поколения (cloud computing, fog computing, edge computing) позволяют осуществлять хранение и оперирование данными поверх отдельных фирм и вне контроля со стороны государства, причем некоторые ЦЭС могут доминировать в этом пространстве. Например, в 2019 г. на компанию Amazon (и ее ЦЭС) приходилось 47.8% всех “облаков” США. По оценке Cisco, использование облачных технологий стало нормой технологического процесса наших дней (бизнес-модели “инфраструктура как услуга”, “программное обеспечение как услуга”, “сеть как услуга”), причем 92% опрошенных представителей бизнеса из 13 стран Северной и Латинской Америки, Азии и Западной Европы применяют более одной цифровой платформы, а около 70% респондентов – более пяти (мультиоблачная бизнес-модель). В России облачные сервисы используют 27.1% организаций, цифровые платформы – 14.7%, интернет вещей – 13.7% организаций экономики. Следует отметить, что облачные технологии позволяют включать в интернет вещей, а также в физические и виртуальные объекты, интегрированные в коммунальные сети, дополнительные функции хранения и обработки данных, в том числе на основе искусственного интеллекта, в автономном режиме. Поэтому интернет вещей может находиться в конфликте с официальным IT-регулированием государства. Искусственный интеллект, машинное обучение – это технические программы, и они не принимают во внимание исторические, культурные, эмоциональные, духовные особенности стран и людей, так что IT-продукт может содержать дискриминирующие, опасные, вредные сведения. Агрессивный интернет, противоправный контент порождают проблему контентной безопасности. Благодаря большим объемам операций, подавляющая часть из которых находится в виртуальном пространстве и плохо поддается контролю со стороны регулирующих органов, ЦЭС по факту во многих аспектах контролируют национальное государство.

ЦЭС И ГОСУДАРСТВО: ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СФЕРА

В экономической сфере ЦЭС действует как фактор ослабления управляемости национальной экономикой со стороны государства и его экономической политики. Это находит свое выражение в следующих явлениях. Во-первых, ЦЭС контролируют ключевой ресурс современной экономики – базы данных. Например, в 2019 г. только база данных Amazon насчитывала биометрические показатели 230 млн человек, включая отпечатки пальцев и фотографии членов семьи. Сегодня межстрановые потоки данных порождают более обширные объемы ценности, чем традиционные товарные потоки. Так, в 2014 г. стоимость мировых потоков данных составляла, по подсчетам аналитиков, 2.8 трлн долл., а к 2025 г. она может достигнуть 11 трлн долл. Исследование платформ и платформенной активности показывает, что внешнему аналитику доступно чрезвычайно много информации приватного характера. Как правило, потребители не читают пользовательские соглашения и поэтому не осознают, как много данных о себе, своих предпочтениях и профилях они сами предоставляют цифровым компаниям в полное распоряжение. Клиенты по умолчанию полагают, что в цифровом пространстве фирмы – поставщики контента и цифровые платформы нейтральны. Как считают многие исследователи, обычные пользователи даже не подозревают, какой экономической властью обладают компании вроде Amazon на основе собираемых ею данных. В то же время ограничения, вводимые государством на функционирование датацентров и интернет-мобильности, имеют свои издержки. По некоторым подсчетам, такие ограничения снизили ВВП Индонезии на 0.5%, Южной Кореи – на 0.4, Вьетнама – на 1.7%.

Во-вторых, речь идет о цифровых картелях и цифровой ценовой дискриминации. Традиционные формы контроля ЦЭС над клиентами зачастую включают в себя нелегальный сбор конфиденциальной информации, алгоритмическую дискриминацию и неясные алгоритмы ценообразования с обеих сторон платформ как для работников и продавцов контента, так и для покупателей. Цены на один и тот же продукт или услугу могут различаться по пользователям платформы, по времени заказа, по региону исполнения заказа. Динамическое ценообразование никак не регулируется и не подпадает под действие конкурентных законов. Между тем исследования показывают, что обеспечение экономической безопасности государства находится в том числе в сфере защиты конкуренции и конкурентного поведения. Фактическое ослабление административного ценового регулирования в сфере доминирования цифровых картелей – это дополнительный элемент инфляционного давления в национальной экономике. В-третьих, ЦЭС порождают цифровое неравенство. Доступ в интернет, пользование мобильными и цифровыми ресурсами и инструментами в полном объеме доступны не всем жителям страны. Например, исследование пользователей во Франции установило, что главными факторами цифрового неравенства являются отсутствие или недостаточно мощный доступ в интернет, стоимость высокоскоростного интернета и отсутствие навыков цифрового поиска информации.

Цифровые экосистемы, используя свое преимущество крупного бизнеса и доминирующее положение в цифровом мире, могут создавать проблемы для малых и средних предприятий, нанося ущерб их деловой репутации через виртуальную реальность. Такая стратегия может быть как элементом общей направленности ЦЭС на захват активов конкурентов, так и компонентом (в явном или неявном виде) подрыва доверия к отечественному производителю. Четвертый фактор риска для национального государства со стороны ЦЭС находится в информационно-статистической сфере. С одной стороны, для ввода и первичной обработки данных с целью минимизации затрат ЦЭС предпочитают нанимать малооплачиваемых “людей с улицы”, которые добиваются повышения сдельной оплаты путем увеличения количества обрабатываемого материала за счет качества операций. С другой стороны, информационные потоки подвержены атакам хакеров, чьи действия, не всегда отслеживаемые, сопровождаются видоизменением данных (hacker-driven misinformation). Обе тенденции действуют в направлении искажения статистической информации, которая используется в том числе для целей разработки госполитики. Таким образом, ЦЭС вольно или невольно выступают в качестве “соразработчика” экономической политики национального государства. В-пятых, экономическая власть ЦЭС сопровождается их прямым вмешательством в политическую жизнь. Наиболее известные примеры – это финансирование выборов разного уровня со стороны экосистем Samsung и Hyundai в Южной Корее и Amazon в США. Так, компания Amazon в 2018 г. контролировала 17 лоббистских фирм, расходы на лоббистскую деятельность в интересах компании превышали 14 млн долл. В 2016 г. произошел скандал с британской компанией Cambridge Analytica, которая систематически скупала массивы данных о британцах и американцах, включая информацию из соцсетей, после обработки которых была запущена кампания таргетированной политической агитации.

ЦЭС И ГОСУДАРСТВО: СОЦИАЛЬНАЯ СФЕРА

В социальной сфере ЦЭС выступают как фактор ослабления социальной политики государства. Подобно тому как в сфере услуг клиенты пользуются “видео по требованию” (video on demand) или “автомобилем по требованию”, в отношении трудовых ресурсов ЦЭС повсеместно задействуют “работников по требованию” путем привлечения временных сотрудников для выполнения узкоспециализированной проектной функции. Отсутствие ограничений на время и место работы, трудового контракта и социальных гарантий, низкая в целом заработная плата (эффекты монопсоний) – таковы характеристики “работников по требованию”.

В цифровом мире экосистем зачастую работникам не на кого жаловаться, поскольку наем и занятость осуществляет алгоритмический менеджмент – особая программа цифровой платформы. Виртуальный управляющий отслеживает потребность в видах труда, с одной стороны, и предложение труда, с другой, и соединяет две стороны рынка без явного участия человеческого интеллекта и человеческой “руководящий руки”. Алгоритмический менеджмент усиливает интенсивность труда работников, как показывает исследование практики Uber в Бразилии (СанПаулу). Компания Uber появилась в СанПаулу в 2014 г., и к 2018 г. 3/4 заказов такси посредством мобильных устройств приходилось на эту фирму. Согласно опросам, в среднем шофер работает 10–12 часов в день, шесть дней в неделю, с днем отдыха только на техосмотр машины. В периоды повышенного спроса (праздники и выходные, массовые каникулы и отпускное время) среднее время работы превышает 20 часов. Не менее напряженный график работы таксистов Uber прослеживается и в Португалии (Лиссабон). Такая система даже получила название “новый тейлоризм”.

Алгоритмический менеджмент порождает трудовые условия высокой степени неопределенности. Существует информационная асимметрия между теми, кто создает алгоритмы (разработчики ПО), и теми, кто вынужденно этими алгоритмами пользуется. Разработчики ориентируются на условия ЦЭС, не учитывая потребности работников. В таких условиях работники плохо понимают, почему у них та или иная зарплата, то или иное время работы, тот или иной регион деятельности. С другой стороны, алгоритмический менеджмент усиливает протестную активность. Поскольку нет “живого” работодателя, который в конфликтных ситуациях мог бы договориться и прийти к компромиссному решению, работники под действием чрезмерной интенсификации труда так или иначе объединяются в союзы и предпринимают забастовочные действия против цифровых компаний. Примерами могут служить платформы по доставке продуктов в Германии, Нидерландах, Италии и Великобритании. С 2014 г. курьеры платформ прибегали к отдельным протестным действиям в своих странах, а осенью 2016 г. представители протестующих собрались на специальную конференцию в Бильбао (Испания) для согласования своих действий в разных странах.

Цифровизация и автоматизация увеличивают риски безработицы и диспаритета в доходах для низкодоходных групп населения (синих воротничков), как показывает масштабное исследование по странам Латинской Америки. Такие специальности, как офисные клерки, операторы машин, продавцы, водители и строители, в наибольшей степени подвержены риску безработицы. По оценкам, около 30% работников этих профессий могут лишиться работы в самом ближайшем будущем. Российские исследователи также отмечают высокий риск безработицы при цифровизации бизнеса как один из важнейших компонентов экономической безопасности национального государства. Расслоение доходов в цифровой экономике порождает новые риски в виде социальной напряженности и потенциальных социальных конфликтов.

Кроме того, ЦЭС видоизменяют характер трудовых ресурсов национальной экономики. В целях защиты своей инфраструктуры и виртуального пространства каждая крупная фирма сегодня создает свою “армию” кибервоинов. Сотрудники ЦЭС функционируют как потенциальные кибервоины. Хотя формально, например, в США Министерство обороны запрещает частным компаниям выполнять военные функции в цифровом пространстве, этот запрет не так-то легко проконтролировать, поскольку по факту айтишники в ЦЭС выполняют те же функции, что и кибервойска Министерства обороны: защита киберпространства компании; мониторинг цифровых сетей; противодействие несанкционированному доступу и недружественным атакам; поиски и устранение уязвимости сетей. Эта проблема отчетливо осознается во многих странах мира. Так, Европейский совет провозгласил курс на стабильное, миролюбивое и безопасное киберпространство; НАТО признала киберпространство новой операциональной сферой международной конкуренции, в которой насущной необходимостью является поддержание стабильности. США и Великобритания отмечают важность стабильности и предсказуемости в цифровом мире. Быстрый рост платформенной экономики и ЦЭС в Китае (в 2019 г. рыночная стоимость крупнейших китайских цифровых платформ превышала 10 млрд долл.) вызвал в 2021 г. изменение цифровой политики КНР от либеральной конкуренции к жесткому регулированию.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ВЫВОДЫ

Двойственная природа современной технологии, создавая новые возможности, порождает новые риски. Экономическая безопасность в период кардинальных изменений в мире требует согласования различных и часто противоречивых интересов участников рыночных процессов, охватывает новые вызовы в таких аспектах, которые ранее казались надежным фундаментом национальной экономики. Поиски баланса между экономической эффективностью и экономической безопасностью приводят к необходимости формирования многомерной модели национальной безопасности, о которой уже говорят российские исследователи. Поскольку главным действующим лицом современного цифрового мира становятся цифровые экосистемы, государство должно мониторить, контролировать, поддерживать или сдерживать развитие не отраслей, а цифровых экосистем. Фокус внимания национальной экономической безопасности должен в равной степени охватывать и макро-, и микроуровни экономических взаимодействий.

Розанова Надежда Михайловна - доктор экономических наук, профессор, МГУ им. М.В. Ломоносова

*деятельность Meta (соцсети Facebook и Instagram) запрещена в РФ

Источник: журнал «Мировая экономика и международные отношения» № 3 2024