В середине июня 1941 г. кризис в советско-германских отношениях достиг пика. Советское руководство ясно понимало, что, несмотря на подписанный договор о ненападении от 23 августа 1941 г., Германия лишь выжидает удобный момент для того, чтобы развязать войну. Необходимо было выиграть время, чтобы осуществить всё необходимое для обороны страны. Внешняя политика Советского Союза в этот критический период стремилась реализовать две основные задачи: по мере возможности оттянуть нападение Германии и попытаться сформировать предпосылки для создания антинацистской коалиции. Решения приходилось принимать в условиях быстро меняющейся политической и военной обстановки, мощной дезинформационной кампании, развёрнутой Германией и рядом других европейских государств против Советского Союза, перенапряжения физических и моральных сил руководителей страны и военного командования. В определённый момент созрело решение для демонстрации Германии миролюбивых намерений Советского Союза, а также для зондажа позиции нацистского руководства опубликовать соответствующее сообщение ТАСС.
Двусмысленное на первый взгляд сообщение ТАСС
В открытый эфир московским радио 13 июня 1941 г. ровно в 18.00 по московскому времени было передано сообщение ТАСС. В нём говорилось, что «СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными», а также, что, «по данным СССР, Германия неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям». Вечером того же дня текст сообщения ТАСС был вручен министром иностранных дел СССР В.М. Молотовым германскому послу графу Ф.-В. Шуленбургу, а послом СССР в Великобритании И.М. Майским – премьер-министру У. Черчиллю. На следующий день документ был обнародован в советских центральных изданиях.
В Германии сообщение ТАСС опубликовано не было. Вместо этого в германском посольстве в Москве была открыта экспозиция о немецком блицкриге на Балканах, включавшая фотографии бомбёжек Белграда и оккупации Афин. В создавшейся ситуации сообщение ТАСС на первый взгляд служило лишним подтверждением недальновидности советского руководства, которое, «доверившись» Гитлеру, отказывалось замечать очевидные факты форсированной подготовки Германии к войне. Однако необходимо иметь в виду чрезвычайную сложность и запутанность обстановки последних предвоенных дней, многоходовые международные интриги западных демократий, стремившихся столкнуть СССР с Германией для собственной выгоды. Вероятность ошибки в контексте обширной противоречивой информации, поступавшей в изобилии ежедневно, была чрезвычайно велика. Сообщение ТАСС вызвало неоднозначную реакцию в советском обществе. Немалую часть командиров Красной армии, не говоря уже о рядовых гражданах, оно дезориентировало. Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян писал в своих мемуарах: «Организационная пассивность, на которую Сталин и руководство Наркомата обороны обрекали войска пограничных округов, усугублялась подчас неумной пропагандой, дезориентировавшей воинов, притуплявшей их бдительность. Этому способствовало и опубликованное 14 июня специальное сообщение ТАСС...». Существуют, однако, авторитетные свидетельства иного рода. Генерал армии К.Н. Галицкий, служивший накануне войны командиром 24-й Железной Самарско-Ульяновской дивизии в составе 3-й армии Западного Особого военного округа (Молодечно, БССР), следующим образом охарактеризовал реакцию на сообщение ТАСС: «Практического влияния на наши войска это сообщение не оказало, так как мы действовали в соответствии с указаниями командования и продолжали напряжённую подготовку к отражению возможной агрессии». Маршал Советского Союза А.М. Василевский, бывший в тот период в звании генерал-майора в оперативном управлении Генерального штаба, в своей книге «Дело всей жизни» отмечал: «У нас, работников Генерального штаба, как, естественно, и у других советских людей, сообщение ТАСС поначалу вызвало некоторое удивление. Но поскольку за ним не последовало никаких принципиально новых директивных указаний, стало ясно, что оно не относится ни к Вооружённым силам, ни к стране в целом. К тому же в конце того же дня первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин разъяснил, что целью сообщения ТАСС являлась проверка истинных намерений гитлеровцев, и оно больше не привлекало нашего внимания». Анализ обстановки тех дней и текстуальный анализ самого сообщения, во многом воспроизводившего предыдущую официальную риторику Гитлера в отношении Советского Союза, подтверждают эту версию, позволяя утверждать, что главной целью сообщения было не «умиротворение» Гитлера, а решение не терпящих отлагательства дипломатических и военных задач накануне войны. Одновременно руководство СССР снимало с себя ответственность за развязывание войны, создавая тем самым предпосылки для установления союзнических отношений с западными странами, для которых общественное мнение было важным фактором при формировании внешнеполитического курса. В Берлине это оценили. 15 июня 1941 г. в дневнике министра пропаганды Германии Г. Геббельса появилась запись: «Опровержение ТАСС оказалось более сильным, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Сталин хочет с помощью подчёркнуто дружественного тона и утверждений, что ничего не происходит, снять с себя всевозможные поводы для обвинений в развязывании войны». Действительно, советское руководство стремилось нейтрализовать провокационные слухи, распространяемые, в том числе из Лондона, о якобы военных приготовлениях Советского Союза против Германии.
Провокационные слухи о готовящемся превентивном ударе
Неслучайно с первых же слов сообщение ТАСС адресовалось британскому послу: «Ещё до приезда английского посла в СССР г. Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о “близости войны СССР и Германией... Советский Союз стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредоточивает войска у границ последней”... Слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными...». Смысл этого обвинения становится понятен лишь при анализе тогдашнего состояния советскобританских отношений. Великобритания, которой длительное время удавалось выходить победительницей из всех крупных европейских конфликтов, на момент сообщения ТАСС находилась на грани катастрофы. Вступив в войну 3 сентября 1939 г., она в том же году благодаря развёрнутой немцами подводной войне теряла в среднем по два торговых судна ежедневно, в 1940 г.– уже три. «За первые шесть месяцев 1941 г. мы потеряли 760 торговых судов, потопив всего 12 подводных лодок»,– подвёл удручающую статистику М. Кэсуэлл, военно-морской атташе при посольстве Великобритании в СССР. Британский торговый флот был фактически истреблён, запасы продовольствия на острове иссякали, промышленность, работающая преимущественно на привозном сырье, была близка к остановке. Британские колонии, или доминионы, не могли оказать решающей помощи метрополии, переживавшей чёрные дни. Итальянский диктатор Б. Муссолини в тот момент наносил удары по англичанам в Средиземном море. Франкистская Испания, заняв международную зону Танжера, претендовала на британскую твердыню Гибралтар. На Дальнем Востоке Япония требовала закрытия Бирманской дороги, чтобы воспрепятствовать английским поставкам в Китай. Американская помощь Великобритании, только начинавшая набирать обороты, не могла компенсировать понесённые потери. Вовлечение Советского Союза в войну могло дать Лондону долгожданную передышку. Через посла С. Криппса, назначенного в Москву в мае 1940 г., У. Черчилль направил личное послание Сталину, в котором высказал стремление к улучшению взаимоотношений между СССР и Великобританией. Однако двусторонние отношения вновь оказались под угрозой после неожиданного прилёта в Шотландию 10 мая 1941 г. Р. Гесса, заместителя Гитлера по НСДАП. По одной из последних версий, полёт Гесса в Великобританию был санкционирован лично Гитлером. Перед Гессом была поставлена задача «если не склонить Англию к военному союзу против СССР, то, по крайней мере, всеми доступными средствами добиться её нейтралитета». Схожей версии придерживается в своей книге «Десять дней, которые спасли Запад» британский историк Дж. Костелло, утверждавший: либо Гесс прибыл в Англию с молчаливого согласия Гитлера, либо это был заговор британской разведки, заманившей его в Шотландию. Как бы там ни было, в тот момент прилёт Гесса в Англию был расценен советским руководством как подтверждение предыдущих намёков С. Криппса о возможности заключения сепаратного мира между Великобританией и Германией. Атмосфера секретности, которой британские власти окружили всё, что касалось Гесса, лишь укрепляла подозрения Москвы в том, что между Берлином и Лондоном начались закулисные переговоры. Логично было предположить, что сосредоточенные у советских границ германские войска лишь ждут сигнала о заключении мира на Западе для развёртывания широкомасштабного наступления против Советского Союза. Отъезд Криппса в Лондон в начале июня 1941 г. совпал с эвакуацией служащих и членов их семей из британского и других посольств, размещённых в Москве. В английской и мировой печати стали распространяться слухи о близости войны между СССР и Германией и внезапном ухудшении англо-русских отношений. Сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, на неоднократных встречах министра иностранных дел А. Идена с советским послом в Лондоне И.М. Майским (5, 10 и 13 июня 1941 г.) тот предупреждал советского посла об опасности, угрожавшей СССР со стороны гитлеровской Германии, и готовности оказать посильную помощь. 14 июня, в день опубликования сообщения ТАСС, Лондон в ноте, направленной советскому правительству, вновь сообщил «о концентрации германских войск на советских границах». С другой – советскому руководству регулярно поступала информация о распространении британскими спецслужбами дезинформации о том, что Советский Союз, получив данные о готовящемся нападении Гитлера, готовит превентивный удар против Германии, что в накалённой обстановке того времени носило явно провокационный характер. В конечном счёте это вынудило Сталина пренебречь дипломатическими условностями и в сообщении ТАСС прямо указать на позицию, занятую британской стороной.
Ещё одним адресатом сообщения ТАСС являлись США, которые могли стать для Советского Союза наиболее важным союзником. Советскому руководству было известно о предыдущих дипломатических играх Вашингтона, направленных на то, чтобы добиться примирения Англии и Франции с Германией на антисоветской основе. Но после неожиданно скоротечного разгрома Франции, осознания того, в каком катастрофическом положении оказалась Англия, и в результате нарастания угрозы для собственной безопасности во внешнеполитическом курсе США произошли ощутимые изменения: американским сенатом 11 марта 1941 г. был принят закон о лендлизе, позволявший оказывать Англии существенную военную помощь; было отменено «моральное эмбарго» на торговлю с Советским Союзом, вследствие которого экспорт США в СССР в предвоенные годы упал до рекордно низкого уровня. Однако на момент выхода сообщения ТАСС, у Вашингтона по-прежнему не было чёткого представления относительно позиции, которую следует занять в случае советско-германской войны. «Основная цель заключалась в том,– констатировал американский историк Д. Варне,– чтобы выжидать развития событий, не событий вообще, а главного, которое могло бы открыть возможности для действий. Таким событием являлось нападение Гитлера на Россию». Сложность переговоров между СССР, США и Англией в тот момент не способствовала созданию антигитлеровской коалиции, том числе по соображениям секретности. В недавно опубликованном дневнике И.М. Майского, советского посла в Великобритании, содержится следующая запись, сделанная во второй половине дня 21 июня 1941 г.: «После “ланча” меня спешно вызвали в Лондон [Майский находился на даче] по просьбе Криппса [английского посла в Москве, находившегося в это время в Лондоне]. Он приехал ко мне в 4.30 дня. Опять говорил о неизбежности нападения Германии на СССР... Он договорился с бритпра [британским правительством] о посылке в Москву военной и экономической миссий – немедленно же по открытии военных действий... Криппс однако хотел знать: каково будет отношение совпра [советского правительства] по всем этим планам? Сочтёт ли совпра возможным сотрудничать с Англией в случае германского нападения? Или предпочтет действовать вполне независимо? Я не мог дать определённого ответа на вопрос Криппса и обещал немедленно снестись с Москвой».
В большой и рискованной дипломатической игре, которая велась накануне войны, И.В. Сталин не упускал из виду и Японию, стремясь во что бы то ни стало избежать войны на два фронта. Сообщение ТАСС прямым текстом известило Токио о том, что в случае войны именно СССР станет жертвой вероломного нападения Германии, тем самым дав козырь влиятельным в Японии сторонникам соблюдения нейтралитета в отношении СССР. Лихорадочная внешнеполитическая деятельность советского руководства сопровождалась скрытными военными приготовлениями, целью которых являлось постепенное сосредоточение и развёртывание войск в приграничных районах, не дававшее, однако, повода для обвинения в инициировании войны. В сообщении ТАСС подчёркивалось, что происходящие летние сборы контингентов запаса Красной армии и предстоящие маневры, которые проводятся ежегодно, «по меньшей мере нелепо изображать как враждебные Германии». Это не означало, что советское руководство действительно считало так.
Если завтра война...
Нарком обороны С.К. Тимошенко и начальник Генштаба Г.К. Жуков 13 июня 1941 г. направили командованию Киевского Особого военного округа, находившегося, как считалось в Кремле, на наиболее угрожаемом юго-западном направлении, директиву № 549, в которой приказывалось: «Для повышения боевой готовности войск округа к 1 июля 1941 г. все глубинные дивизии и управления корпусов с корпусными частями перевести ближе к госгранице в новые лагеря согласно прилагаемой карте... С войсками вывезти полностью возимые запасы огнеприпасов и горюче-смазочных материалов». 14 июня нарком обороны СССР С.К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К. Жуков обратились к председателю СНК И.В. Сталину с предложением о приведении войск в полную боевую готовность. Сталин ответил отказом, не желая брать на себя ответственность за развязывание войны. Было утверждено другое предложение. С 14 по 19 июня командования приграничных округов получили указания вывести фронтовые (армейские) управления на полевые пункты со сроком исполнения к 22–23 июня. 14 июня заместитель наркома обороны генерал армии К.А. Мерецков был направлен в Западный и Прибалтийский Особые военные округа для проверки боеготовности ВВС. С 15 июня в разведывательных сообщениях, докладывавшихся Сталину, всё чаще стала звучать повторяющаяся дата возможного начала войны – 22 июня. Сообщалось также о начале мобилизации в Румынии. 15 июня более половины дивизий, составлявших второй эшелон и резерв западных военных округов, были приведены в движение. Мероприятия проводились с особой осторожностью и соблюдением мер маскировки. Нарком обороны, Генеральный штаб и командующие военными приграничными округами были предупреждены Сталиным о личной ответственности за последствия, которые могут возникнуть из-за неосторожных действий наших войск. Всего к началу войны осуществляли выдвижение из резерва приграничных округов 32 дивизии, из них только четыре-пять успели сосредоточиться в новых районах к началу войны. 16 июня за подписью Сталина вышло постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об ускорении приведения в боевую готовность укреплённых районов». Для вооружения укрепрайонов была санкционирована передача 2,7 тыс. пулемётов из тыловых частей и 5 тыс. пулемётов из мобилизационного запаса Дальневосточного фронта. Что касается немецкого руководства, то в день опубликования сообщения ТАСС Гитлер в имперской канцелярии провёл совещание с высшим генералитетом вермахта, на котором были заслушаны доклады командующих группами армий о предстоящих действиях в рамках операции «Барбаросса». На совещании фюрер в очередной раз привёл аргументы в пользу нападения на СССР, главным из которых было то, что только разгром Советского Союза вынудит Англию прекратить борьбу. В тот же день по указанию Гитлера генерал-полковник Г. Гудериан вылетел в Варшаву, где находился штаб 2-й танковой группы, входившей в состав группы армий «Центр», чтобы приступить к осмотру частей и исходных позиций для наступления. 17 июня Верховное командование вооружённых сил Германии утвердило приказ о начале осуществления плана «Барбаросса» 22 июня. По условному сигналу «Дортмунд» немецко-фашистские армии должны были перейти границу Советского Союза. Общее количество германских дивизий и соединений её сателлитов, предназначенных для нападения на СССР, составляло 190 дивизий. Всего в германских сухопутных соединениях и частях, авиации и военно-морских силах и союзных им войсках, развёрнутых против СССР, насчитывалось до 5,5 млн солдат и офицеров. История войн не знала примера, когда для вторжения было сосредоточено такое гигантское количество людей и техники. 17 июня нарком госбезопасности В. Н. Меркулов подготовил секретную записку № 2279/М от 17 июня 1941 г. с агентурным сообщением о готовности Германии напасть на СССР, в котором указывались объекты бомбардировок и говорилось о назначении начальников военнохозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории. Это донесение Сталин расценил как очередную дезинформацию и поставил резолюцию с использованием ненормативной лексики. Относительным оправданием этому может служить то, что дезинформационная кампания против СССР в это время шла полным ходом. Когда военные приготовления уже невозможно было скрыть, в соответствующих ведомствах Германии, где потенциально могла действовать советская агентура (МИД, Генштаб, люфтваффе, Министерство экономики и т. п.), стали распространяться слухи о том, что Германия прибегла к концентрации войск на советской границе с целью принудить советское руководство присоединиться к оси Рим – Берлин – Токио и увеличить поставки стратегического сырья в Германию. На самом же деле военная стратегия Германии по-прежнему ориентирована на борьбу против Великобритании. Подтверждением этому служит десантная операция немцев на остров Крит 20–31 мая 1941 г., которую можно было рассматривать как своеобразную репетицию перед вторжением на Британские острова. Не исключался якобы и перенос острия германского удара с метрополии на ближневосточные владения Великобритании. Правдоподобность дезинформации заключалась в том, что она соответствовала предыдущей политике Гитлера: методом шантажа и угроз добиваться значительных уступок от протагонистов – той же Чехословакии и Австрии. Кроме того, трудно было предположить, что Гитлер решится вести войну на два фронта, памятуя о том, что Германия в историческом прошлом всячески стремилась избежать подобной ситуации. Г.К. Жуков вспоминал: «Я хорошо помню слова Сталина, когда ему докладывали о подозрительных действиях германских войск: “Гитлер и его генералитет не такие дураки, чтобы воевать одновременно на два фронта, на чем сломали себе шею в первую мировую войну”, и далее: “...у Гитлера не хватит сил, чтобы воевать на два фронта, а на авантюру Гитлер не пойдёт”». Тем временем генерал Г. Гудериан проводил рекогносцировку в районе р. Западный Буг. Всеобщую мобилизацию объявила Финляндия. На западной границе в полосе 86-го погранотряда была задержана группа вражеских агентов с заданием взорвать железнодорожное полотно на нескольких участках, о чём было доложено в Москву. В ночь на 18 июня к Сталину был вызван командующий ВВС РККА генерал-лейтенант П.Ф. Жигарев, который получил указание немедленно организовать воздушную разведку белорусского участка границы. 18 июня полковник Г.Н. Захаров со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым совершили на самолёте У-2 разведывательный облёт указанного участка государственной границы протяжённостью 400 км к югу от Белостока с посадками через каждые 50 км для передачи донесений об увиденном через пограничников наркому внутренних дел Л.П. Берии. Донесения Захарова свидетельствовали о концентрации немецких войск на советской границе. 18 июня на стол Сталина легла докладная народного комиссара госбезопасности СССР В.Н. Меркулова о массовом отъезде в Германию сотрудников посольства, их семей. Началась также эвакуация женщин и детей из других посольств.
У последней черты
В тот же день Генштаб, по распоряжению И. В. Сталина, отдал приказ за подписью начальника Генерального штаба РККА генерала армии Г. К. Жукова командующим западными военными округами, а также Балтийским, Черноморским и Северными флотами о приведении войск в боевую готовность. Данная шифротелеграмма не обнаружена в российских архивах, но упоминание о ней содержится в ответах опрошенных после войны генералов, командовавших перед войной в западных округах (материалы комиссии под руководством генерал-полковника А. П. Покровского), а также в отдельных документах командования Прибалтийского Особого военного округа, донесениях командующих флотами о приведении вверенных им флотов в боевую готовность № 2, датированных 18 июня, в частности, в «приказе Командующего Прибалтийским Особым военным округом № 00229 от 18 июня 1941 г. управлению и войскам округа о проведении мероприятий с целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа». В соответствии с ним войска округа должны были занять исходные районы (районы сосредоточения) к 21 июня. Но И. В. Сталин, по ряду свидетельств, по-прежнему не верил в возможность скорой войны. По его мнению, только безответственный авантюрист, не имея общего превосходства в силах (только в советских приграничных округах находились 170 дивизий и две бригады), рискнул бы напасть на Советский Союз, поставив себя перед угрозой ведения войны на два фронта. Донесения разведки не разубедили его. Историки разведки пришли к выводу, что, «будучи доложенной руководству страны в разобщённом виде, информация о военных приготовлениях не создавала убедительной целостной картины происходящих событий, не отвечала на главный вопрос: с какой целью эти приготовления осуществляются, принято ли правителями Германии политическое решение о нападении, когда следует ожидать агрессии, каковы будут стратегические и тактические цели ведения противником военных действий». 18 июня был подписан Договор о дружбе и ненападении между Германией и Турцией. Подписание этого договора явилось важным звеном в дипломатической подготовке Германии к войне с Советским Союзом. Тем временем проведение оборонительных мероприятий ускорилось. В шифротелеграмме начальника Генерального штаба Г.К. Жукова от 19 июня командующему войсками Киевского Особого военного округа генерал-полковнику М. П. Кирпоносу предписывалось: «К 22.06.1941 г. управлению выйти в Тернополь, оставив в Киеве подчинённое Вам управление округа... Выделение и переброску управления фронта сохранить в строжайшей тайне, о чём предупредить личный состав штаба округа». Командование округом было предупреждено о возможности нападения Германии в ближайшие дни без объявления войны. Однако приказ о приведении войск в полную боевую готовность не последовал. 19 июня Балтийский, Черноморский и Северный флоты были переведены на оперативную готовность № 2. В тот же день Народный комиссариат обороны СССР издал приказ № 0042 о рассредоточении и маскировке самолётов во всех приграничных округах. Приказ требовал произвести маскировку военных объектов, выкрасить танки и засеять все аэродромы травой, а также обеспечить полную ненаблюдаемость с воздуха складов, мастерских артиллерийских парков. Срок исполнения – к 1 июля. В тот же день в Будапешт прибыл генерал Ф. Гальдер с задачей склонить регента Венгрии М. Хорти к участию венгерской армии в военном походе против СССР. Советский посол во Франции А.Е. Богомолов телеграфировал 19 июня в Наркоминдел: «Сейчас здесь все журналисты болтают о всеобщей мобилизации в СССР, о том, что Германия предъявила нам ультиматум об отделении Украины и передаче её под протекторат Германии и прочее. Слухи эти идут не только от англичан и американцев, но и от немецких кругов. По-видимому, немцы, пользуясь этой агитацией, готовят решительную атаку на Англию». 20 июня 1941 г. НКГБ в разведывательной сводке о военных приготовлениях Германии сообщил о продолжающемся сосредоточении германских войск, а также о том, что с 10 по 19 июня пограничными отрядами НКВД зафиксировано 86 случаев нарушения границы СССР иностранными самолётами. Наркомат обороны СССР фактически повторил предыдущий приказ о маскировке, теперь за № 0043, возложив персональную ответственность за его исполнение на командующих ВВС округов. Генерал армии К.Н. Галицкий написал в своих воспоминаниях: «20 июня... На прощание командующий армией (командующий 3-й армией Западного (Белорусского) Особого военного округа генерал-лейтенант В.И. Кузнецов.– Авт.) сказал мне: “Положение тревожное. Мною отдан приказ вывести часть войск ближе к границе, к северо-западу от Гродно. Поезжайте к себе, подготовьте всё к приведению частей в готовность в соответствии с планом поднятия по боевой тревоге”». В тот день шесть немецких самолётов с бомбовой нагрузкой нарушили советскую границу на западе. В Ленинградском военном округе были получены сведения о сосредоточении у границы финских войск. Начальник штаба округа генерал-майор Д.Н. Никишов отдал приказ начальнику инженерных войск готовить наиболее угрожаемые районы к боевому прикрытию. 20 июня корреспондент The New York Times Сульцбергер передал из Анкары: «Дипломатические источники из двух различных стран, граничащих с Советским Союзом, получили сообщения, что германское военное нападение на Россию может начаться в течение ближайших 48 часов... Немцы, поддерживаемые румынами и финнами, будто бы начнут мощное наступление на всём протяжении от Чёрного моря и до Арктики».
21 июня командование Прибалтийского Особого военного округа сообщило начальнику Генштаба генералу армии Г.К. Жукову о выдвижении германских частей к границе. В 13.00 по берлинскому времени войска вермахта получили сигнал «Дортмунд», означавший – наступление, как и было запланировано, начнётся 22 июня на рассвете. Работник советского посольства В.М. Бережков вспоминал: «В субботу 21 июня в Берлине стояла отличная погода. Уже с утра день обещал быть жарким, и многие наши работники готовились во второй половине дня выехать за город – в парки Потсдама или на озера Ванзее и Николасзее, где купальный сезон был в самом разгаре». Что касается Бережкова, то ему было поручено обратиться в Министерство иностранных дел Германии с заявлением, в котором требовалось разъяснить причины концентрации германских войск вдоль границ Советского Союза. Добиться приёма ни у Риббентропа, ни у статс-секретаря барона фон Вейцзеккера ему не удалось. Уже вечером советский посол в Берлине В.Г. Деканозов сумел встретиться c Вейцзеккером, вручив ему ноту протеста против нарушения советской границы германскими самолётами. Вейцзеккер с порога отверг все обвинения . Накануне великой войны Гитлер предложил Геббельсу проехаться по Берлину. На коленях у него лежал заготовленный текст объявления войны Советскому Союзу. Гитлер был озабочен тем, какими музыкальными заставками лучше всего предварять сообщения с Восточного фронта. В конце концов он остановился на тактах из «Прелюдий» Ф. Листа. В тот же день Гитлер обратился с письмом к Муссолини, обосновывая безотлагательную необходимость совместного выступления против Советского Союза. Он сообщил дуче о якобы огромной концентрации советских войск на границе и о том, что англичане рассчитывают на помощь русских и американцев. Последний, с кем Гитлер виделся в этот день, был всё тот же Геббельс, покинувший фюрера в половине третьего утра. В субботу 21 июня в Москве стояла необычайная жара. Многие жители столицы устремились к водоемам. 21 июня газета «Труд» сообщала: «В конце июня в Центральном парке культуры и отдыха им. Горького около 50 тыс. студентов и преподавателей московских вузов соберутся на праздник, посвящённый итогам учебного года. В этом празднике примут участие Герои Советского Союза, академики, знатные учёные. Окончившие институты готовятся пойти на предприятия. Десятки тысяч студентов направляются на производственную практику, едут на отдых». Из воспоминаний генерала армии И.В. Тюленева, командующего Московским военным округом: «В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев: ”С вами будет говорить товарищ Сталин...” В трубке я услышал глуховатый голос: ”Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?” Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня. В ответ услышал: ”Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов”. В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии». На протяжении всего дня Сталин непрерывно проводил совещания с Молотовым, Тимошенко, Берией и другими представителями высшего политического и военного руководства страны. Вечером во время встречи с немецким послом В. Шуленбургом нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов попытался, в очередной раз, выяснить, чем вызваны слухи «о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом». Его интересовали также причины массового отъезда из Москвы сотрудников германского посольства и их жён. Внятного ответа получено не было. Вечером 21 июня командование Западного Особого военного округа доложило в Москву о том, что немцы сняли проволочные заграждения, слышится шум моторов. В 23 часа на четвёртом участке, занимаемом Владимир-Волынским погранотрядом, был задержан немецкий солдат 222-го сапёрного полка Альфред Лисков. Он сообщил командованию отряда, что в ночь на 22 июня германская армия перейдёт в наступление. Подобно А. Лискову, покинули свои воинские подразделения и сообщили о готовящемся нападении на СССР немецкие коммунисты Ганс Циппель, Макс Эммендерфер, Франц Гольд и др. Информацию передали И.С. Сталину. С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков и Н. Ф. Ватутин были вызваны в Кремль. По воспоминаниям Жукова, он «захватил с собой проект “Директивы войскам”», и они с Тимошенко «по дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность». После тяжёлых раздумий Сталин согласился направить в приграничные округа директиву и объявить в этих округах «полную боевую готовность». Но при этом Сталин добавил в директиву Генштаба слова: «Не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Передача директивы в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 г. Около 23 часов 30 минут 21 июня нарком военно-морского флота Н. Г. Кузнецов отдал приказ объявить оперативную готовность № 1. Своевременные меры обусловили организованное и чёткое вступление кораблей, авиации и береговой артиллерии флотов в борьбу с врагом. В полночь 22 июня экспресс Берлин – Москва проследовал, как обычно, через Брест. В 3 часа ночи все коменданты участков доложили по телефону начальнику Владимир-Волынского погранотряда, что вдоль всего противоположного берега Западного Буга слышен сильный гул моторов.
На ковельском направлении погранзаставы Любомльского погранотряда доложили о серии красных ракет за Бугом и о том, что все наряды стянуты к заставам. В это время сотни немецких танков выходили на исходные позиции, жерла тысяч немецких артиллерийских орудий устремлялись на восток, до условного сигнала оставались считаные минуты. Около 3 часов утра последовал звонок в секретариат Наркомата иностранных дел из германского посольства: посол В. Шуленбург просил о встрече для важного сообщения. Почти одновременно – в Берлине было 4 часа утра – Риббентроп принял Деканозова. Рейхсминистр зачитал ноту советскому правительству об объявлении Германией войны Советскому Союзу. Так, уже официально, началась война, ставшая позднее для всего советского народа Великой Отечественной.
Лавренов Сергей Яковлевич – доктор политических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Научно-исследовательского центра фундаментальных военно-исторических проблем Военного университета Министерства обороны РФ
Источник: журнал «ОБОЗРЕВАТЕЛЬ–OBSERVER» №5 2021
