Ситуация на глобальном уровне
Российская внешняя политика на всем Ближнем Востоке, в том числе и в Сирии, развивается не в вакууме, напрямую завися и от других внешнеполитических направлений, и от положения России в глобальной системе международных отношений. В нынешней Концепции внешней политики Российской Федерации от 2023 г., в отличие от ее предыдущих редакций, Ближний Восток не относится к отдельным региональным направлениям, а включен в категорию «Исламский мир». В иерархии внешнеполитических приоритетов это направление является пятым, занимая место после ближнего зарубежья, Арктики, КНР, Индии и Азиатско-Тихоокеанского региона. Ближневосточное, так и, в частности, сирийское, направления являются составными элементами всей российской внешней политики. Поэтому необходимо отметить ключевые тенденции, происходящие на глобальном уровне, и обозначить шаги, которые Москве важно предпринять в новой политической реальности. Последние несколько лет в экспертных кругах фигурировала точка зрения об «осыпании» миропорядка. Среди ключевых тезисов было то, что прежний порядок уже не существует, а нового еще нет, как и нет понимания, каким ему быть. Стоит сразу обозначить одну ключевую особенность текущей ситуации — это скорость развития событий. Если раньше переход между фазами в развитии глобальной системы международных отношений занимал десятки лет, то теперь процесс занимает несколько лет. Специальная военная операция (СВО) выступила тем драйвером, еще больше ускорившим переход. Теперь говорить об «осыпающемся» мире неуместно. Мир уже осыпался, и следует оценивать его текущее состояние. Причем не стоит считать, что нынешняя ситуация — это переходная фаза между старым порядком и становлением нового. Не нужно ожидать процесса упорядочивания. Текущая фаза — это и есть новая система, которая выкристаллизовывается со стремительной скоростью, и останется надолго. Соответственно, жизненно необходимо понимать, как в ней существовать, для чего требуется не только оценить среду существования. Важнее начать с себя. Понять все сильные и слабые стороны, определить возможности и угрозы. Кроме того, необходимо провести комплексную инвентаризацию всех активов и пассивов в новой геополитической ситуации. Перечисленные мероприятия — то, что предстоит сделать России в ближайшее время.
Ревизия российского положения должна проводиться не только в потенциально выгодных регионах, или же там, где позиции РФ явно находятся под угрозой. Нельзя обделять вниманием те государства, где у Москвы, на первый взгляд, все стабильно и все хорошо. Именно по этой причине представленная работа посвящена ревизии положения России в Сирии в новой реальности. Необходимо оценить степень сегодняшнего российского присутствия в САР. Кроме того, важно понять, осталась ли Сирия такой же, какой была в 2015 году, а, если нет, то насколько изменилась. Следует также дать оценку значению Москвы для Дамаска в условиях процесса нормализации отношений Сирии с региональными акторами.
Российские позиции в Сирии: с чем мы столкнулись?
За восемь с лишним лет военного присутствия России на территории САР Москва помогла Дамаску вернуть под его контроль более двух третей территорий страны. Благодаря действиям РФ произошел коренной перелом в сирийском кризисе. В стране начались процессы возвращения к мирной жизни, произошел переход от «экономики внутреннего вооруженного конфликта» к раннему восстановлению. Начав военную операцию в Сирии, Россия вернулась на Ближний Восток и закрепила позиции в Восточном Средиземноморье, подтвердив статус мировой державы. Москва перехватила лидерство и в переговорных форматах. Военная кампания изменила представление о России. Произошло сближение с ближневосточными государствами, отношения с которыми до того были проблемными. РФ начала координировать политические шаги в регионе с монархиями Залива и региональными неарабскими государствами: с Турцией, Ираном и Израилем. На первый взгляд, военная операция в Сирии — один из самых успешных российских внешнеполитических шагов второго десятилетия XXI в.; Москва оказала помощь ключевому региональному партнеру. Однако, как верно заметил Е. А. Примаков: «Посредством лишь сверхуспешной военной политики и официальной внешней политики (hard power) можно победить в войне, но сложнее выиграть мир». Российский успех, максимально достигнутый в 2015–2018 гг., во многом, не удалось капитализировать в более крупные достижения. Более того, с конца 2018 г., с момента стабилизации военной обстановки, стала прослеживаться общая тенденция к снижению роли России во внутрисирийских процессах. На нынешнем этапе наблюдается явный перекос в сторону военной составляющей, что определило тренд на снижение российского влияния с момента затихания вооруженного конфликта; выбранная в 2015 г. магистральная линия российского присутствия в Сирии практически не претерпела изменений. В сирийском политическом истеблишменте сокращающееся влияние России объясняют неверно выбранным подходом к присутствию в САР. «Россия смотрит на Сирию как на проблему, которую надо решать. А надо смотреть как на место возможностей, которые нужно использовать», — слова одного из сирийских политических деятелей, сказанные автору в ходе личной беседы. Необходимость изменения российского подхода позволит, как минимум, сохранить существующие российско-сирийские отношения, а как максимум вывести их на более высокий уровень.
Российские позиции в Сирии: что мы имеем?
Сирия не просто ценный актив для России. Во многом САР — форпост российских интересов на Ближнем Востоке, обеспечивающий присутствие Москвы в регионе, к тому же союз с Дамаском — важный козырь в диалоге с Западом и ближневосточными державами. В условиях ожесточенного санкционного давления Ближний Восток стал для России одним из «окон» выхода в мир; особенно возросла ценность отношений с Турцией, Ираном, ОАЭ и Саудовской Аравией. Первые два государства — основные партнеры Москвы по сирийскому диалогу, а монархии Залива проявляют все больший интерес к сотрудничеству с Дамаском. Именно поэтому сирийская тематика может эффективно использоваться Россией в переговорах с ближневосточными странами. Российская военная инфраструктура в САР обеспечивает присутствие Москвы в стратегически важном регионе — в Восточном Средиземноморье, создавая угрозу юго-восточному флангу НАТО. Сдерживание Североатлантического альянса в Средиземноморье — одна из не заявленных, но очевидных целей российского присутствия в Сирии. Именно для этого на авиабазе Хмеймим дислоцируется группировка модернизированных дальних бомбардировщиков Ту-22М3М с крылатыми ракетами Х-32 и истребителей-перехватчиков МиГ-31К, вооруженных гиперзвуковыми ракетами Х-47М2 «Кинжал». Примечательно, что в Морской доктрине РФ от 2022 г. порт Тартус имеет значение главного пункта материально-технического обеспечения ВМФ РФ, создающий военно-техническое присутствие в Средиземном море на постоянной основе. Включение порта в новую Морскую доктрину означает вхождение российского присутствия в Сирии в категорию стратегических интересов Москвы. В условиях закрытого неба и санкций на гражданские авиаперевозки, авиабаза Хмеймим — практически единственный логистический хаб для проецирования российского присутствия в Африке и Латинской Америке.
Состояние двусторонних экономических отношений
Специальная военная операция на территории Украины несет вызов для российского присутствия в САР. Прежде всего, экономические возможности Москвы сокращаются, что существенно ограничивает широкомасштабное участие в реконструкции и в донорской помощи Сирии. Однако последствия СВО имеют обратный эффект. В условиях беспрецедентного санкционного давления на РФ настал момент для определения российской стратегии долгосрочного присутствия в Сирии. Главная институциональная слабость России, объясняющая недостаток реального наполнения в экономических связях, — отсутствие единой стратегии долгосрочного экономического присутствия в Сирии. Можно выделить два подхода: «широкий» и «узкий». «Широкий» подход предполагает государственную поддержку российским компаниям для выхода на сирийский рынок. «Узкий» означает делегирование полномочий нескольким крупным частным экономоператорам с опытом работы в Сирии, с собственными финансовыми возможностями, а также с наличием инструментов для решения вопросов безопасности. На нынешнем этапе превалирует второй подход. Отказ от реализации первого сценария объяснялся опасением российских компаний попасть под вторичные санкции из-за действий «Акта Цезаря», а также большой вовлеченностью экономики РФ в мировые хозяйственные связи. Сегодня в ситуации сокращения ряда направлений внешнеэкономической деятельности, усиление сотрудничества на уровне «бизнес для государства» (B2G) с Сирией для российских экономоператоров представляется реальным. Возможность попасть под вторичные санкции за взаимодействие с САР больше не является реальным ограничителем. Реализация «широкого» подхода подразумевает императив, направленный на доведение двусторонних торгово-экономических связей до существующего уровня военного и политического сотрудничества, что предусматривает поддержку со стороны государства российскому бизнесу на трех уровнях. Первый — «государство для государства» (G2G), регулируемый российско-сирийской межправительственной комиссией. Второй уровень — «бизнес для государства» (B2G), где главным координатором выступает Министерство промышленности и торговли РФ. Третий уровень — это «бизнес для бизнеса» (B2B). Он направлен на участие отечественного бизнеса в сирийских торгово-экономических проектах.
Стоит отметить явный прогресс в развитии двусторонних экономических отношений с момента начала СВО. Начался процесс захода в сирийскую экономику через российские регионы. С 2022 по 2023 г. несколько делегаций от субъектов РФ посетили САР, заключая как рамочные соглашения, так и конкретные (в сфере экономического сотрудничества). Российские субъекты получили целевые сирийские регионы для развития сотрудничества, в которых открывают свои представительства и филиалы компаний. Одним из таких субъектов стала Нижегородская область. Ее целевой регион — провинция Латакия. Последний визит областного правительства в Сирию состоялся в июне 2023 г., в работе которого принимал участие автор представленного исследования.
Обстановка в Сирии на 2024 г.
Адекватно оценить положение России в САР нельзя без учета общей ситуации в Сирии, сложившейся на начало 2024 года. Военно-политическая обстановка стабилизировалась. Уже четыре года страна живет без большой войны. Последние полномасштабные военные действия с участием крупных соединений сухопутных войск и авиации закончились в марте 2020 г. после завершения операции «Рассвет над Идлибом 2». В государстве достигнут хрупкий мир. В политическом процессе не происходит видимых изменений. Главным внутриполитическим событием последних лет стали президентские выборы, прошедшие в 2021 г. Действующий президент САР Б. Асад набрал на них более 95% голосов, в остальном изменений практически нет; мирные переговоры идут трудно. Правительству не всегда удается найти общий язык даже с примеренной оппозицией. На некоторых формально подконтрольных Дамаску территориях без российского посредничества центр не может выстроить диалог с бывшими оппозиционерами. Процесс политической децентрализации не реализуется, а положения Закона № 107 реально не выполняются. Основные переговорные форматы во многом исчерпали свой потенциал. Встречи в Женеве приостановлены, а конституционный диалог заморожен. Дежурно и без видимых результатов проходят встречи в Астанинском формате. Несмотря на то, что вооруженный конфликт в стране прекратился, социально-экономическая ситуация продолжает ухудшаться. В стране одновременно присутствует несколько ярко выраженных проблем, связанных со здравоохранением, продовольственной безопасностью, последствиями разрушительного землетрясения 2023 г. Все это дополняется гиперинфляцией, массовым обеднением населения, отсутствием постоянного электроснабжения, топливным кризисом и т.д. Сирийцы говорят, что «Во время войны в социально-экономическом плане жить было лучше, чем сейчас».
Всему виной санкционное давление (преимущественно «Акт Цезаря» - американский закон, предусматривающий санкции против правительства Б. Асада, а также тех, кто оказывает ему помощь), американское присутствие за Евфратом, разрушительные для гражданской инфраструктуры последствия тринадцатилетнего конфликта, экономический кризис в соседнем Ливане и пандемия COVID-19. В результате всего этого 90 процентов населения живут за чертой бедности. Помимо «Акта Цезаря» наиболее губительным остается присутствие США на территории Автономной администрации северо-восточной Сирии (ААСВС). Под их контролем находятся большинство нефтеносных районов страны. От необходимого объема нефти — 3 млн барр. в месяц, на подконтрольных правительству территориях добывается лишь 300 тыс. барр. Остальной объем нефти добывается в зоне ААСВС. Кроме того, Вашингтон ввел фактическое эмбарго для Дамаска на поставки нефти из Автономной администрации. Поэтому в нынешних реалиях Сирия полностью зависима от энергопоставок извне, в том числе из России и Ирана.
Итак, ситуация в Сирии оставляет желать лучшего. Обстановка разительно отличается от 2015 г. В военном плане удалось стабилизировать ситуацию, но какого-либо прогресса в политическом урегулировании не просматривается, что несет в себе проблемы в долгосрочной перспективе. В социально-экономическом плане ситуация постоянно деградирует. Население недовольно своим положением. В происходящем обвиняют не только Запад, но и «братские страны» (неформальная категория стран, используемая сирийцами в публичных выступлениях) за недостаточную помощь.
Внешнее влияние
Российско-сирийские отношения развиваются не в вакууме: они напрямую зависят от действий других акторов, участвующих в сирийском кризисе или пытающихся развивать отношения на сирийском треке как с Дамаском, так и с Москвой. Поэтому автор предлагает остановиться на роли государств, наиболее вовлеченных в конфликт, или максимально активизировавшихся на сирийском направлении в последнее время.
Иран
Наряду с Россией наиболее серьезные позиции в Сирии имеет Исламская Республика Иран (ИРИ). До начала украинского конфликта существовало несколько вариантов развития отношений между Москвой и Тегераном в САР. Основным детерминантом выступало заключение «ядерной сделки» между Ираном и США. Прогнозировались различные исходы: от сохранения существующего modus vivendi между РФ и ИРИ (в случае отсутствия компромисса между Тегераном и Вашингтоном) и до более агрессивной политики Ирана, а также обострения соперничества с Россией (в ситуации возвращения к СВПД). Сегодня ИРИ и США далеки от заключения «ядерной сделки». Соответственно, реализуется сценарий сохранения отношений между Тегераном и Москвой в Сирии на прежнем уровне. Более того, Иран поставляет России во время ее спецоперации отсутствующие технологии и номенклатуру товаров. Не стоит забывать и про наращивание сотрудничества между ведомствами двух стран. Все это позволяет говорить об усилении двусторонней кооперации, в том числе в Сирии. Вместе с тем можно зафиксировать совпадение стратегий России и Ирана. К тому же правительство Асада явно не в восторге от того, что две страны рассматривают Сирию как связующее звено в своих соответствующих стратегиях сдерживания недружественных им сил. Для Москвы Дамаск — важный элемент в противостоянии юго-западному флангу НАТО, а для Тегерана Дамаск выступает составной частью «Оси сопротивления». На фоне развивающегося стратегического альянса, когда ИРИ помогает РФ в СВО, а Москва практически перестала препятствовать Ирану размещать свои прокси-силы в южной и юго-западной Сирии, Асад может получать все меньшие дивиденды от соперничества России и Ирана в САР. Сложившееся положение заставляет Дамаск диверсифицировать связи и искать альтернативу своим ключевым партнерам.
Турция
Еще одно государство, имеющее ключевое влияние «на земле» в САР и влияющая на переговорный процесс, — Турецкая Республика (ТР). Основная сфера влияния ТР — зона Временного правительства Сирии (ВПС), в которую входят три анклава в северной части САР, находящиеся под турецким военным протекторатом. Неофициальное название этих территорий — «зона турецкой оккупации», не представляющая собой единую территорию. Анклав RAATA (аббревиатура, принятая ООН и обозначающая районы от Рас-эль-Айн до эт-Телль-аль-Абьяд) полностью окружен курдской Автономной администрацией, что отрезает его от других турецких протекторатов. ВС ТР присутствуют и в зоне Сирийского правительства спасения (СПС) (в неподконтрольной официальному правительству части провинции Идлиб). В 2022 г. Анкара официально заявила о подготовке к четвертой военной операции на территории Сирии с целью создания зоны безопасности у южных границ глубиной в 30 км, что означает зачистку приграничной территории от курдских формирований. Операцию планировалось провести в четырех сирийских районах: Телль-Рифъат, Айн-аль-Араб (Кобани), Айн-Иса и Манбидж, либо полностью отрезанных от основной курдской зоны, либо выведенных из-под американской военной протекции. Реальная цель Турции ясна: расширить и объединить все три анклава в единую буферную зону. В Анкаре рассчитывают не просто сделать эту территорию свободной от Рабочей партии Курдистана (РПК), но и использовать ее как инструмент постоянного давления на Дамаск. Примечательно, что обозначенные районы, в которых планировалось провести операцию, формально находятся под протекцией Москвы. Их безопасность закреплена российско-турецким Сочинским меморандумом 2019 г. Документ был подписан после того, как Россия остановила турецкую операцию «Источник мира», инициированную Анкарой после вывода войск США с территорий ААСВС. В результате соглашений Москва обязалась вывести Сирийские демократические силы (СДС) из Манбиджа и Телль-Рифъата. Важно подчеркнуть, что стороны согласовали условия после вывода войск Соединенных Штатов с северо-востока Сирии в 2019 г. В скором времени американцы вернулись, и Москва потеряла рычаг давления на курдов. Теперь российская протекция в этих районах носит лишь формальный характер.
Стоит упомянуть о еще одном важном российско-турецком соглашении по Сирии — о Дополнительном протоколе к меморандуму по Идлибу (2020 г.), заключенном между Москвой и Турцией после завершения операции «Рассвет на Идлибом 2». Согласно новым условиям, Анкара обязалась создать коридор безопасности вдоль трассы М-4 и передать регион Джебель аз-Завия, находящийся южнее этой трассы, под контроль официального правительства. Однако договоренности так и не были выполнены. Турецкая сторона, при невыполнении возложенных на нее обязательств, отсылает к сочинскому меморандуму 2019 г. по северу Сирии (к пункту № 6), где указано, что курдские формирования должны быть выведены из Манбиджа и Телль-Рифъата. С позиции турецкой стороны Москва взяла на себя невыполнимые обязательства по курдам, как и Анкара взяла невыполнимые обязательства по Идлибу. В итоге обе стороны стали заложниками двух соглашений, исполнять которые они не собираются или не имеют возможности. Идея обмена территорий региона Джебель аз-Завия в Идлибе на проведение турецкой спецоперации в Манбидже и Телль-Рифъате обсуждалась неоднократно. Однако статус-кво сохранился. В 2022 г., когда Анкара заявила о проведении четвертой спецоперации, возможность российско-турецких договоренностей по обмену территорий рассматривалась вновь, особенно в контексте незначительной реакции Кремля на потенциальную военную операцию. Впрочем, возможен еще один вариант развития событий. Слабая реакция Москвы могла означать не договоренность с Анкарой, а попытку склонить курдские силы к переговорам с Дамаском. Таким образом, существовала возможность использовать турецкую угрозу для примирения СДС с официальным правительством, тем самым значительно сократив влияние США на сирийской территории.
Россия отказалась от идеи новой эскалации в САР, и эти опасения понятны. В период проведения СВО существует риск втянуться в полноценный конфликт на севере Сирии. Такая вероятность напрямую угрожает растянуть российские военные ресурсы. Поэтому Москва инициировала диалог между Дамаском и Анкарой. Наивысшей точкой стала четырехсторонняя встреча министров иностранных дел РФ, ИРИ, САР и ТР в российской столице в мае 2023 г. Прошедшие переговоры — дипломатический успех Москвы, свидетельствующий о по-прежнему активной роли России в сирийском урегулировании. Более того, если процесс налаживания отношений будет результативным, Москва сможет снять с себя некоторые заботы касательно общего процесса урегулирования. Однако в долгосрочной перспективе это может существенно снизить роль России в САР (особенно на северных территориях). Сегодня под турецкой протекцией в Сирии живет более 4.5 млн человек. Еще 3.5 млн сирийских беженцев живет в самой Турции. Следовательно, Анкара продолжит оставаться гарантом сирийской оппозиции, используя этот инструмент для давления на Дамаск, только любые двусторонние вопросы можно будет решать без внешнего посредничества, что снизит общую роль Москвы. Учитывая, что официальное правительство САР может все меньше играть на противоречиях между РФ и ИРИ, вполне возможно, что Дамаск будет использовать разногласия между Россией и Турцией в свою пользу.
США
На начало 2024 г. четвертая турецкая операция на территории САР так и не состоялась. Как ни парадоксально, больше всего от этого выиграли США. Американская стратегия в САР мало изменилась: она заключается в том, чтобы «удушить» сирийскую экономику, сдержать Иран и нарастить издержки для России. Вашингтон наносит вред экономической системе Сирии не только санкционным давлением, но и присутствием за Евфратом, т. к. Дамаск не имеет доступа к нефтяным полям. Вернемся к четвертой турецкой операции. Если бы она произошла, глубина продвижения составила бы максимум 50 км. Учитывая сложность удержания всей протяженной границы, это заставило бы привлечь не менее 7 армейских бригад, что само по себе представляет большую нагрузку для Турции. Под прицелом оказались бы районы: Телль-Рифъат, Кобани, Айн-Иса, Манбидж, Хасака, аль-Маликия — т. е. территории исконного проживания курдского населения, заставив их сместиться на юг (на территории арабских племен). Даже в нынешней относительно спокойной ситуации между сторонами часто вспыхивают вооруженные столкновения, а СДС удерживают эти территории благодаря поддержке США. Показательны столкновения, активно развивающиеся с августа 2023 г. между арабским племенным ополчением и курдами в зоне ААСВС. Стоит добавить, что на территориях проживания арабских племен находятся самые богатые нефтяные месторождения (за исключением Румелана). Отход курдов на юг грозил бы серьезными последствиями для всей системы ААСВС, вплоть до ее распада, что негативно бы отразилось на американских позициях в Сирии. Однако на нынешнем этапе Автономная администрация функционирует в нормальном режиме. Вашингтон продолжает препятствовать налаживанию диалога между Ассамблеей демократических сил (АДС) и официальным правительством, продолжая ограничивать доступ Дамаска к энергоресурсам. Весь негатив от отсутствия топлива рядовые сирийцы переносят на Россию и Иран — страны, на чьих «штыках» удержалось правительство Асада. Таким образом, США продолжают эффективно реализовывать свою политику: оказывают давление на официальное правительство в Дамаске и увеличивают издержки для Москвы и Тегерана.
Израиль
В 2023 г. Израиль начал активнее наносить удары по Сирии, что связано с усилением иранских позиций в Сирии и началом новой эскалации палестино-израильского конфликта. Главный вопрос: выйдет ли эскалация за рамки ирано-израильского противостояния в Сирии и включится ли в него Россия? Все годы сирийского конфликта Москва дистанцировалась от противостояния двух сторон. Коротко отношение России к нему можно охарактеризовать как «это не наша война». Политика РФ подразумевала снижение вероятности столкновения между сторонами. Именно поэтому она выступала в качестве буфера. Ключевое требование России заключалось в том, чтобы под удары не попадали ее граждане и инфраструктура. На начало 2024 г. Москва в ирано-израильском соперничестве продолжает придерживаться принципа «это не наша война». Главной причиной поддержания status quo выступает возможность обоюдного с еврейским государством прямого влияния на жизненные интересы друг друга. Израиль не решается усилить вовлеченность в украинский конфликт (который представляет собой жизненный интерес для России) из-за возможного ответа со стороны России. Москва может повысить ставки и обеспечить проиранским формированиям пространство для маневра в южной и юго-западной Сирии (что представляет собой угрозу жизненным интересам Израиля). Вполне объяснима ситуация с отсутствием реальных ответов России на участившиеся израильские авиаудары (более того, их вряд ли стоит ждать). Москва не заинтересована провоцировать правительство Нетаньяху на усиление помощи Киеву. Ситуация может измениться в случае начала военных поставок Украине со стороны Израиля, но до завершения активной стадии вооруженного конфликта в Газе этот сценарий также маловероятен.
Арабские монархии Персидского залива
Примечательно, что и Израиль, и монархии Залива, активизировавшиеся на сирийском направлении, взаимодополняют друг друга по схеме «хороший и плохой полицейский». Еврейское государство своей жесткой политикой демонстрирует, во что обходится Дамаску сотрудничество с Тегераном. Между тем, заливные монархии указывают на благоприятные возможности для возвращения в «арабскую семью» в случае отказа от тесных связей с Ираном. Заметно, что арабские монархии Персидского залива пересматривают отношение к сотрудничеству с Сирией. Ключевым шагом на этом направлении стало возвращение САР в Лигу арабских государств в мае 2023 г. Общий процесс нормализации постепенно начался в 2018 г., когда ОАЭ и Бахрейн с разницей в один день возобновили работу своих дипломатических представительств в САР. После разрушительного землетрясения в 2023 г. нормализация начала развиваться стремительно. Страны, ранее поддерживающие сирийскую оппозицию, стали оказывать гуманитарную помощь официальному правительству. Во многом землетрясение стало тем «окном возможностей» для восстановления отношений. У монархий Залива появился аргумент перед США и ЕС для возвращения Сирии в «арабскую семью». Еще один аргумент в пользу наращивания кооперации с Дамаском — противодействие Ирану. В середине 2010-х гг., когда в Леванте разгорелись вооруженные конфликты, Исламская Республика успешно развила внешнеполитические проекты («Ось сопротивления», Сухопутный коридор «Тегеран-Бейрут»), а монархии Залива остались на вторых ролях. Теперь, когда острые фазы конфликтов давно пройдены, стало вполне реальным противостоять ИРИ. Оказалось, что у Ирана, как и у России, схожие сильные и слабые стороны: Тегерану намного проще выиграть войну, чем мир. На этом направлении активнее всего действуют ОАЭ. Эмиратская сторона явно демонстрирует желание стать ведущим актором в сирийском урегулировании. Однако темпы сближения Сирии с Арабскими Эмиратами не устраивают Иран, и Тегеран пытается воздействовать на ситуацию, ограничивая поставки нефти в САР на льготных условиях.
Важно понимать, что ухудшение отношений, а затем нормализация с последующим притоком инвестиций между Сирией и заливными монархиями происходит не впервые. Даже если рассматривать отношения между ними на рубеже последних двадцати лет, эта ситуация происходила дважды: после гибели бывшего ливанского премьер-министра Р. Харири (2005 г.) и в период сирийского кризиса (2011 г. – н. в); такое развитие отношений не уникально. Нормализация неизбежно произойдет, и вместе с ней начнется приток инвестиций. Причем среди монархий Залива существует понимание, что Асад остается, соответственно, необходимо заново выстраивать отношения с ним. Существует также осознание, что Россия выиграла войну и решила большинство вопросов военно-политического характера. Значит для монархий Залива настал момент выиграть мир: участвовать в постконфликтном восстановлении и переориентировать Сирию на свою сторону. Учитывая все слабые стороны Москвы, этот момент несет прямую угрозу российскому положению в САР.
Заключение
Позиции Москвы в САР постепенно снижаются. В большей степени это связано с нежеланием пересматривать и перестраивать российские подходы. Надо понимать, что сегодня все внимание РФ сфокусировано на украинском конфликте и конфронтации с Западом. Поэтому не стоит ждать быстрых и качественных изменений подходов к сирийскому направлению. Однако это все же необходимо будет сделать в скором времени. В ближайшей перспективе основная задача для России в Сирии — удержание нынешних рубежей и подготовка плацдарма для продвижения дальше, если кампания на Украине позволит это сделать. В текущей ситуации удержание рубежей означает сохранение наших сильных сторон. Общая нормализация Дамаска как с арабскими странами, так и с Турцией, несомненно, приведет к наращиванию экономического присутствия этих государств в САР. С одной стороны, это может стать позитивной тенденцией и ускорить процесс раннего постконфликтного восстановления. Уже сейчас понятно, что усилиями только России и Ирана социально-экономическую ситуацию вряд ли можно исправить. С другой стороны, в долгосрочной перспективе сложившаяся тенденция может угрожать присутствию России в Сирии. Как было сказано, Москва до сих пор не выстроила в САР свое экономическое присутствие. Еще не произошел переход от «узкого» экономического подхода к «широкому». Даже попытки российских регионов развить экономические связи пока не обернулись успехом. Вероятные инвестиции из монархий Залива и Турции могут затмить российское влияние. Важно учитывать, что военные победы и помощь на Востоке быстро забываются, если не происходит дальнейшее закрепление позиций экономическим путем.
Чтобы не допустить снижения влияния, Москве нужно комплексно работать на нескольких направлениях. Во-первых, необходимо напрямую участвовать в процессе нормализации Сирии с монархиями Залива и с Турцией. Это создаст условия для всесторонней заинтересованности в российском посредничестве в дальнейшем. Необходимо стараться регулировать приток внешнего капитала в САР, защищая наиболее слабые позиции и отдавая на откуп сферы, в которых Россия не заинтересована. Во-вторых, следует развивать экономическое присутствие в трех плоскостях: G2G, G2B, B2B. В-третьих, необходимо заниматься развитием российского присутствия в Сирии системно, а значит не замыкаться только на военно-политическом и экономическом направлениях. Важно также отдавать приоритет культурным, гуманитарным и образовательным связям, создавая в САР прослойку людей, ориентированную на РФ. Даже в случае качественного снижения роли России в Сирии это поможет не утратить позиции полностью.
Поляков Дмитрий Сергеевич - лаборант-исследователь. Восточный факультет, Государственный академический университет гуманитарных наук (ГАУГН)
Источник: журнал «Восточный курьер» № 1 2024
