КИТАЙ И ПАРАДИГМА ПОЛИТОЛОГИИ ПРАВА
Как отмечают российские и зарубежные ученые, при Си Цзиньпине в процессе реализации реформы госуправления и трансформации экономики Китая существенно усиливается роль правового фактора, при этом доктрина “управления государством в соответствии с законом” (依法治国) охватывает все сферы жизни партии и общества, становится важной частью проекта китайской модернизации. Несмотря на обилие научных работ по различным отраслям права КНР, дополнительного углубленного анализа требуют такие широко распространившиеся в последние годы понятия, как 涉外法律 (внешнее право) и 涉外法治 (правовое управление в сфере внешних связей). Оба термина не имеют прямых аналогов в зарубежных политико-правовых системах, поэтому их содержание следует уточнить по авторитетным источникам, используя критический дискурсанализ. Так как данные термины находятся на стыке права и политики и связаны со стратегией КПК по реформе госуправления, их деконструкция требует междисциплинарного подхода с применением методов правоведения и политологии. Как подчеркивают И.А. Копылов и А.И. Сацута, рассмотрение правовой политики государства лишь с точки зрения юриспруденции имеет “определенную противоречивость, неструктурированность, концептуальную незавершенность”. По их мнению, преодолеть данные недостатки можно, если рассматривать правовую деятельность через призму политической науки. О применимости инструментария политологии права к анализу государственно-правовой действительности пишет И.А. Кузьмин. Продуктивность междисциплинарного подхода подчеркивается и в ряде зарубежных работ. К. Йоргес еще в 1996 г. предупреждал об опасности инструментального подхода к праву, который игнорирует его нормативную и дискурсивную роль. Последнее особенно актуально для КНР, где дискурсивная сила права активно влияет на общественное сознание и язык описания политической реальности. Поскольку речь идет о “внешнем праве”, этот блок законодательства также тесно связан с позиционированием Китая в мире и служит важным каналом для передачи позиции Пекина по глобальным вопросам.
Современные дискуссии подчеркивают важность анализа влияния политических факторов на законодательство, а также взаимодействия правовых и политических инструментов и его результатов. Нам импонирует тезис, сформулированный А.С. Карцовым в ходе полемики о статусе политологии права: «В целом разграничение предметного поля правоведения и юридической политологии (юс-политологии) происходит при ответе не столько на вопрос “что?”, сколько на вопрос “как?”». В китайском контексте этот тезис можно развить следующим образом. При исследовании Китая правоведы традиционно фокусируются на изучении содержания законов, их структуре и формальных аспектах правовой системы. Например, исследование понятий 涉外法律 (внешнее право) и 涉外法治 (правовое управление в сфере внешних связей) с позиции правоведения будет направлено на определение их формальных характеристик и правовых норм, которые они описывают. В рамках нашего исследования в парадигме политологии права рассматривались эти понятия с акцентом на их практическое применение и политические контексты, в которых они существуют, поскольку не следует рассматривать содержание правовых форм вне политического контекста. Политологический анализ позволит понять, как современные реалии внешней среды и стратегические интересы государства влияют на разработку правовых норм, в то время как правовой анализ, от которого мы, разумеется, не отказываемся, фокусируется на юридических аспектах и деталях самого законодательства. Интеграция этих двух подходов позволяет всесторонне рассмотреть вопросы регулирования внешней политики КНР, выявить мотивы и цели законодателя, а также проанализировать потенциальные последствия принятия соответствующих норм.
ОФИЦИАЛЬНЫЙ ПОДХОД
4-й пленум ЦК КПК 18-го созыва (октябрь 2014 г.) впервые в истории Компартии Китая был посвящен вопросам правового регулирования. По итогам пленума было принято постановление о проведении широкомасштабных реформ, нацеленных на укрепление роли Конституции, облегчение доступа к правосудию и создание механизмов, способствующих снижению влияния местных чиновников на судопроизводство. Ключевым аспектом реформ в рамках концепции “управления государством в соответствии с законом” стало усиление партийного контроля в области законодательства, что предполагает дальнейшую централизацию власти и укрепление руководства КПК как в политической, так и в правовой сферах. 24 августа 2018 г. на первом заседании Комиссии ЦК КПК по всестороннему управлению государством в соответствии с законом Си Цзиньпин отметил, что Китай должен пользоваться юридическим оружием “во внешней борьбе”, “занять лидирующие позиции в сфере правопорядка, смело говорить нет тем, кто пытается разрушить порядок или дестабилизировать ситуацию”. Использование термина “борьба” в сочетании с правовыми инструментами легитимирует действия китайского руководства в сложной международной ситуации, подчеркивает, что Пекин в развитии внешних связей действует в рамках закона, но при этом готов к активному противодействию антикитайским силам. Уже на втором заседании Комиссии 25 февраля 2019 г. Си Цзиньпин впервые употребил термин “правовое управление в сфере внешних связей”, призвав к созданию благоприятной правовой среды для “продвижения реформ, развития и поддержания стабильности”.
6 декабря 2021 г. во время коллективной учебы членов Политбюро ЦК КПК Си Цзиньпин вновь подчеркнул необходимость “использования правовых средств в международной борьбе”. Генеральный секретарь поставил задачи: усилить законотворчество в сфере внешних отношений; совершенствовать законы против санкций, внешнего вмешательства и “юрисдикции длинной руки”; создать систему права, действующую за пределами юрисдикции КНР (我国法域外适用 的法律体系). Он также призвал к созданию “цепочек безопасности” для обеспечения зарубежных интересов Китая, что, вероятно, включает меры, необходимые для надежной защиты китайских граждан и организаций от внешних угроз. Сессия учебы Политбюро 27 ноября 2023 г. была полностью посвящена вопросам “правового регулирования в сфере внешних связей” как части китайского модернизационного проекта. Си Цзиньпин тогда отметил, что укрепление правовых основ в международных отношениях необходимо для национального возрождения, продвижения образа сильной державы, обеспечения открытости миру и противодействия внешним рискам. Была поставлена задача формирования “комплексной системы законов и нормативных актов в сфере внешних связей” (系统完 备的涉外法律法规体系). Си подчеркнул, что это системный проект, требующий стратегического ви́дения, согласования внутренних и международных аспектов и сочетания интересов развития и безопасности. Основные цели этой системы – защита интересов страны, содействие прогрессу международного права и продвижение “сообщества единой судьбы”. В ноябре 2021 г. в Пекине была издана брошюра “Тезисы для изучения идей Си Цзиньпина об управлении в соответствии с законом”, подготовленная Отделом пропаганды ЦК КПК и Канцелярией Комиссии ЦК КПК по всестороннему управлению государством в соответствии с законом. Подобные материалы и сборники высказываний Си Цзиньпина играют центральную роль в идеологической консолидации, способствуя распространению политических установок и задавая единый тон для системы партийной учебы. Они также детально объясняют официальные концепции для госаппарата, научного сообщества и широкой аудитории.
В контексте нашего исследования особый интерес представляет раздел, посвященный интерпретации “внешнего права”. В нем подчеркивается, что глобальное влияние Китая требует адекватного правового сопровождения. Составители отмечают, что “влияние Китая на мир никогда не было столь всеобъемлющим и глубоким, как сегодня, и внимание мира к Китаю также никогда не было таким широким и пристальным”, однако уровень правового обеспечения внешних связей пока не соответствует новому статусу страны. Усиление геополитической конкуренции, борьба за технологическое лидерство и рост протекционизма создают трудности для китайских предприятий за рубежом и порождают международные споры. “Тезисы” определяют ключевую задачу “правового управления внешними связями” как рациональную реакцию на эти вызовы, включая противодействие “гегемонистским действиям” западных стран, создание механизмов блокировки санкций и непризнание “юрисдикции длинной руки”. Для противостояния западной правовой гегемонии рекомендуется использовать внешнюю пропаганду, усиливая влияние китайского правопорядка и добиваясь его признания на международной арене. Таким образом, “Тезисы” подчеркивают стремление КПК к созданию правовой системы, соответствующей глобальным амбициям Китая, с акцентом на политико-идеологическую составляющую.
АКАДЕМИЧЕСКИЕ ОЦЕНКИ
Хотя выступления Си Цзиньпина и партийные документы определяют базовые интерпретационные рамки понятия “внешнее право”, его толкование не может оставаться статичным в условиях бурных изменений международной среды. Исследовательский интерес представляет также анализ академических публикаций. Несмотря на то что большинство китайских ученых придерживаются официальной линии, их работы могут содержать конкретные предложения по реализации политики и поднимать вопросы, требующие дальнейшего обсуждения. Такие дискуссии могут стать основой для будущих изменений в официальных подходах. Китайские ученые считают “внешнее право” ключевым элементом новой дипломатической стратегии Китая. Так, директор Института права Китайской академии общественных наук Мо Цзихун утверждает, что укрепление правопорядка в сфере внешних связей необходимо для успешного развития китайской дипломатии. Ученый подчеркивает важность уважения международного права, но это не означает признания всех международных норм обязательными для внутреннего правопорядка. Задача “внешнего права” – определить, какие международные правила могут быть признаны и применимы внутри страны. Это особенно важно в условиях глобальных вызовов, таких как экстерриториальная юрисдикция и давление на Китай извне в области прав человека, что требует создания правопорядка, основанного на внутренних правовых принципах. Мо Цзихун также отмечает, что гегемонистская политика Запада вызвала беспрецедентные вызовы для традиционной теории права, где внутреннее и международное право рассматривались как простая “дуалистическая система”. Сегодня, по его мнению, суверенное государство должно сохранять целостность и верховенство своего юридического суверенитета.
Цай Цунъянь (Фуданьский университет) отмечает, что с конца 1970-х годов Китай перешел от пассивного исполнителя международных норм к активному участию в их создании. В новых условиях “внешнее право” становится ключевым фактором формирования глобальных правил, отвечающих интересам КНР. Ученый подчеркивает, что в условиях глобализации внутренние и внешние дела тесно связаны и с ростом национальной мощи влияние китайской правовой практики начинает сказываться на международных процессах. Профессор Цзилиньского университета Хэ Чжипэн соглашается с этим, видя во “внешнем праве” не только механизм защиты интересов, но и инструмент активного формирования нового глобального правового порядка. Эксперт рассматривает управление в сфере внешних связей как правовую систему, ориентированную на государственные интересы в международных делах и движимую действиями государства. По его мнению, “внешнее право” должно способствовать повышению уровня правовой регламентации международных дел и модернизации системы управления.
Чжан Янь опирается на идеи К. Шмитта, утверждавшего, что к XIX в. европейский правопорядок распался, уступив место универсалистским абстрактным нормативным порядкам. Китайский ученый проводит важное различие между “абстрактным” и “конкретным” международным правом. Конкретное право основывается на взаимном признании культурных и правовых особенностей государств и стремится к компромиссным решениям, учитывающим интересы всех сторон. Абстрактное право, напротив, продвигает универсальные нормы, отражающие интересы государств-гегемонов. Задача Китая – способствовать отказу мира от старого, абстрактного правопорядка
Ма Хуайдэ подчеркивает важность развития юридических инструментов для защиты интересов Китая за рубежом, отмечая, что правовая сфера становится новой ареной международных конфликтов. Ци Тун и Фань Сяоюй акцентируют внимание на необходимости экстерриториального применения китайского законодательства, учитывая рост рисков для компаний и граждан за границей. Они призывают к созданию правовых механизмов для защиты политической и экономической безопасности, включая меры противодействия экстерриториальной юрисдикции других стран. Ли Минцянь считает совершенствование правовых инструментов для борьбы с дискриминационными мерами иностранных государств рациональным ответом на геополитическую нестабильность, торговый протекционизм и международную неопределенность. Цзу Вэньтянь, выдвигая задачу правовой защиты глобальных производственных цепочек с участием Китая, подчеркивает важность усиления позиций страны в финансовой сфере, цифровых технологиях и искусственном интеллекте для нанесения удара по слабым местам западной санкционной системы.
Со своей стороны Цай Цунъянь предупреждает, что защита интересов развития не должна сводиться к простому противодействию Западу. Ученый призывает избегать чрезмерного расширения понятия национальной безопасности, чтобы не секьюритизировать все экономические вопросы, поскольку излишний акцент на безопасность может нанести ущерб интересам развития Китая. Хуан Хуэйкан (Уханьский университет) указывает на недопонимание новых концептов в академической среде, где часто путают “внешнее право” с “международным правопорядком”. Он подчеркивает, что внешнее право остается частью внутреннего правопорядка Китая и основано на защите государственных интересов. Хуан также отмечает, что защита на циональных интересов за рубежом, связанная с понятием “заморский Китай” (海外中国)*, становится важным направлением китайской дипломатии. При этом “внешнее право” играет роль моста между двумя независимыми правовыми системами – национальной и международной. Принятый в 2023 г. Закон о внешних связях демонстрирует реализацию данных идей, усиливая правовую связь между внутренними и международными обязательствами китайского государства.
*“Заморский Китай” – принятое в КНР обозначение китайской диаспоры за пределами материкового Китая (включая Сянган и Аомэнь) и Тайваня.
ХОД ОБСУЖДЕНИЯ ЗАКОНА О ВНЕШНИХ СВЯЗЯХ
Проблемы, связанные с отсутствием кодификации в дипломатической сфере, накапливались годами, но стали предметом внимания лишь в последние годы. Ранее приоритет отдавался регулированию иностранных инвестиций, внешней торговли, правовому положению иностранцев и экономической безопасности. Например, Закон о внешней торговле действует с 1994 г. и обновлялся в 2014, 2016 и 2022 гг. Закон о применении права к внешним гражданско-правовым отношениям принят в 2010 г., а Закон об иностранных инвестициях – в 2019 г. Усиление западного давления и необходимость реагировать на санкции привели к срочному принятию Закона о противодействии иностранным санкциям (2021 г.). Однако отсутствие рамочного закона о внешних связях обострило проблему фрагментарности правового регулирования. Китай осознал необходимость более системного подхода в условиях возрастания внешнеполитических вызовов. С конца 2022 г. работа над Законом о внешних связях вступила в ключевую фазу. Хотя этот проект не был включен в законодательный план ВСНП 13-го созыва (2018–2023 гг.), вероятно, его подготовка началась задолго до 2022 г. Возможно, “сырой” текст уже существовал в недрах внешнеполитического аппарата. С осени 2021 г. работа над Законом велась в рамках руководящей группы и специальной рабочей группы, созданных по решению ЦК.
Как представляется, одним из ключевых факторов, ускоривших работу над Законом, стало назначение Ван И, который до того был министром иностранных дел, руководителем Канцелярии Комиссии ЦК по иностранным делам (КИД) в декабре 2022 г. Канцелярия КИД взяла на себя координацию разработки и внесения правок в законопроект*. К обсуждению были подключены МИД, Канцелярия Комиссии ЦК по всестороннему управлению государством в соответствии с законом, Верховный народный суд, а также министерства общественной и государственной безопасности, юстиции и коммерции. Включение представителей политико-юридического и силового блоков подчеркивает стремление создать закон, который должен обеспечить эффективное управление внешними связями с целью сохранения внутренней политической стабильности и защиты национальных интересов за рубежом, одновременно решая задачи по нейтрализации внешних угроз через законодательные и оперативные механизмы в сфере безопасности.
*В “Вестнике ВСНП” упоминается переписка по поводу Закона между Канцелярией КИД и Канцелярией ПК ВСНП. Это свидетельствует о “новой норме” в китайской политической системе, где центральная роль партии усилилась и многие функции, закрепленные в Конституции за тремя ветвями власти, перешли к партийным органам. Такой механизм подготовки законопроектов, возможно, существовал и ранее, но публично о нем, как правило, не говорили.
Ответственные сотрудники Канцелярии КИД ЦК КПК и МИД КНР присутствовали на заседаниях Комитета ВСНП по Конституции и законодательству, уделяя основное внимание “политической шлифовке” закона, чтобы привести его в соответствие с формулировками ХХ съезда КПК (16–22 октября 2022 г.). Это свидетельствует о том, что первые проекты Закона могли появиться между двумя съездами, хотя тогда и не были обнародованы.
В материалах обсуждения, опубликованных в “Вестнике ВСНП”, выделены следующие “политические поправки” с отсылкой к документам последнего съезда. 1. В качестве одной из целей Закона (ст. 1) добавлена формулировка о “содействии миру и развитию во всем мире”. Девелопменталистский поворот во внешней политике предполагает активное участие Китая в развитии других стран через инвестиции, торговлю и инфраструктурные проекты. Позиционируя себя как альтернативный источник помощи и инвестиций для стран Глобального Юга, Китай вступает в конкуренцию с западными державами, особенно с США. 2. При изложении принципов китайской внешней политики (ст. 4) добавлен тезис о том, что КНР “уважает пути развития и социальные системы, выбранные независимо народами разных стран”. Этот нарратив, утвердившийся в китайской внутренней и внешней политике, противостоит западной трактовке универсализма. 3. В ст. 26 о торгово-экономических и инвестиционных связях теперь указано, что Китай “привержен продвижению открытости на высоком уровне”. 4. Статья 37 (о защите зарубежных интересов КНР) дополнена положением о наращивании потенциала в этой области, что требует улучшения координации между ведомствами, включая силовые структуры. Ожидается принятие подзаконных актов и регламентов, вероятно непубличных, для повышения эффективности реагирования на внешние угрозы*.
*Основой для них может стать партийный документ – “Некоторые соображения по улучшению работы в сфере безопасности в зарубежных предприятиях и зарубежных инвестиционных проектах” (关于改进境外企业和对外投 资安全工作的若干意见). Принят Руководящей группой по всестороннему углублению реформ в 2017 г., в открытой печати не публиковался.
Интересно, что, как показал сравнительный анализ проекта и окончательной редакции, некоторые существенные правки, внесенные в Закон о внешних связях, не были отражены в открытых документах ПК ВСНП. Эти изменения носили политический характер, поэтому их отсутствие в официальных отчетах вряд ли связано с ошибками документооборота. Вероятнее всего, причины кроются в особенностях политического процесса в КНР, где информация строго дозируется. В цитируемых выше публикациях ПК ВСНП все поправки анонимизированы (их источниками названы “некоторые члены ПК”, “некоторые ученые”, “соответствующие ведомства”). Возможно, изменения были внесены по указанию высших партийных органов вне парламентской процедуры, чтобы избежать публичного обсуждения. Полный реестр правок мог бы раскрыть детали внутренних дискуссий, что власти считают нежелательным. “Дозированная” публикация правок позволяет контролировать общественное мнение и создать впечатление политической консолидации. Можно также предположить, что ничего уникального в процессе принятия Закона не происходило и речь идет о достаточно типичной для современного Китая ситуации. Наиболее важные изменения, выявленные автором, представлены в таблице.


Правки, указанные в таблице, свидетельствуют об усилении партийного контроля, укреплении роли МИД и акценте на договорно-правовую работу парламента. Новые формулировки демонстрируют стремление к согласованности по сложным международным вопросам (отношения с крупными державами, ситуация в СБ ООН) и подчеркивают идеологизацию международных отношений. Три глобальные инициативы, закрепленные законодательно, получают дополнительный вес. Вероятно, по ряду поправок существовали разногласия, которые решались “партийным арбитром” (Канцелярией КИД), а окончательный текст закона публиковался уже готовым. Кроме того, развернутая правовая аргументация могла быть политически чувствительной, что усложняло процесс. Срочность также играла роль: составление полного свода поправок могло затянуть принятие политически важного закона.
ПРИНЦИПЫ И ОРГАНЫ УПРАВЛЕНИЯ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКОЙ
В статье главы МИД КНР Ван И, опубликованной в “Жэньминь жибао” на следующий день после принятия Закона, говорится, что это первый закон нового Китая, который комплексно излагает основные направления и принципы внешней работы, а также устанавливает общие положения для развития внешних связей. “Его принятие является важной вехой в создании системы правового регулирования внешних связей нашей страны”. Такая оценка подчеркивает, что Закон выполняет роль концептуального документа по внешней политике, о чем свидетельствует акцент на целях и задачах внешнеполитической работы (главы 3 и 4), в отличие от более схематичного изложения вопросов “бюрократического регламента”, то есть распределения функций между партийно-государственными органами (гл. 2). С юридической точки зрения важно, что Закон прямо называет партийный орган, ответственный за внешние связи, и уточняет его полномочия. Из текста следует, что Комиссия ЦК по иностранным делам (в ст. 9 названа центральным руководящим органом по иностранным делам – 中 央外事工作领导机构) занимает высшее положение по отношению к ВСНП и ПК ВСНП. Это продвигает партийное руководство дальше, чем последняя редакция Конституции КНР (2018 г.), которая провозглашает принцип руководства КПК, но не упоминает конкретные партийные органы. Закон же устанавливает иерархию и подчиненность, подтверждая тенденцию последних лет, когда партийные органы получают административные полномочия.
Использование в Законе описательного определения “центральный руководящий орган по иностранным делам” следует юридическому прецеденту. Ранее подобная практика была применена в текстах Закона о государственной безопасности и Закона о безопасности данных, где упоминается “центральный орган в сфере государственной безопасности” (中央国家安全 领导机构), под которым подразумевается Совет государственной безопасности. В Законе о защите государственной тайны также используется описательная формулировка “центральный руководящий орган по защите тайны”, под которым подразумевается Канцелярия ЦК КПК по защите тайны, одновременно выступающая как Государственное управление по защите тайны. Комиссия по иностранным делам ЦК КПК, согласно тексту Закона, обладает не только координационными (协调), но и распорядительными полномочиями. Сочетание иероглифов 决策 (букв. “принимать решение”, “вырабатывать план”), использованное для описания деятельности Комиссии, обычно означает принятие важных политических и стратегических решений, что подчеркивает ее ключевую роль в формировании внешнеполитической стратегии страны. Статья 9 устанавливает, что в сфере внешней работы КИД отвечает за “дизайн высшего уровня” (顶层设计) (последнее выражение при Си Цзиньпине стало важным термином, отражающим усиление партийного контроля по всем направлениям).
Из первоначального текста Закона исчезло упоминание того, что “дизайн высшего уровня” осуществляется в отношении “важных (выделено мною. – И.Д.) направлений в сфере внешней работы” (对外工作领域重大工作). Можно допустить, что речь идет лишь о редакционной правке для избежания повтора слов, поскольку выше в статье упоминалась роль партийного органа в разработке “важных принципов и политики”. С другой стороны, прежняя формулировка строго следовала положениям ст. 13 Регламента работы ЦК КПК. Нельзя исключать, что полномочия КИД и ее Канцелярии будут значительно расширены и реализовываться не только на стратегическом уровне, но и по более широкому кругу практических вопросов. Вероятно, “лингвистическая и редакционная” игра связана с типичной для китайской бюрократии даже в условиях сверхцентрализованной системы межведомственной конкуренцией за полномочия.
Закон значительно расширил административные полномочия КИД и МИД, что стало явной аппаратной победой Ван И. МИД упомянут сразу после ВСНП, председателя КНР, Государственного совета и Центрального военного совета, который отвечает за международные военные обмены. Статья 14 подчеркивает роль МИД в координации дипломатических обменов партийных и государственных руководителей с иностранными лидерами, что усиливает его аппаратное влияние. Министерство также отвечает за координацию международных обменов других ведомств (в том числе местных органов власти) и управление дипломатическими миссиями. Закон включает все ключевые дипломатические концепции, выдвинутые после XVIII съезда партии, при этом подчеркнут особый статус трех упоминавшихся выше (см. таблицу) глобальных инициатив. Включение их в текст Закона означает, что формирование “тройки” инициатив завершено и теперь как единое целое они войдут в китайскую дипломатическую практику. Трем инициативам посвящена отдельная ст. 18, которая следует за ст. 17, излагающей общие цели внешней политики, такие как защита суверенитета и содействие развитию. Как отмечалось в таблице, упоминание трех глобальных инициатив заменило положение проекта о том, что “Китайская Народная Республика развивает глобальные партнерские связи”. Правовая новелла означает, что китайская внешняя политика фокусируется не на совокупности двусторонних отношений, а на достижении целей по изменению глобальной мировой среды в экономическом, безопасностном и цивилизационном аспектах, предлагая собственное ви́дение дальнейшей эволюции миропорядка.
Серьезным препятствием для Пекина могут стать не только растущее западное неприятие и противодействие инициативам Си Цзиньпина, но и проблемы с трансляцией своих намерений на международную аудиторию. Формулировки Закона, хотя и звучат выразительно по-китайски, могут быть не вполне понятны за пределами страны. Данное обстоятельство указывает на то, что язык новой китайской дипломатии еще формируется и Закон отражает это переходное состояние, сочетая мейнстримные темы, такие как климатическая повестка (ст. 25) и устойчивое развитие (ст. 20, 21, 27), с лексикой, типичной лишь для китайских политических текстов.
Китайские правоведы видят проблему в том, что законодательная система КНР, ориентированная на внутренние вопросы, часто не выходит за рамки национального правового мышления даже в международной сфере. Основная проблема “внешнего права” – преобладание декларативных норм над исполнительными. Ученые предлагают уравновесить декларации о ценностях с возможностью их реального исполнения. Например, профессор Хань Юнхун подчеркивает, что декларативные нормы выражают идеи и позиции, но не включают поведенческие модели и юридические последствия, что ограничивает их практическую ценность. Китайский автор ссылается на ч. 2 ст. 18 Закона о внешних связях, в которой используются абстрактные концепции, основанные на понятийном аппарате древнекитайской философии или партийных лозунгах: 亲诚惠容 (“доброжелательность, искренность, взаимовыгодность и инклюзивность”), 义利观 (“взгляд на справедливость и выгоду”), 真实亲诚理念 (“концепция честности, делового подхода, дружелюбия и искренности”). Хань Юнхун отмечает, что превращение политической риторики в язык законодательства приводит к использованию слишком общих формулировок. Из-за своей неюридической природы и чрезвычайной лаконичности содержание таких терминов может быть недостаточно ясным, что, по ее мнению, способно осложнить восприятие позиций и принципов Китая его партнерами.
ЗАЩИТА НАЦИОНАЛЬНЫХ ИНТЕРЕСОВ И ОТВЕТ НА САНКЦИИ
Обострение отношений Китая с Западом, особенно с США, обусловило необходимость защиты национальных интересов и ответа на санкции, что нашло отражение в Законе. Статья 6 устанавливает обязанность всех государственных органов, вооруженных сил, политических партий, предприятий и граждан защищать суверенитет, безопасность и интересы Китая в международных контактах. Статья 8 требует, чтобы любые организации или лица, наносящие ущерб национальным интересам Китая в ходе международных обменов, несли ответственность по закону. Статья 31 вводит универсальную оговорку, ограничивающую применение международных соглашений в Китае, если это наносит ущерб суверенитету, безопасности и общественным интересам.
Китай, последовательно выступая против односторонних санкций, введенных в обход международных процедур, в ст. 33 Закона использует комбинированный термин 反制和限制措施 (букв. “меры по противодействию и ограничению”), который в официальном английском переводе разделен на два автономных: “measures to counter” и “restrictive measures”. Китайский термин подразумевает не только ответ на санкции, но и более широкий спектр действий. Часть 2 статьи 3 Закона о противодействии иностранным санкциям (2021 г.) устанавливает: “Если иностранное государство в нарушение международного права и основных принципов международных отношений под различными предлогами или на основании собственного законодательства вводит ограничения или оказывает давление на Китай, принимает ограничительные меры дискриминационного характера в отношении китайских граждан и (или) организаций, вмешивается во внутренние дела Китая, Китай вправе ввести соответствующие контрмеры”.
Закон о внешних связях предписывает, что для обеспечения контрмер и ограничительных мер Государственный совет и его ведомства принимают необходимые регламенты, создают рабочие институты и механизмы, а также усиливают межведомственную координацию. Важно, что решения, принятые в рамках ст. 33, считаются окончательными и не подлежат обжалованию в рамках обычной административной процедуры. Особого внимания заслуживает положение о том, что защита интересов Китая может осуществляться на уровне министерств, что подразумевается термином “ведомственные правила” (部门规章). Статья 35 предусмотрено, что Китай выполняет резолюции о санкциях и соответствующих мерах, имеющих обязательную силу, принятые Советом Безопасности ООН в соответствии с гл. VII Устава ООН. Организации и частные лица не должны заниматься какой-либо деятельностью в нарушение упомянутых выше санкционных резолюций и мер. Установлено, что уведомления об аннулировании санкционных резолюций и мер издает МИД.
Статья 37 регулирует вопросы защиты внешних интересов. В ней указывается, что “государство должно принимать необходимые меры в соответствии с законом для защиты безопасности и законных прав и интересов китайских граждан и организаций за границей, а также для защиты зарубежных интересов Китая от любых угроз или посягательств”. В статье 32 сделан весьма осторожный намек на возможность экстерриториального применения китайского законодательства. Закон предусматривает, что Китай, в соответствии с основными принципами международного права и нормами международных отношений, “усиливает реализацию и применение своих законов и регламентов в сферах, связанных с иностранными делами”. Использованное выражение 涉外领域 (букв. “области, связанные с зарубежной (деятельностью)”) предполагает, что Закон применяется за пределами границ страны, на это же указывает и ссылка на международное право. Между тем конкретные механизмы применения внутреннего законодательства к иностранным юридическим и физическим лицам в Законе не прописаны. Введение этого рамочного положения, вероятно, связано с необходимостью регулирования правоприменения в “новых средах”, таких как киберпространство. В будущем могут появиться более конкретные правовые акты, включая ведомственные, что предусмотрено ст. 33.
ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ
Интеграция политологического и правового анализа позволила оценить не только текущее состояние китайского “внешнего права”, но и его влияние на глобальное позиционирование страны. Приоритетом политики усиления “внешнего правового регулирования”, в рамках которой был подготовлен и принят Закон о внешних связях, является правовая поддержка курса на активизацию роли Китая на мировой арене. Законодательное регулирование вопросов дипломатии и внешнеэкономического сотрудничества должно гарантировать сохранение и укрепление позиций страны в условиях растущих глобальной конкуренции и неопределенности.
Рассмотренный в настоящей статье Закон устанавливает концептуальные рамки для проактивного ведения внешней политики, укрепления международного сотрудничества и защиты интересов КНР за рубежом. С этой точки зрения документ представляет интерес как свод уже сложившихся оценок и подходов. По важнейшим концептуальным вопросам Закон провозглашает позиции, близкие или совпадающие с российскими. Это прежде всего касается критики гегемонизма и политики с позиции силы, ориентации на ведущую роль ООН, а также принципа самостоятельного выбора пути развития суверенными государствами. Исключение из проекта Закона формулировки о необходимости обеспечения “единства” в СБ ООН свидетельствует о том, что китайская сторона реально оценивает ситуацию в этом органе. Это должно послужить основой для более тесного взаимодействия РФ и КНР как в Совбезе, так и на других ооновских площадках.
В последнее десятилетие внешняя политика КНР сосредоточилась на усилении роли страны в глобальной системе через серию разнообразных инициатив. Эти изменения, закрепленные в Законе, отражают стратегический переход от развития сети двусторонних связей к активному и многомерному участию в формировании мирового порядка. Включение в закон трех глобальных инициатив подчеркивает завершение их концептуальной разработки и начало практического применения как единого комплекса.
Китайские эксперты считают, что для реального влияния на позиции страны в международной конкуренции необходимо укреплять системность правового регулирования и модернизировать подходы к нормотворчеству. Представляется, что здесь существуют возможности для российско-китайского взаимодействия по линии обменов между профильными министерствами, по каналам межпарламентских связей, а также на экспертной дорожке с участием сотрудников академических и практических организаций двух стран. С учетом первоочередных практических потребностей повестка обменов должна охватывать в первую очередь антисанкционное законодательство, а также такие вопросы, как применение национальными судами норм международных договоров, внешнее применение национального законодательства, взаимодействие национального и международного права, регулирование деятельности иностранных юридических и физических лиц, юрисдикционный иммунитет государства и его собственности.
Денисов Игорь Евгеньевич - старший научный сотрудник, МГИМО МИД России
Источник: журнал «Мировая экономика и международные отношения» № 1 2025