Мы еще удивим мир нашей неблагодарностью» — эти слова приписывают главе правительства Австрии князю Ф. Шварценбергу. Достоверно неизвестно, произносил ли их в 1851 г. министр-президент, пользовавшийся особым доверием императора Франца Иосифа I. Однако для современников позиция, занятая Австрией в ходе Крымской войны, выглядела именно так. Россия помогла в 1849 г. подавить венгерскую революцию, фактически спасла Австрийскую империю от распада. В 1850 г. в г. Ольмюц она поддержала Австрию в противостоянии с Пруссией по вопросам гегемонии в Германском союзе. Российский император Николай I был уверен в прочности союзнических отношений двух консервативных монархий. Во время визита царя в Вену в мае 1852 г. его встречали как «признанного главу монархической Европы, преданного друга, надежнейшего союзника, могучего покровителя, спасителя монархии Габсбургов». Жена князя К. Л. В. Меттерниха, описывая в своем дневнике восторженный прием, оказанный Николаю I в Вене, отметила, что царь питает к юному Францу Иосифу (ему был 21 год) «совершенно родительскую привязанность». Однако за этим благополучным фасадом скрывалось глухое недовольство покровительственным отношением восточного соседа к старейшей европейской монархии. Отмечая огромное влияние Николая на европейские дела в это время, саксонский поверенный в делах в Петербурге граф К. Фитцум фон Экштедт писал: «После этого можно ли было изумляться, если царь смотрел на монархов обеих держав [Австрии и Пруссии — Е. К.] не как на союзников, а почти как на вассалов?». Естественно, что такое положение не могло устраивать ни Франца Иосифа, ни Фридриха Вильгельма IV. Умный и решительный политик Шварценберг умер в апреле 1852 г. Министром иностранных дел стал дипломат меттерниховской школы К. Ф. Буоль-Шауэнштейн, не скрывавший своего нерасположения к России. Его особенно беспокоила возможность усиления позиций России на Балканах. В правительстве его поддерживал министр внутренних дел А. Бах. Полностью разделяли взгляды Буоля посол Австрии в Париже Й. А. Хюбнер и представитель во Франкфурте А. Прокеш фон Остен. При австрийском дворе существовала и довольно влиятельная «русская партия», состоявшая из видных аристократов и высших военных, придерживавшихся идей монархической солидарности4. Противостояние этих групп во многом определило позицию Австрии в период Восточного кризиса середины XIX в. В начале 1850-х гг. Австрия отходит от своей традиционной консервативной политики на Балканах, пытаясь играть здесь более активную роль. Это выявилось в ходе конфликта на черногорско-турецкой границе в 1852 г., где произошел ряд столкновений, которые грозили охватить Боснию и угрожали пограничным районам Австрии. Вена выступила в защиту Черногории. В феврале 1853 г. в Константинополь было отправлено специальное посольство графа К. Лейнингена, который при дипломатической поддержке России решительно потребовал от Турции остановки военных действий и отозвания турецких войск, блокировавших Черногорию. Султан пошел на уступки. Этот успех породил в Вене мысль о том, что Австрия могла бы взять на себя управление Боснией, которая была стратегически очень важна для обеспечения безопасности Адриатического побережья империи. Франц Иосиф отнюдь не остался равнодушен к этим идеям. Одновременно с этими событиями разворачивался конфликт между Францией и Россией по вопросу о «святых местах». Николай I неправильно оценивал сложившееся в Европе после прихода к власти Наполеона III соотношение сил. Он продолжал верить в то, что англо-французские противоречия на Ближнем Востоке непреодолимы и союз между этими двумя странами невозможен. Царь, не исключая возможности прямого военного столкновения с Турцией, пытался узнать, какую позицию в этом случае займет Великобритания. В январе-феврале 1852 г., беседуя с британским послом в Санкт-Петербурге сэром Г. Сеймуром, он вновь поднял вопрос о «больном человеке» и заявил: «Если нам удастся столковаться, то нет нужды, как поступят другие. Я вам скажу, чего я хочу. Я не позволю Англии утвердиться в Константинополе и, само собою разумеется, сам не сделаюсь его собственником». Сеймур был потрясен неожиданной откровенностью русского императора и его планами. Посол ответил царю, что «Великобританский кабинет весьма мало склонен принимать на себя какие-либо обязательства на этот счет». В разговоре 21 февраля 1853 г. речь зашла о позиции Австрии. «Австрия! — возразил пренебрежительно император, — что годится России, то годится и Австрии». Когда впоследствии, уже в ходе войны, секретная переписка Сеймура была опубликована, это вызвало очень болезненную реакцию в Вене. Беседуя с Сеймуром после заключения Парижского мира 1856 г. Меттерних сказал ему, что он не первый, кому русский император говорил о «больном человеке», это была его идея фикс. Во время переговоров в Мюнхенгреце в 1833 г. Николай спрашивал Меттерниха, что он думает о Турции, «не правда ли, это больной человек?». Меттерних ответил ему встречным вопросом: «Ваше Величество обращается ко мне как к врачу или как к наследнику?». Больше царь уже не заговаривал с ним о «больном человеке». Подобный зондаж Николай I проводил и во время своего визита в Великобританию в 1844 г. Убежденный в близости распада Оттоманской империи царь предлагал заранее договориться о распределении сфер влияния великих держав на Востоке. Он получил от главы британского правительства лорда Дж. Г. Абердина такие неопределенные ответы, что пребывал в уверенности, что его идеи не отвергнуты.
В ходе обострения Восточного кризиса в начале 1850-х гг., перед отправкой в Константинополь чрезвычайного посольства А. С. Меншикова, император, размышляя о возможном развитии ситуации в случае войны, набрасывает планы преобразования европейской Турции. «Наименее плохой из всех плохих комбинаций» он считал присоединение к России Молдавии, Валахии и части Болгарии, объявление независимыми остальной Болгарии и Сербии, передачу Адриатического и Эгейского побережья Австрии, Египта, Кипра и Родоса — Англии, Крита — Франции, островов Архипелага — Греции, объявление Константинополя вольным городом, на Босфоре предполагалось держать русский гарнизон, на Дарданеллах — австрийский. Беседуя на приеме в Зимнем дворце 23 февраля 1853 г. с австрийским представителем графом Ф. Зичи Николай I, не стесняясь присутствовавшего при разговоре Фитцума фон Экштедта, заявил: «Их [турок, которых царь назвал собаками — Е. К.] господство в Европе не может быть долее терпимо, и он рассчитывает на то, что император австрийский, которого он любит как сына, сообща с ним положит конец гнусному порядку вещей на Босфоре и угнетению бедных христиан этими неверными басурманами». Такие неосторожные высказывания, как и разговоры с Сеймуром, должны были насторожить европейские дворы, и давали повод правительствам великих держав сомневаться в миролюбии русского императора. А. С. Меншиков прибыл в Константинополь 16/28 февраля 1853 г. В инструкциях, данных ему, говорилось о необходимости добиться от султана восстановления всех прежних прав и привилегий православной церкви, что должно быть подтверждено сенедом (указом) султана, который признавал бы особое покровительство России православному населению Турции. В случае упорства турок император не исключал возможности угрожать им признанием независимости Дунайских княжеств. Миссия Меншикова вызвала беспокойство при европейских дворах. В феврале 1853 г. было заключено секретное англо-французское соглашение о взаимной договоренности относительно заявлений и действий по Восточному вопросу. По приказу Наполеона III, 22 марта 1853 г. французская средиземноморская эскадра покинула Тулон и взяла курс на Архипелаг. Директор политического департамента МИД Франции М. Тувенель писал 1 апреля 1853 г. французскому послу в Санкт-Петербурге Б. Д. Ж. Кастельбажаку: «Не мешает, чтобы все знали, что мы не останемся равнодушными зрителями беспорядков, происходящих на Востоке. Самый очевидный результат, какой имела демонстрация, сделанная Россией, заключается в том, что это дало многим строить планы относительно падения Турции». Именно вопрос о возможном распаде Османской империи особенно беспокоил Австрию. Буоль во всеуслышание заявлял, что великим державам следует воспротивиться требованиям России. Меттерних, возвратившийся из эмиграции в 1851 г. и поддерживавший тесные отношения с молодым императором и Буолем, которые когда-то были его учениками, продолжал давать им советы. Он утверждал, что требования России к Порте лишены всяких правовых оснований. «В каком смысле понимает русский император протекторат? — писал он Буолю в апреле 1853 г. — Если в смысле церковном, то это не подлежит компетенции султана, если же в смысле светском, то его требование — это посягательство на верховные права Оттоманской империи». Чтобы успокоить Австрию, Николай I отправил 9/21 апреля 1853 г. собственноручное письмо Францу Иосифу, в котором сообщал, что у него нет желания нанести последний удар по Турции: «Я считаю ее сохранение гораздо более полезным для наших империй, чем все то, что могло бы ее заменить после падения. Я думал так всегда, и нужно лишь, чтобы мне оставили возможность действовать в этом смысле, не подрывая чести и интересов России». Если же турецкое правительство не даст гарантий на будущее, то царь будет вынужден прибегнуть к оружию. «Невозможно в таком случае определить исход войны для Оттоманской империи, и если она падет по собственной вине, то я с полным доверием предупрежу тебя о том, что усмотрю в ближайшем будущем, и сообща с тобой мы предпримем средства к предупреждению катастрофы, которую, быть может, другие державы желали бы вызвать, но которую с Божьей помощью мы сумеем предотвратить благодаря нашему общему интересу и общности наших взглядов и стремлений». В содействии Австрии русский император был вполне уверен. 5 апреля 1853 г. в Константинополь прибыл английский посол Ч. Страдфорд-Редклиф. По пути из Лондона он останавливался в Париже и Вене, где ему был оказан радушный прием. Как пишет Е. В. Тарле: «В обеих столицах радовались появлению на константинопольской сцене этого энергичнейшего и умнейшего из дипломатических врагов Николая». Страдфорд сразу же взял курс на провоцирование и обострение русско-турецкого конфликта. Неуступчивость турок привела к провалу миссии Меншикова. 9/21 мая он покинул Константинополь. Россия потребовала от Турции в восьмидневный срок принять ноту Меншикова, в противном случае грозила оккупировать Дунайские княжества. Однако Порта, надеясь на помощь морских держав, отвергла ультиматум. 13 и 14 июня в Безикскую бухту у входа в Дарданеллы вошли английская и французская эскадры. А 14/26 июня 1853 г. Николай I издал манифест «О движении российских войск в Придунайские княжества». 22 июня/4 июля русская армия перешла р. Прут и вступила на территорию Молдавии. Реакция держав на эти действия российского правительства была очень бурной. И хотя Нессельроде в циркулярной ноте от 20 июня/2 июля 1853 г. уверял европейские дворы, что движение русских войск не означает открытия боевых действий, что речь идет лишь о получении «материальных гарантий» исполнения законных требований России, что это ответ на действия английской и французской эскадр, никто не собирался верить этим объяснениям. И Лондон, и Париж взяли курс на войну. В связи с вступлением русских войск в Дунайские княжества английский посол в Берлине лорд Лофтус проницательно замечал: «Если бы четыре державы коллективно объявили императору Николаю, что они посмотрят на переход через Прут как на casus belli, то наверно император не перешел бы через Прут и, по всей вероятности, война была бы предотвращена».
Австрийское правительство не желало войны, Буоль боялся разгрома Турции. Владея Дунаем, Австрия не могла допустить, чтобы устье этой реки было во власти русских, это угрожало бы ее торговле. Уже отторжение от Турции Бессарабии в 1812 г. и усилившееся влияние России в Молдавии и Валахии после Адрианопольского мира 1829 г. очень обеспокоили Вену. Дальнейшее продвижение России на Балканах совершенно не устраивало Австрию. Помимо всего прочего, она боялась деструктивного влияния таких событий на своих славянских подданных. В случае захвата Россией каких-либо территорий европейской Турции, Австрия оказалась бы окружена с востока и юга. Могущество Габсбургской империи было бы поколеблено. Так рассуждало большинство австрийских дипломатов во главе с Буолем. Они предпочитали руководствоваться национальными интересами Австрии, не придавая особого значения долгу признательности и личным симпатиям монарха. Необходимо отметить и давление, которое оказывала Франция с целью настроить Австрию против России и перетянуть ее на свою сторону. Российский посол в Париже Н. Д. Киселев передавал, что французское правительство употребляет все возможные меры давления на Австрию, вплоть до угроз возбудить против нее восстание в Ломбардии. Это были реальные угрозы. Страх потерять свои итальянские провинции, напряженные отношения с Сардинией заставляли Австрию проявлять осторожность. Меттерних писал: «На Востоке не зреет такого плода, который наша империя могла бы сорвать… Мы должны твердо придерживаться одного направления, это направление политическое, а именно — сохранение трактатов и избежание европейской войны из-за восточного вопроса». Он советовал Буолю: «Мы не должны быть нейтральны, но мы должны занять выжидательное положение, которое будет избрано нами вполне добровольно». В мае 1853 г. в Вену возвратился российский посол П. К. Мейендорф. На аудиенции он представил Францу Иосифу меморандум, содержавший обращение к Австрии за содействием, где подчеркивалось, что Россия имеет все права рассчитывать на ее дружбу. Вместе с этим документом посол вручил императору письмо Николая I, в котором царь писал: «Я желал бы, чтобы, когда я займу эти земли [Молдавию и Валахию — Е. К.], и если турки не уступят, Ты сделал бы то же самое с Герцеговиной и Сербией». Однако это предложение было отклонено австрийским императором. Он заявил, что не смог бы оправдать такого действия перед Европой, и что это могло бы вызвать непредвиденные последствия, не исключая всеобщей войны. Вскоре Николай I отправил в Вену новое письмо от 20 июня/2 июля 1853 г., в котором высказался очень откровенно. Поблагодарив Франца Иосифа за благородные и прямые ответы, царь заметил: «Я вполне одобряю программу, которой ты желаешь придерживаться в настоящем грустном случае. Она столь же разумна, как и осторожна, и я не могу ее не уважать. К несчастью, дела все ухудшаются… Если вспыхнет война, то я не имею никакой возможности поступать дальше так, как поступал раньше; я не смогу более удерживать в покое болгар, греков и прочие народности, нетерпеливые и пришедшие в отчаяние. Весьма возможно, что они все восстанут. Последствием будет падение в Европе Оттоманской империи даже без помощи нашего оружия». Далее Николай, подчеркивая, что не желает завоеваний, рассматривает, какие действия могли бы предпринять в этом случае Россия и Австрия. На его взгляд, «простейшим решением было бы признать в их границах независимость народностей, которые сами отделились бы от Турции… для их существования нужен будет только наш общий протекторат [выделено в тексте — Е. К.]». Если же вследствие общего восстания христиан или военных действий Константинополь будет освобожден от турок, «я не вижу другого исхода, как создание вольного города под гарантией всех европейских держав». Можно представить себе, как напугали монарха, подданными которого были миллионы славян, идеи о всеобщем восстании христиан в соседней Турции. В ответном письме Франц Иосиф осторожно отклоняет предложения царя, заявляя, что необходимо стараться сохранить мир и Австрия готова предложить свое посредничество в этом. Тем не менее, Мейендорф сообщал в Петербург в июне, что, несмотря на опасения Франца Иосифа, «он искренно будет поддерживать виды и требования нашего кабинета, не принимая, однако, ныне никаких по отношению к нам обязательств, которые скорее могли бы вызвать общий кризис, чем его предотвратить». Ключевыми в этом донесении были последние слова. Обострение кризиса, которое могло привести к войне России с западными державами, поставило бы Австрию в сложное положение выбора — чью сторону поддержать. Австрийское правительство поэтому стремилось избежать крайних решений, рассчитывало, что, затягивая кризис, можно будет найти его мирное решение. Австрия пыталась занять свою любимую позицию посредника, найти компромиссы, которые устроили бы обе стороны. С этой целью Буоль созвал в Вене 24 июля 1853 г. послов великих держав. Попыткой мирного урегулирования русско-турецкого конфликта летом стала так называемая Венская нота, принятая представителями четырех держав — Австрии, Великобритании, Франции и Пруссии. Согласно документу, султан подтверждал положения Кучук-Кайнарджийского и Адрианопольского трактатов, которые касаются покровительства христианского культа, и обязывался сохранить status quo в Святой земле. Спорные вопросы русско-турецких отношений ставились под контроль держав. 31 июля нота была направлена в Петербург и Константинополь. Русское правительство согласилось принять документ при условии, что в него не будет внесено изменений. Однако, как и опасался Николай I, Турция, подстрекаемая британским послом, потребовала изменений, исключавших ссылку на права России, основанные на предыдущих русско-турецких договорах. Понятно, что Россия не могла согласиться с этим. Таким образом, эта попытка мирного посредничества провалилась.
Стремясь прояснить позиции Австрии и Пруссии в разгорающемся конфликте, Николай I в сентябре — начале октября 1853 г. провел ряд встреч в Ольмюце, Варшаве и Потсдаме. Франц Иосиф пригласил царя на военные маневры в г. Ольмюц. В ходе переговоров здесь был выработан новый проект урегулирования. Порте предлагалось подписать Венскую ноту без изменений, а четыре державы, в свою очередь, подпишут декларацию, которая гарантирует, что Россия не воспользуется нотой для покушения на суверенные права Оттоманской империи. На обратном пути в Варшаве царь встретился с Фридрихом Вильгельмом IV. Однако Берлин не поддержал ольмюцкий проект. Глава правительства Пруссии О. фон Мантейфель писал 10 октября 1853 г. прусскому посланнику в Париже графу Г. Гацфельду: «Император [Николай — Е. К.] уехал вчера вечером, с ним не заключено никакого договора и вообще не написано ни строки… Император был сильно возбужден против английского министерства, которое он обвиняет в большом коварстве, так как он задолго до посылки князя Меншикова сообщил ему откровенно все, что он был намерен сделать, и даже, как он считал нужным поступить в случае колебаний со стороны Порты; но оно отвечало на все его заявления двусмысленными выражениями признательности, а, в конце концов, когда осуществилось все то, что он предвидел, оно не только покинуло его, но еще назвало его нарушителем европейского мира… Русский император ясно показал, насколько он дорожит нашим союзом. От нас требуется «полный доброжелательный нейтралитет» [подчеркнуто в тексте — Е. К.]». Таким образом, свидания монархов не привели к желаемому результату. Британия и Франция также отвергли предложенный проект. Это была запоздалая попытка мирного урегулирования, так как еще 14/26 сентября 1853 г. Турция предъявила России ультиматум, требуя вывести войска из Дунайских княжеств, а 22 сентября/4 октября объявила России войну. 22 октября н.с. в Проливы вошла англо-французская эскадра. Николай I 20 октября/1 ноября 1853 г. подписал манифест о войне с Оттоманской Портой. В этих условиях Австрия начинает отдаляться от России и сближаться с западными державами. Российский посол в Берлине А. Ф. Будберг узнал, что Буоль поручил австрийскому посланнику Прокеш фон Остену предложить прусскому королю Фридриху Вильгельму IV объявить вместе с Австрией и государствами Германского союза строгий нейтралитет по отношению к России и Турции. В течение всего октября и ноября Наполеон III не переставал угрожать Францу Иосифу войной в итальянских провинциях, если Австрия самым решительным образом не отмежуется от России. Австрию пугали революцией в Италии и Венгрии, давали понять, что Наполеон III может спровоцировать Сардинию напасть на Ломбардию. Об этом сообщал в Петербург российский посол Н. Д. Киселев. Эти угрозы достигали цели. Так, Тувенель писал Кастельбажаку 3 ноября 1853 г.: «Мы по-прежнему довольны настроением Вены и Берлина. Де Буркене [французский посланник в Вене — Е. К.] ручается за доброжелательный нейтралитет Австрии. Мы можем быть вынуждены начать войну только в двух случаях, будто бы сказал молодой император (Франц Иосиф). Во-первых, если на нас нападут в Италии, а во-вторых, если русским вздумается остаться в Придунайских княжествах». В награду за выступление против России Британия и Франция обещали Австрии гарантию ее итальянских владений и приобретение Дунайских княжеств. В ноябре Париж и Лондон решили предложить Австрии и Пруссии подписать коллективную ноту, которая предлагала Турции вступить в мирные переговоры с Россией при посредничестве великих держав. 5 декабря 1853 г. такая нота была подписана в Вене представителями Англии, Франции, Австрии и Пруссии. Впервые две последние державы выступили на стороне западных стран. Это соглашение произвело тягостное впечатление в Петербурге. Нессельроде в отчете за 1854 г. отмечал, что этот документ явился поворотным пунктом в позиции Австрии, «которая переменила роль благоприятного посредника на роль, если еще не соучастника действий, то соучастника замыслов противников России». В своем письме от 29 ноября/11 декабря 1853 г. Франц Иосиф настойчиво просил русского царя не противиться заключению мира, вновь призывал царя подтвердить его обещание не переходить Дунай и не покушаться на целостность Османской империи. Он подчеркивал, что испытывает сильное давление со стороны Наполеона III: «Донесения из Парижа… дадут Тебе понятие об усилиях, которые Франция, если война продолжится, готова будет сделать, чтобы заставить нас отказаться от нашего нейтралитета. Так как мы находимся на аванпостах, то наше положение сделалось бы в таком случае очень трудным. Появление трехцветного знамени в Италии явилось бы там сигналом к общему восстанию. За этим «поднятием щитов», вероятно, последовали бы аналогичные попытки в Венгрии и Трансильвании». Таким образом, шла настоящая дипломатическая борьба за Австрию.
В начале военных действий русские войска успешно действовали на Кавказе. Однако главное военное событие произошло на море. 18/30 ноября 1853 г. в Синопской бухте был разгромлен турецкий флот. Победа русских вызвала взрыв возмущения в Британии и Франции, рост там шовинистических настроений. Фитцум фон Экштедт писал о необычайном впечатлении, произведенном Синопом: «…друзья мира замолкли, и печать стала на все лады повторять излюбленную тему о европейской цивилизации, угрожаемой русским варварством». Это сражение стало фактором, ускорившим вступление морских держав в войну, так как показало, что Турция не выдержит длительного единоборства с Россией. В ночь с 3 на 4 января 1854 г. англо-французская эскадра вошла в Черное море и взяла под защиту «османский флаг и территорию». Действия западных держав вызвали возмущение Николая I, однако они не заставили его отступить, а, напротив, царь принял решение действовать более решительно. В собственноручной записке еще в ноябре 1853 г. он наметил новый план действий: перейти через Дунай, идти на Балканы, поднять подчиненные Турции народы и признать их независимость. Это был курс на окончательное разрушение Османской империи. Идеи царя очень напугали Нессельроде. Он указывал, что такого рода действия могли вызвать серьезное осложнение отношений с Австрией. В этой сложной ситуации Николай I предпринял еще одну попытку привлечь Австрию на свою сторону. 16/28 января 1854 г. в Вену с особой миссией прибыл граф А. Ф. Орлов. Царь писал главнокомандующему Дунайской армией генералу М. Д. Горчакову: «Посылаю Орлова к императору австрийскому, чтобы стараться придать ему более решимости». Целью миссии Орлова было возобновление тесного союза трех консервативных дворов. В личном письме Николай предлагал Вене гарантию ее владений в обмен на дружественный нейтралитет, а в случае распада Турции — совместный протекторат над теми государствами, которые могут образоваться на Балканах. Царь уверял, что опасения австрийского императора относительно тяготения к России его славянских провинций являются необоснованными. Однако эти предложения были отвергнуты. Условием сохранения Австрией строгого нейтралитета, по мнению Франца Иосифа, стало бы только обещание царя не переходить Дунай, что могло вызвать восстание христианского населения Турции, а это создавало бы новый и опасный для Австрии порядок вещей. Но Орлов не был уполномочен делать такие заверения. Тогда австрийский император заявил ему: «Я не могу подписать предложения России. Исход борьбы слишком неверен. Восточный вопрос слишком близко затрагивает Австрию, чтобы я мог связать себя заранее нейтралитетом. Я твердо буду следовать принципам, заявленным конференцией, а в остальном буду руководствоваться только своей честью и интересами моей империи». 25 января/6 февраля Орлов покинул австрийскую столицу. Сразу же после его отъезда Франц Иосиф отправил на границу с Дунайскими княжествами 50-тысячный корпус. Поняв, что Россия остается в изоляции, русский император с горечью писал М. Д. Горчакову 1 февраля 1854 г.: «Война с Англией и Францией почти что объявлена… Посылка Орлова в Вену и предложения мои в Берлине для заключения взаимного нейтрального договора не имели успеха, и хотя доселе оба этих правительства отказались согласиться на конвенцию против нас с англичанами и французами, но долго ли они устоят в этой решимости — мудрено угадать. Покуда Австрия ставит обсервационный корпус на границе Сербии, в Воеводине». Однако это не изменило решимости царя «действовать сильно». На ужесточение позиции Австрии могли повлиять и события в английском парламенте, где были преданы огласке донесения Сеймура о беседах с Николаем I, в которых явственно прослеживалось пренебрежительное отношение русского императора к венскому и берлинскому Кабинетам. Австрия в марте 1854 г. присоединилась к точке зрения западных держав и сообщила российскому правительству, что их требования об эвакуации Дунайских княжеств она считает вполне законными. Вскоре представители четырех держав подписали в Вене новый протокол, содержание которого не было сообщено нашему послу. Однако Мейендорфу все же удалось узнать, что этот документ содержал четыре пункта: 1. сохранение неприкосновенности Оттоманской империи; 2. вывод российских войск из Дунайских княжеств; 3. меры достижения этого; 4. улучшение положения турецких христиан. Когда русский посол упрекнул Буоля в том, что его держали в неведении относительно содержания протокола, тот ответил ему, что, так как петербургский кабинет отказал Австрии в гарантиях, о которых она просила, то Вена оставляет за собой свободу действий.
После объявления в конце марта 1854 г. Великобританией и Францией войны России действия Австрии стали более решительными. Австрийский посол в Париже Й. А. Хюбнер, сторонник союза с западными державами, после аудиенции у Франца Иосифа в апреле 1854 г. пришел к выводу, что император принял окончательное решение, на чью сторону встать: «Император рассматривает положение с правильной точки зрения. Его личные симпатии к императору Николаю, кажется, не влияют на то, как он судит о нем… Он сожалеет о напряженности в их отношениях, которая может привести к разрыву, он не забыл большие заслуги, которые Россия оказала в ходе интервенции 1849 г., однако даже укоры совести не помешают ему выполнить свой долг в отношении своих народов». Буоль также выступал за более активную политику. Он и его сторонники считали необходимым использовать трудное положение России, чтобы обеспечить Австрии господствующие позиции на Балканах. Под сильным давлением венского правительства 20 апреля 1854 г. прусский король пошел на заключение с Веной наступательного и оборонительного союза. Договор содержал обязательства гарантировать свои владения от любого нападения, привести часть вооруженных сил в состояние полной боевой готовности, пригласить все государства Германского союза присоединиться к этому соглашению46. Однако, несмотря на все усилия Буоля, Австрии не удалось привлечь на свою сторону другие германские государства. На конференции представителей этих государств в Бамберге (Бавария) 3 июня 1854 г. была принята нота, в которой подчеркивалось желание избежать любого участия в разгоревшейся войне и необходимость быстрейшего восстановления всеобщего мира. Эта позиция Германского союза вполне устроила Пруссию, которая не горела желанием идти в фарватере австрийской политики. В Вене ее приняли холодно, но самая сильная реакция была в Лондоне, где нота вызвала настоящий гнев. В мае 1854 г. последовало усиление австрийских военных контингентов в Галиции, Буковине и Трансильвании. На русской границе дополнительно было сосредоточено 90 тыс. человек, всего на военное положение было переведено 150 тыс. человек. Эти силы являлись серьезной угрозой российской армии. Назначенный 21 февраля/4 марта 1854 г. главнокомандующим войсками на Дунае генерал-фельдмаршал князь И. Ф. Паскевич на протяжении всей войны опасался, что австрийцы могут ударить в тыл его армии, что, естественно, сковывало его инициативу. Царь писал ему в мае 1854 г.: «Итак, настало время готовиться бороться уже не с турками и их союзниками, но обратить все наши усилия против вероломной Австрии и горько наказать ее за бесстыдную неблагодарность». В начале июня 1854 г. новый посол Австрии в Петербурге граф В. Эстергази должен был сообщить Нессельроде, что Австрия придает особое значение прекращению наступательных действий России за Дунаем и желает знать точный срок окончания оккупации княжеств. Фактически в ультимативной форме Австрия потребовала от России очистить Дунайские княжества. Описывая аудиенцию у царя в конце июня, Эстергази признается, что прием, оказанный ему, был «ледяной». Николай I заявил: «Доверие, соединявшее доселе обоих монархов ко благу их государств, разрушено, искренние отношения между ними не могут долее продолжаться». В ответе нашего кабинета указывалось, что «мы были бы расположены добровольно очистить княжества, если бы получили от венского двора гарантии безопасности», то есть наступление перемирия и объявление нейтралитета Австрии в случае продолжения военных действий. Петербург требовал, чтобы эти гарантии были даны в письменной форме. Однако достичь этих целей в сложившихся условиях было нереально. Сложнейшая задача вести дальнейшие переговоры с Австрией была возложена на нового российского представителя князя А. М. Горчакова. В июне 1854 г. он был назначен временным управляющим миссией в Вене, а через год стал посланником. В своих воспоминаниях Горчаков говорит о том, что Нессельроде не хотел посылать его в Вену на конференцию, он «был уполномочен на нее лично государем императором». «Я назначил его, потому что он русский», — заявил Николай I своему министру иностранных дел. 5 июля 1854 г. Горчаков прибыл в Вену, которая представляла собой в то время центр дипломатической борьбы. Для России это был наиболее ответственный пост еще и потому, что российских представителей в Лондоне и Париже тогда не было. Заметим, что особенностью Крымской войны являлось то, что почти на всем ее протяжении боевые действия сочетались с переговорами. Уже на следующий день после приезда в Вену Горчаков имел длительную беседу с австрийским министром иностранных дел. Они хорошо знали друг друга еще со времени работы в Лондоне в 1820-е гг., затем представляли свои страны во Франкфурте-на-Майне. Как сообщал Горчаков в Петербург, сначала Буоль был «холоден, сух, подозрителен», но постепенно лед растаял. Нессельроде давал инструкции Горчакову в то время, когда Австрия уже заключила две конвенции с Турцией, в которых обязалась использовать все дипломатические средства для достижения эвакуации иностранных войск из Придунайских княжеств, а в случае необходимости применить свои войска. Конвенции предоставляли Австрии право оккупировать княжества, а также временно занять Албанию, Боснию и Черногорию.
1/13 июня в Петербурге получили известие о том, что Австрия будет готова через месяц вступить в войну. Учитывая сложившиеся обстоятельства — неудачная осада Силистрии, высадка англо-французских войск в Варне и угрожающая позиция Австрии, царь распорядился начать эвакуацию княжеств, в которые сразу же стали входить австрийские части. Дунайская кампания заканчивалась. Нессельроде телеграфировал Горчакову в Вену, что эвакуация должна рассматриваться как стратегическая необходимость и ни в коем случае не как уступка Австрии. При вручении Горчаковым верительных грамот Франц Иосиф сказал, что обязанности государя никогда не казались ему столь тяжкими и уверял, что приказ австрийским войскам вступить в Валахию не заключает никакой враждебности в отношении России. Позднее в воспоминаниях Горчаков так рассказывал о первой аудиенции у Франца Иосифа: «Император был молод и обошелся со мной в высшей степени благосклонно. Три часа продолжался наш разговор; но я ясно видел, что его правительство было всецело на стороне врагов России, и только он лично еще колебался». Буоль же заявил Горчакову: «Наше положение таково, что для нас невозможно особое соглашение с вами. Мы не можем отделиться от западных держав до тех пор, пока не будет достигнута наша общая с ними цель. Она состоит в неприкосновенности Оттоманской империи и в добром, твердом и надлежащем мире… Мы не можем быть ни посредниками, ни судьями, мы заинтересованная сторона». Позиция Австрии после вывода русских войск из княжеств менялась в зависимости от изменения ситуации. Горчаков писал Нессельроде 19/31 августа 1854 г.: «Политика здесь делается час за часом, в зависимости от страха, который внушаем мы, или от давления, которое оказывает Запад». Полного единства в окружении Франца Иосифа по вопросам отношений с Россией не существовало. Группа Буоля настаивала на более тесном союзе с морскими державами. Министр иностранных дел вплоть до Парижского конгресса 1856 г. верил в то, что это позволит Австрии получить богатые в сельскохозяйственном отношении и важные стратегически провинции — Молдавию и Валахию. Он полагал, что Россия находится в изоляции и победа союзников предрешена. Но были и довольно многочисленные противники такой политики, прежде всего в военных кругах. Они боялись обострения конфликта, настаивая на том, что Австрия в настоящее время не в состоянии воевать. После революционных событий 1848—1849 гг. страна была истощена, финансы разрушены, во многих провинциях только в середине 1854 г. было отменено военное положение. Австрия была вынуждена пойти на снижение военного бюджета. Как заявлял генерал граф К. Грюнне, в этих условиях ввязываться в войну было бы глупостью. Горчаков в Секретном меморандуме, где он давал анализ политики Австрии, писал: «Наполеон держит в настоящее время ключ от Италии, он опутывает Австрию финансовыми операциями, которые для нее представляются крайне необходимыми, и он старается внушить Австрии непримиримую злобу против России, от которой Австрия может быть ограждена только Францией. Все, что я могу сказать здесь против этого, не в состоянии разрушить таких опасений». Далее он рассматривает сложное финансовое положение монархии Габсбургов и сообщает, что, по мнению министра финансов К. Брука, «если Австрия втянется в войну — банкротство ее неизбежно». В июле-августе 1854 г. английский и французский послы в Вене оказывали на Буоля сильное давление, пытаясь ускорить присоединение Австрии к антирусской коалиции. 3 августа Горчаков посылает в Петербург секретное донесение с информацией о том, что французский министр иностранных дел Э. Друэн де Люис предлагает заключить наступательный и оборонительный союз между Францией, Англией, Австрией и Турцией. В тот же день он узнал, на каких условиях Франция и Англия согласятся на перемирие и начало переговоров с Россией. Речь шла о принятии царем так называемых «Четырех пунктов». В начале июля Вена уведомила Париж о согласии признать четыре гарантии, выработанные французским правительством, которые было решено предложить России как основу будущего мирного договора. 27 июля/8 августа 1854 г. представителями Великобритании, Франции, Австрии и Пруссии была подписана нота о предварительных условиях мирного урегулирования, которые Австрия от имени великих держав предъявила России. Так называемые Четыре пункта содержали следующие положения: 1. замена русского покровительства над Дунайскими княжествами коллективным покровительством пяти держав; 2. свобода судоходства по Дунаю; 3. пересмотр Лондонской конвенции 1841 г. о Проливах «в интересах европейского равновесия»; 4. замена русского покровительства над православными подданными султана коллективной гарантией прав всех христианских подданных со стороны великих держав. В связи с этим Горчаков сообщал о позиции Австрии следующее: граф Буоль заявил, что, если императорский кабинет России «примет четыре пункта и после этого морские державы откажутся от перемирия либо серьезных переговоров о мире, Австрия покинет их и будет действовать совместно с нами». Сознавая всю сложность обстановки, Горчаков предлагал пойти на ряд уступок. Он считал, что необходимо принять эти условия с тем, чтобы ослабить коалицию. Однако поначалу Николай I отверг требования западных держав, что вызвало в столице Австрии смятение. Горчаков сообщал, что в Вене после получения отказа царя царит «лихорадочная нерешительность и большая растерянность». На самом деле, Франц Иосиф не был готов к войне с Россией. Начальник австрийского генерального штаба генерал Х. Гесс и значительная часть генералитета были решительно против войны. «Мое положение здесь странно, — писал Горчаков Нессельроде, — я конспирирую — это именно подходящее слово — с главнокомандующим войск, назначенных действовать против нас [Гессом — Е. К.]… мы условились иметь посредника, через которого часто сносимся и обмениваемся мнениями». Вряд ли Франц Иосиф пребывал в неведении относительно этих встреч. Видимо, он оставлял для себя возможность для маневра в будущем. После трех совещаний с Буолем в начале сентября Горчаков намечает план действий на предстоящий период: «Наша дипломатическая задача в эту зиму будет состоять в том, чтобы помешать включению Пруссии и остальной Германии в орбиту Австрии». Горчаков не раз сообщает о личном расположении Франца Иосифа к Николаю I, о его нежелании занимать жесткую позицию, о его колебаниях. Представляется, что русский посол несколько преувеличивал степень разногласий между австрийским императором и его министром. Ему не удалось раскусить Франца Иосифа, а между тем тот еще в начале октября 1854 г. вполне определенно писал своей матери: «Несмотря на все политические сложности, я в хорошем настроении, так как, по моему мнению, из этой восточной истории мы можем извлечь выгоду, если будем действовать энергично и твердо. Ведь на Востоке лежит наше будущее, и мы ограничим здесь влияние России. Это жестоко, выступать против прежних друзей, но в политике невозможно иначе, а на Востоке Россия всегда наш естественный враг».
Неудачи в Крымской кампании заставили все же царя в конце ноября 1854 г. заявить о принятии Россией четырех пунктов как основы предварительных переговоров о мире. Однако это уже не смогло предотвратить заключение Австрией союзного договора с Англией и Францией. Весьма осведомленный австрийский посол в Париже Хюбнер писал, что 23 ноября 1854 г. Наполеон III отправил Францу Иосифу письмо, в котором четко обозначил альтернативу: немедленное подписание договора или разрыв. Согласно договору от 2 декабря 1854 г. Австрия не могла вступать в соглашения с Россией без консультаций с западными державами, которые обещали ей помощь в случае войны. Договор содержал обязательства совместно защищать Дунайские княжества. Соглашаясь начать переговоры с Россией после принятия ею четырех пунктов, союзные державы установили, что если до 1 января 1855 г. переговоры не приведут к заключению мира, они обсудят меры, которые обеспечили бы его достижение. Этот договор стал одним из важнейших событий дипломатической истории Крымской войны. Любопытно, как оценил договор от 2 декабря Меттерних. Он заявил Буолю, что задача Австрии — положить конец распре. Отвечает ли этой задаче договор? Нет, он ослабляет позиции Австрии, лишает ее свободы рук. «Занять определенную позицию надо не в первом, а в последнем акте драмы». Буоль на это заметил: «Мы находимся в последнем акте». Но Меттерних возразил: «Я так не считаю. Способность России к сопротивлению не исчерпана. В случае вступления Австрии в войну, вся ее тяжесть падет на нас». Однако, Вена уже приняла окончательное решение, встав на сторону западных держав. Горчаков был поражен этим решением Австрии. Вскоре он узнал, что происходило в Вене накануне подписания договора. Французский и британский послы пришли к Буолю с настоятельным предложением подписать уже готовый текст. Австрийский министр в ответ заметил, что русское правительство приняло четыре пункта и можно открывать конференцию. Но послы западных держав заявили, что, если договор не будет подписан в течение 24 часов, они потребуют свои паспорта. Буоль доложил императору, что отказ будет означать «немедленную войну с западом», и Франц Иосиф принял решение подписать договор. Однако венский кабинет сделал обязательным условием англо-австро-французского союза согласие Парижа и Лондона начать с Россией переговоры о мире. Горчаков настоятельно советовал царю принять участие в венских конференциях. Николай I недоверчиво относился к этим переговорам. Он писал 7/19 декабря Паскевичу: «Жду, что будет на совещаниях в Вене, но ничего хорошего не ожидаю, а еще менее от Австрии, которой коварство превзошло все, что адская иезуитская школа когда-либо изобретала. Но Господь их горько за это накажет. Будем ждать нашей поры». Тем не менее, учитывая увеличивающееся давление со стороны западных держав, согласие России на начало мирных переговоров позволило Австрии остаться в рамках позиции формального нейтралитета. 28 декабря 1854 г. в Вене состоялась первая неофициальная встреча представителей Австрии, Великобритании, Франции и России. Горчаков дал на ней понять, что Россия готова на некоторые уступки. Но вскоре переговоры прервались. Обе стороны надеялись, что военные победы станут решающим аргументом в их противостоянии. В январе 1855 г. войну России объявило Сардинское королевство (Пьемонт), которое рассчитывало при поддержке Наполеона III внести в международную повестку дня вопрос об объединении Италии. Это был успех дипломатии французского императора. Действия Сардинии очень обеспокоили Вену, вновь на горизонте замаячил так пугавший ее итальянский вопрос. Когда в начале 1855 г. Горчаков пытался выяснить у царя, при каких условиях можно согласиться на заключение перемирия, Николай I ответил: «Покинуть Крым — другое невозможно». Однако военные операции в Крыму приняли затяжной характер, принося обеим сторонам огромные потери, и на первый план вновь вышли дипломаты. Весной 1855 г. в Вене открылась официальная конференция. Незадолго до ее начала, 18 февраля/2 марта, умер Николай I, что породило на Западе надежды на возможность договориться с новым русским монархом. Александра II считали более склонным идти на компромиссы, чем его отец.
Австрийский император, как только узнал о смерти Николая I, поспешил прислать телеграмму с выражением самого горячего сожаления о том, кто был его лучшим другом, его вторым отцом, кто спас Австрию от верной гибели и кого он терял в ту минуту, когда собирался доказать ему всю силу своей благодарности. О впечатлении, произведенном при петербургском дворе этими соболезнованиями, сообщает в своем дневнике фрейлина императрицы Марии Александровны А. Ф. Тютчева: «Бедный император Николай! Он оценил, чего стоит эта благодарность, когда перевернул к стене портрет коварного австрийца и написал над ним слова: Du undankbare [неблагодарный — Е. К.]. Я слышала от цесаревича, что император действительно испытывал чисто отеческую нежность к молодому австрийскому императору и что его измена в момент европейской коалиции глубоко его уязвила». Тем временем в Вене участники конференции довольно быстро достигли согласия по первым двум пунктам. Россия соглашалась принять их. Эти требования входили в сферу непосредственных интересов Австрии, она была в первую очередь заинтересована в их реализации. Камнем преткновения стал третий пункт. Еще на встрече в декабре западные державы выдвинули требование не просто о пересмотре конвенции 1841 г. о Проливах, но об «устранении русского преобладания на Черном море». В вопросе о статусе Проливов русская сторона была готова идти на компромиссы. Однако, в отношении требования ограничения размеров русского флота Горчаков, в соответствии с предписаниями из Петербурга, был непреклонен. В беседе с Буолем он заявил: «Малейшего намека кого-либо из членов конференции на судьбу нашего черноморского флота будет достаточно для того, чтобы возбудить с нашей стороны решительный отказ принять подобный вопрос даже в соображение». Переговоры были очень трудными. Занимая твердую позицию, Горчаков в то же время не переставал убеждать правительство, что нужно идти на уступки. Посол советовал, чтобы Россия выступила с декларацией о добровольном намерении не увеличивать размеры флота по сравнению с довоенным уровнем. Главное, по его мнению, это достижение мира. Однако Александр II, пока продолжалась оборона Севастополя, не желал соглашаться на компромиссы в вопросе, с которым связывал суверенные права и достоинство России как великой державы. Он писал Паскевичу: «Претензии союзников невыполнимы. Главный вопрос будет в том, устоит ли Австрия и объявит ли она себя нейтральною или решительно присоединится к нашим врагам. Я готовлюсь к худшему». С другой стороны, правительства Великобритании и Франции в действительности не хотели идти на мир до тех пор, пока не будет взят Севастополь и России можно будет диктовать более жесткие условия. Австрийский представитель на конференции барон Прокеш фон Остен в личной беседе сказал Горчакову: «Утомленные затруднениями в Крыму, союзники всегда будут видеть в Севастополе и в вашем черноморском флоте постоянную угрозу и опасение относительно Босфора». На протяжении всех переговоров Буоль не оставлял попыток заставить Россию пойти на уступки, заявляя, что неограниченное преобладание русского флота в Черном море беспокоит Европу и вызывает опасения за целостность Османской империи. Австрийский министр и представители других держав, которые, как отмечал Горчаков, действовали вполне согласованно, предложили, чтобы инициатива решения вопроса по третьему пункту исходила от Александра II. Буоль заявил, что подобное решение наиболее соответствовало бы желаниям Франца Иосифа. В то же время, «если конференции не приведут к общему миру, то Австрия по-прежнему останется под ружьем». Французы предложили проект нейтрализации Черного моря, который в результате и был принят на Парижском конгрессе, однако в настоящий момент царь не желал идти на уступки. Горчаков на заседании конференции прямо спросил Буоля: «В случае если Россия не согласится добровольно ограничить свои силы, будет ли Австрия требовать от нее принудительно такого ограничения?» Австрийский министр ушел от ответа, заявив, что сейчас вопрос рассматривается только в принципе. Становилось все яснее, что переговоры заходят в тупик. Обеспокоенный Горчаков по телеграфу запросил Нессельроде 11/23 апреля 1855 г.: «Можно ли вести переговоры на следующих основаниях: закрытие проходов в принципе; право Порты открыть их для иностранных держав, кроме России, если Порта будет видеть для себя угрозу в увеличении морских сил России? Ради Бога скорее дайте ответ по телеграфу». На что канцлер ответил: «Император очень удивляется, что вы могли спрашивать ответа на предложение, которое вы прямо должны были отвергнуть». Горчаков надеялся переломить ситуацию, добившись аудиенции у Франца Иосифа. Однако австрийский император не принял русского посла. Горчаков подозревал в этом козни Буоля, от которого, как он писал, «мы должны ожидать всего худшего». Накануне 13 заседания конференции, 25 апреля 1855 г., австрийским императором было отдано приказание трем дивизиям в Вене, Праге и Брюнне (Брно) быть готовыми к выступлению. Горчаков заметил по этому поводу: «Здесь хотят нас напугать демонстрациями политическими и военными. Мы не даем себя ни запугивать, ни заставить свернуть с пути». В то же время, анализируя позицию Вены, Горчаков пришел к выводу, что «Австрия, прежде всего, хочет избежать войны и сохранить хорошие отношения к Франции. Вся политическая система Австрии состоит теперь в том, чтобы быть в тесной дружбе с Францией, какие бы события ни произошли. Напрасно мы будем протягивать ей руку — относительно нас, на многие годы, совесть ее сожгла за собою корабли». Эти выводы подтверждаются и словами французского министра иностранных дел Э. Друэн де Люиса, в начале апреля 1855 г. прибывшего в Вену для участия в конференции. Он писал Наполеону III: «Я нашел в графе Буоле дружественное к нам расположение, искренно благоприятное нашим видам во всем, что не соединяется с вопросом о войне; но он менее решителен относительно всего, что может заставить его обнажить шпагу». Австрийский министр «употребил все свои усилия доказать Францу Иосифу все выгоды союза Австрии с Францией».
Петербург не оставлял надежды добиться почетных условий мира. Россия в принципе соглашалась с возможностью сокращения своего черноморского флота. Однако ее не устраивала та форма, в которую союзники пытались облечь данное условие соглашения. Русские уполномоченные на конференции (А. М. Горчаков и В. П. Титов) обращали внимание собеседников на то, что, «если по существу вопрос мог бы быть принят, но принятие его представляется в форме ультиматума — то такое требование, конечно, будет не согласно с достоинством первоклассной державы, о которой весь свет знает, что средства ее еще далеко не исчерпаны». Поэтому заявление России о том, что она не будет увеличивать свой флот сверх той численности, какая была до войны, должно быть признано за добровольное обещание, а не за форменное обязательство. Однако западные державы не пошли на такие уступки. На последнем заседании Буоль, резюмируя исход переговоров, сказал: «Главнейшею и даже единственною причиною неудачи конференции нужно считать отказ России от ограничения своих сил на Черном море». 4 июня 1855 г. конференция закрылась, так и не приступив к обсуждению четвертого пункта. Горчаков с горечью написал: «Богу угодно было, чтобы я в течение 10 месяцев сдерживал колесницу, которую страсти влекли в пропасть. Мне кажется, что я сделал все человечески возможное». Как Александр II относился к этим переговорам можно узнать из дневника А. Ф. Тютчевой, которая записала слова императора, сказанные им 24 июля 1855 г.: «Никто никогда и не предполагал осуществить четыре пункта. Но важно было выиграть время, занять Европу, а главное, дать Австрии возможность выпутаться из англо-французского союза. Что бы мы стали делать, если бы Австрия присоединилась к ним против нас? Мы не имеем никакой возможности защищать нашу западную границу». Из этих слов видно, какое решающее значение придавалось и в Петербурге, и в западных столицах позиции Австрии. К концу лета 1855 г. военные действия в Крыму и на Балтике почти прекратились, на Кавказе же русские войска вели успешную кампанию. Поздней осенью появились слухи о секретных переговорах, которые якобы ведутся между Наполеоном III и Александром II с целью положить конец войне. Эти слухи имели под собой основание. К Горчакову через посредников обратился герцог Ш. де Морни (сводный брат Наполеона) с предложением о начале мирных переговоров с Россией. В то же время сам Нессельроде собирался вести переговоры с министром иностранных дел Франции А. Валевским. Посредником в этих контактах выступал зять Нессельроде, саксонский посланник в Париж барон Л. фон Зеебах. Однако вскоре сведения о тайных переговорах дошли до Франца Иосифа и Буоля, что крайне обеспокоило обоих. В Вене пришли в ужас от одной мысли о возможности непосредственного примирения России с Францией. Вполне вероятно, это была тонко рассчитанная интрига Наполеона III, чтобы заставить Австрию более активно действовать в интересах союзников. Если это так, то французский император достиг своей цели. Накануне нового 1856 г. Эстергази был уполномочен передать Нессельроде ультиматум: если Россия до 18 января не согласится принять в виде предварительных условий мира пять пунктов, то австрийское правительство будет вынуждено разорвать с ней дипломатические отношения. К четырем пунктам добавился пятый, по которому союзники оставляли за собой право предъявлять России новые требования. Особенно возмутило Петербург требование, выдвинутое Австрией, об отторжении Южной Бессарабии. Рассчитывая получить контроль над Молдавией и Валахией, Вена хотела закрепить за собой и устье Дуная. Это требование территориальной уступки вызвало ненависть к Австрии не только придворных, но и широких общественных кругов России. В то же время, разрыв отношений не рассматривался Австрией как немедленное вступление в войну. Настойчивые попытки Франции и Великобритании добиться присоединения австрийкой армии к союзникам в случае несогласия России принять ультиматум наталкивались на решительный отказ австрийской стороны. По сообщению Горчакова, возможность войны с Россией очень встревожила финансовые круги Австрии. Они опасались финансового краха государства. Депутация Национального банка заявила министру финансов К. Бруку об отказе помогать правительству в случае разрыва с Россией. Надо заметить, что условия «австрийского коммюнике» не явились полной неожиданностью для русского правительства. Горчаков регулярно сообщал получаемую им через секретных осведомителей информацию о ходе выработки требований союзников. В начале января 1856 г. Александр II провел два совещания, на которых обсуждался вопрос об ультиматуме. В связи с тяжелым положением России и невозможностью дальше вести войну было решено принять пять пунктов. 20 января/1 февраля 1856 г. в Вене был подписан протокол о начале мирных переговоров в Париже. Парижский конгресс завершил войну, фактически уничтожившую европейскую систему, основанную на Венских трактатах 1815 г. Двойственная политика монархии Габсбургов не принесла ей желаемых результатов. Сильнейшее давление, которое испытывала Австрия со стороны западных держав, заставило ее, в конце концов, встать на их сторону. Однако в принятии такого решения сыграли важную роль и собственные геополитические расчеты Вены. Она стремилась ослабить влияние России на Востоке, выиграть конкуренцию с ней на Балканах. Желание получить Молдавию и Валахию, а также контроль над устьем Дуная заставили Австрию более агрессивно действовать в отношении России, чего Петербург никогда не смог простить ей. Расчеты Вены оказались несостоятельны. Австрия не получила никакой награды за свою дипломатическую помощь западным державам. Надежды Франца Иосифа и его министра на союз с Францией и Британией не оправдались. Парижский мир 1856 г. не принес Австрии желаемых дивидендов в виде приращения территории и не обеспечил ее безопасность. После его заключения супруг английской королевы Виктории принц Альберт писал: «Австрия сердита на самое себя, гневается против Бога и целого мира и имеет на то основательные поводы, потому что со своей двойной политикой она осталась у всех за спиною». Наполеон III сразу же после заключения Парижского мира обратил свои взоры к Италии, поддержав Пьемонт в его антиавстрийской политике. В ходе войны 1859 г. Австрия потеряла Ломбардию. Поражение в австро-прусской войне 1866 г. лишило ее Венеции и привело к потере лидирующих позиций в Германии. Определенную роль в этом сыграла и недружественная Австрии позиция России. В этих конфликтах Австрия оказалась в одиночестве. Двойственная политика привела в конечном итоге к ее изоляции на международной арене.
Котова Елена Владимировна - кандидат исторических наук. Старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН
Источник: журнал «История» № 8 (94) 2020
