Объединение Германии: как это было

К середине 1980-х годов два германских государства — ФРГ и ГДР воспринимались во всем мире как реальность, и никто не ожидал, что здесь возможны какие-либо изменения. И ГДР, и ФРГ являлись членами ООН и имели дипломатические отношения с подавляющим большинством государств мира. ФРГ была ключевым союзником США по НАТО, ГДР — столь же важным союзником СССР по Варшавскому договору (ОВД).

Приход к власти в СССР М.С. Горбачёва на первых порах не внёс в германские дела никаких изменений. Однако радикализация перестройки в 1988 году и первые признаки внутренней нестабильности в СССР (конфликт в Карабахе, образование националистических «народных фронтов» в Прибалтике) заставили Запад, прежде всего США, вновь выдвинуть германский вопрос в повестку дня мировой политики. В Вашингтоне и Бонне внимательно наблюдали за охлаждением отношений между ГДР и СССР, так как Восточная Германия не желала следовать по пути горбачёвской перестройки, считая его гибельным для социализма. В то же время рос авторитет ГДР на международной арене. 15 августа 1988 года Европейский союз (ЕС) и ГДР установили дипломатические отношения, в мае 1989 года без эксцессов прошли местные выборы. И тогда руководство США решило реанимировать германский вопрос. При подготовке к очередному саммиту НАТО госсекретарь Джеймс Бейкер сказал президенту Джорджу Бушу: «Несомненно, эта тема возвращается. Реальный вопрос заключается в том, ухватится ли за неё Горбачёв первым». При этом под «возвращением темы» американцы полагали вести речь об объединении Германии, хотя и решили пока не употреблять этого слова, заменив его «нормализацией». Это было сделано потому, что Вашингтон, удовлетворённый политикой М.С. Горбачёва, которая, с точки зрения США, вела к ослаблению как самого СССР, так и советского влияния в Восточной Европе, боялся «вспугнуть» советского генсека и насторожить его консервативных противников в Политбюро ЦК КПСС, чего США хотели бы избежать. Между тем сам Горбачёв неожиданно помог Бушу. Находясь в Берлине на 40-летии ГДР, он заявил, что политика в отношении ГДР определяется не в Москве, а в [восточном] Берлине. Это дало германской «теме» зелёный свет, и уже на следующий день Бейкер публично заявил, что Америка поддерживает воссоединение (reunification) Германии и рада видеть единую Германию в демократическом сообществе европейских наций, то есть в НАТО. Фактически такая линия означала поглощение Восточной Германии Германией Западной.

9 октября 1989 года, сразу же после отъезда Горбачёва из Берлина в Лейпциге начались вечерние несанкционированные демонстрации, которые первоначально проходили под лозунгом привнесения идей советской перестройки в ГДР. Американцы (в том числе и спецслужбы США) полагали, что Эрих Хонеккер контролирует ситуацию и не пойдёт на поводу у демонстрантов, а в случае необходимости применит силу. Такого же мнения придерживались и в Бонне. Позднее председатель СДПГ и бывший канцлер ФРГ Вилли Брандт говорил, что 9 октября 1989 года войдёт в историю «советско-германской дружбы как особый день, так как в этот день советские офицеры предотвратили кровавую бойню в Лейпциге». На самом деле никакой бойни и не планировалось: и войска, и народная полиция ГДР получили строгий приказ оружия не применять. Брандт просто хотел противопоставить «голубя» Горбачёва «ястребу» Хонеккеру. Над последним, между тем, нависла угроза отставки. 10—11 октября 1989 года на заседании Политбюро ЦК СЕПГ Хонеккер впервые столкнулся с резкой критикой со стороны многих членов этого высшего партийного органа6. Эгон Кренц, вокруг которого сформировалась оппозиционная лидеру ГДР группа, проинформировал Горбачёва, что 17 октября на заседании Политбюро ЦК СЕПГ планируется сместить Хонеккера с занимаемого поста. Горбачёв одобрил эти планы. Естественно, Хонеккер знал об этом и даже сам проголосовал за своё освобождение от занимаемой должности. Новым генеральным секретарём ЦК СЕПГ был избран Э. Кренц, который в этот же день объявил о решительных переменах в ГДР в духе демократизации общества.

Но эти перемены фактически уже начались, приобретая неконтролируемый характер. 24 октября состоялась массовая манифестация против самого Кренца, которого западные СМИ, прежде всего западногерманские, без всяких на то оснований окрестили «ястребом» и сторонником «китайского варианта» решения внутренних проблем, хотя группа Э. Кренца заявляла о необходимости использования опыта советской перестройки. Этот лозунг немедленно подхватили и США, видя в нём верное средство для ослабления позиций Восточной Германии8. Однако что касалось воссоединения Германии, то в Вашингтоне это пока называли примирением двух немецких государств на основе принципа самоопределения. То есть американцы опять смягчили тон, чтобы укрепить позиции Горбачёва. И они не ошиблись. 25 октября 1989 года Генеральный секретарь ЦК КПСС заявил в Хельсинки, что СССР не будет вмешиваться в политику восточноевропейских стран, что было воспринято Западом как сигнал для активного наступления в германском вопросе. 3 ноября 1989 года Кренц объявил, что граждане ГДР могут свободно выезжать в ФРГ через ЧССР и Венгрию, призвав одновременно восточных немцев оставаться в стране. Однако до 9 ноября 1989 года ГДР покинули примерно 40 тыс. человек. 9 ноября 1989 года неожиданно для всего мира и самого руководства ГДР член Политбюро ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовски заявил на пресс-конференции, что граждане ГДР могут переходить в Западный Берлин без всяких формальностей. Вообще ГДР планировала ввести новые облегчённые правила выезда из страны 10 ноября, но Шабовски почему-то сказал, что они вступают в силу немедленно. В этот же день толпа начала разрушать стену в Берлине. Кренц описал это так: «В течение короткого времени случается то, чего никто не ожидал. Жители Берлина отправляются к стене. На автобанах нарастает поток машин в западном направлении». Ошеломлённая народная полиция ГДР, не получившая никаких указаний относительно правил выезда, бессильно смотрела на то, как жители города ликвидировали пограничный режим явочным порядком.

Бейкер вспоминал, что им овладело странное чувство — новость о падении стены оказалась слишком неожиданной и слишком хорошей, чтобы в неё поверить. Американцы боялись, что в Германии разовьются неконтролируемые процессы. Именно поэтому в телефонном разговоре с министром иностранных дел ФРГ Гансом-Дитрихом Геншером сразу после падения стены Бейкер подчеркнул, что от свободы передвижения до воссоединения Германии — длинный путь. Геншер заверил американцев, что единая Германия в любом случае будет членом НАТО. Во время этого телефонного раз­говора было принято судьбонос­ное решение — вопросом объедине­ния Германии должны заниматься прежде всего сами немцы, а не четыре державы - победительницы (США, СССР, Великобри­тания и Франция), как это предписыва­лось Потсдамским соглашением 1945 года. Однако Бейкер и Буш прекрасно созна­вали, что с такой формулой не согласятся не только СССР, но и Великобритания*, и Франция, а также соседи Германии на вос­токе — Чехословакия и Польша. Первые две страны вообще хотели отложить объедине­ние Германии на неопределённый срок, так как опасались появления немецкого гиган­та в Европе, который стал бы ключевым чле­ном НАТО.

*Маргарет Тэтчер на переговорах с Гор­бачёвым 23 сентября 1989 г., т.е. ещё до па­дения стены в Берлине, прямо сказала: «Мы не хотим единой Германии, так же думают и большинство стран НАТО, и особенно пре­зидент Франции Миттеран». Тэтчер призва­ла Горбачёва не обращать внимания на пу­бличные заявления НАТО в поддержку гер­манского единства. На следующий день по­сле падения стены Тэтчер позвонила Колю и предупредила, что для Великобритании главным является не объединение Герма­нии, а создание в ГДР демократического правительства.

СССР, Польша и Чехословакия, естественно, будут настаивать, чтобы Гер­мания гарантировала их послевоенные гра­ницы. Москва к тому же, как предполагали в Вашингтоне, будет решительно возражать против членства объединённой Германии в НАТО. В своих подозрениях относительно пози­ции Москвы американцы укрепились, ког­да Буш ноября 1989 года получил пись­мо от Горбачёва, в котором советский ли­дер выражал обеспокоенность «хаосом» в ГДР (такие опасения имелись и у госсекре­таря Бейкера) и критиковал «политический экстремизм» Западной Германии в вопросе об объединении. Тем не менее следующим вечером на ужине с участием президен­та США Буша, госсекретаря Бейкера, се­кретаря Совета национальной безопасно­сти (СНБ) Брента Скоукрофта и Генри Кис­синджера было констатировано: объедине­ние Германии неизбежно, хотя Буш подчер­кнул, что предпочитает видеть этот процесс в форме «осторожной эволюции». В декабре 1989 года планировалась встреча в верхах на Мальте. Хотя первона­чально здесь вообще не предполагалось обсуждать германский вопрос, американцы подготовили по нему свои четыре пункта, а именно:

— объединение Германии должно решать­ся на основе принципа самоопределения наций, и ни один из вариантов объединения нельзя исключать заранее;

— объединённая Германия должна оста­ваться в рамках НАТО и ЕС с учётом законных

интересов четырёх держав-победительниц;

— объединение должно быть мирным и постепенным;

— должна соблюдаться нерушимость гра­ниц, как она зафиксирована в Заключитель­ном акте 1975 года в Хельсинки.

Ссылку на Хельсинки дали лишь для того, чтобы успокоить Москву и Париж. Амери­канцам удалось также побудить Горбачё­ва согласиться на формулу: «Мальта — это не вторая Ялта». То есть СССР и США боль­ше не будут обсуждать ситуацию в Европе (а именно в Германии) без участия самих европейцев. Это успокоило канцлера ФРГ Гельмута Коля, который боялся, что СССР и США под давлением Лондона и Парижа сни­мут вопрос германского объединения с по­вестки дня. И всё же Коль решил подстраховаться. Без всяких консультаций с США он 28 ноя­бря 1989 года неожиданно выступил в бун­дестаге с планом из 10 пунктов, предпола­гавшим создание конфедерации ГДР и ФРГ. В этот же день американцы получили посла­ние Кренца, в котором тот заявлял о своей решимости продолжать реформы в ГДР, но исходил из необходимости существования двух германских государств как краеуголь­ного камня системы безопасности в Евро­пе. Кренц не возражал против конфедера­ции, но весьма логично считал предпосыл­кой для неё роспуск НАТО и ОВД: было бы странно, если бы члены конфедерации на­ходились в противоположных военных со­юзах. Сходное послание Кренц направил и Горбачёву. Американцы поняли это как по­зицию, которую СССР и ГДР не намерены уступать во время встречи на Мальте.

Демарш Коля обеспокоил Москву: совет­ское руководство решительно отвергло его план. Против него выступила и Маргарет Тэтчер, считавшая, что сначала ГДР должна стать демократическим государством, это займёт определённое время, в течение ко­торого границы в Европе должны оставать­ся неизменными. Министр иностранных дел Великобритании Хэрд заметил в беседе с Бейкером, что 10 пунктов Коля надо до­полнить одиннадцатым: нельзя делать ни­чего, что разрушило бы баланс сил и ста­бильность в Европе. Президент Франции вообще не скрывал своего возмущения: за три дня до выступления канцлера в бунде­стаге Миттеран встречался с Колем, но тот ни словом не обмолвился о своей предсто­ящей инициативе. В знак протеста Митте­ран объявил, что посетит ГДР с официаль­ным визитом в декабре 1989 года. Это гово­рило о том, что Париж хотел бы видеть Вос­точную Германию как самостоятельное го­сударство. Получив моральную поддержку Лондона и Парижа, Москва, чтобы не отдавать процесс германского объединения на откуп ФРГ и США, предложила созвать встречу послов четырёх держав-победительниц в ФРГ для обмена мнениями по германскому вопросу. Американцы нехотя согласились, но огра­ничили повестку дня только предварительным обсуж­дением бу­дущего ста­туса Берли­на. 12 де­кабря 1989 года Бейкер встретился в Берли­не с Колем, который был явно расстро­ен жёст­кой линией Москвы, Парижа и Лондона, протививших­ся ускоренному объединению Германии. Бейкер успокоил Коля, обещав ему все­стороннюю поддержку. Выработанная США линия заключалась в следующем: побу­дить Москву согласиться на членство объ­единённой Германии в НАТО, в то же время экономически и политически расшатывая ГДР. Реализуя этот план, Бейкер выступил с предложением о необходимости реформи­рования НАТО (об этом американцы говорят и по сей день) и усилении роли Совещания по безопасности и сотрудничеству в Евро­пе (СБСЕ), а министр иностранных дел ФРГ Геншер даже заявил журналистам, что НАТО должна стать политическим союзом и зани­маться ни больше ни меньше как организа­цией процесса разоружения. Одновременно правительство ФРГ вся­чески расшатывало ГДР, проводя полити­ку свершившихся фактов. При финансовой поддержке западногерманских властей в Восточной Германии создавались партии, требовавшие немедленного воссоединения страны. Этот же лозунг выдвинули и участ­ники массовых вечерних демонстраций в Лейпциге и других городах, хотя ранее те же манифестанты желали в основном про­ведения демократических реформ в ГДР. Начиная с декабря 1989 года правительство ГДР проводило регулярные встречи с оппо­зиционными группами, которые требовали всё новых и новых уступок, и прежде все­го — немедленного расформирования ор­ганов госбезопасности. 6 декабря 1989 года Кренц подал в от­ставку со всех государственных постов. Реальная власть сосредоточилась в ру­ках премьер-министра ГДР Ханса Модрова, правящая партия стала разваливаться, при­чём в основном изнутри: многие члены не понимали, куда движется ГДР и есть ли во­обще перспективы у этого государства. Следует сказать, что Бонн очень хо­тел упредить складывавшийся франко­советский альянс по вопросу объединения Германии. 19 декабря 1989 года Гельмут Коль при­был в ГДР, где провёл фактически предвы­борный митинг и встречу с оппозицион­ными кругами: последние, по его мнению, должны были более решительно требовать немедленного проведения парламентских выборов в ГДР. Коль надеялся, что новое правительство после вы­боров будет послушно вы­полнять указания Бонна. 20 декабря в ГДР с трёх­дневным официальным ви­зитом прибыл Франсуа Миттеран. Было подписа­но несколько соглашений о развитии двустороннего сотрудничества, при этом Миттеран обещал ГДР финансовую помощь. В Бонне и Вашингтоне оценили этот визит как международную поддержку ГДР. Президент Буш встретился с Миттераном и после часовых переговоров убедил его координировать с США и ФРГ все свои шаги и заявления по Германии. В начале 1990 года существовали три модели решения германского вопроса: — созыв общеевропейской конфе­ренции (например, в рамках СБСЕ) с целью зафиксировать итоги Второй мировой вой­ны, включая нерушимость границ в Европе. К такой модели склонялись СССР, Польша и Чехословакия (там у власти уже находи­лись некоммунистические правительства). США и ФРГ выступали решительно против, так как полагали, что международная кон­ференция с участием десятков стран затор­мозит процесс объединения Германии;

— созыв конференции четырёх держав- победительниц. Такой вариант предпочита­ли в Москве, а также в Лондоне и Париже. США уже давно считали четырёхсторонний формат анахронизмом, а ФРГ его прямо от­вергала как «диктат победителей»;

— третий вариант предполагал, что об объединении договариваются ГДР и ФРГ, а четыре державы должны просто как бы утвердить то, что согласовали немцы.

И США, и ФРГ предпочитали третий ва­риант. Но оставалась проблема: как за­ставить Москву согласиться с этой фор­мулой. В январе 1990 года госдепарта­мент США разработал формат перегово­ров по объединению Германии, ставший известным как «2+4». Это означало, что два германских государства должны со­гласовать параметры объединения, а че­тыре державы-победительницы утвер­дить его внешние аспекты, главным об­разом — неизменность границ нового го­сударства. В начале февраля 1990 года Бейкер пре­зентовал формулу «2+4» Геншеру. Министр иностранных дел ФРГ был в восторге, но просил Бейкера подождать с её реализаци­ей до выборов в ГДР 18 марта 1990 года. После выборов, как рассчитывал Геншер, ГДР и ФРГ будут говорить на одном языке. Теперь оставалось убедить и Москву, и восточноевропейские страны, и союзников по НАТО в необходимости принятия форма­та «2+4», и Бейкер отправился в поездку по Европе. Министр иностранных дел Франции Ролан Дюма, ознакомившись с планом, за­метил, что предпочитает всё же советский вариант. Президент Чехословакии, извест­ный диссидент Вацлав Гавел, побаивался объединённой Германии и предпочитал ва­риант международной общеевропейской конференции. 7 февраля Бейкер встречался в Москве с Э.А. Шеварднадзе. По словам госсекретаря США, министр иностранных дел СССР точно не знал, какой план обсуждения германских дел предпочесть. То он склонялся к СБСЕ, то говорил, что «история не простит нам, если мы эффективно не задействуем четы­рёхсторонний механизм». Наконец согла­сился, что объединение Германии — дело рук самих немцев. Горбачёв на встрече с Бейкером заявил, что события в Германии движутся быстро и надо к ним приспосабливаться, и в конце концов он не видит большой разницы между форматами «2+4» или «4+2». Советский ли­дер даже заметил, что ничего страшного в единой Германии нет и что у Москвы гораз­до меньше опасений на сей счёт, чем у Лон­дона и Парижа. Вслед за Бейкером в Мо­скву приехал Коль. В беседе с ним Горба­чёв согласился с тем, что немцы могут жить в едином государстве (т.е. от конфедера­ции уже отказались) и что время объедине­ния должны определять сами немцы. В от­вет Коль выдвинул расплывчатую форму­лу, что процесс объединения Германии дол­жен проходить в рамках реформирования всей структуры европейской безопасности, и обещал выполнять соглашения о постав­ках товаров в СССР, которые были ранее за­ключены с ГДР.

Вопрос объединения Германии фактиче­ски был предрешён в Оттаве, где 11 — 14 февраля 1990 года проходила ранее запла­нированная конференция НАТО и ОВД по «открытому небу» — контрольному меха­низму разоружения. Ролан Дюма сообщил Бейкеру, что Франция не возражает против формулы «2+4», хотя предпочла бы «4+2». Бейкер, опасаясь, что французский ми­нистр иностранных дел займёт единую по­зицию с советским и тогда формула «2+4» может не пройти, приказал своему помощ­нику немедленно организовать встречу с Шеварднадзе ещё до того, как тот успе­ет переговорить с Дюма. Но ранее Бейкер встретился с министром иностранных дел Великобритании Дугласом Хэрдом, кото­рый поведал заокеанскому коллеге, что уже виделся с Шеварднадзе и понял, что он го­тов согласиться на формулу «2+4». Бейкер сказал, что надо немедленно «застолбить» (lock in) СССР на этой позиции. 12 февраля в 16.25 Бейкер, узнав, что встреча советского и французского мини­стров переносится на более поздний срок, «вытащил» Шеварднадзе с заседания кон­ференции и попытался получить его согла­сие на формулу «2+4». Однако Шеварднад­зе всё ещё колебался. На следующий день Бейкер, Хэрд, Дюма и Геншер выработали проект совместно­го заявления, который они намеревались единым фронтом представить Шеварднадзе: «Министры ино­странных дел[далее ука­зывался перечень стран] провели переговоры в Оттаве. Они согласи­лись в том, что в корот­кий срок после выборов в ГДР 18 марта 1990 года министры обоих герман­ских государств встре­тятся для обсуждения внеш­них аспектов германско­го объединения. Предва­рительные переговоры на официальном уровне начнутся в ближайшее время». Геншер предло­жил внести следующую поправку: «для обсуж­дения внешних аспек­тов установления гер­манского единства». Тог­да из текста заявления выходило, что вопрос об объединении Германии — дело уже решённое. Западные державы не возражали. Бейкер познакомил Шеварднадзе с тек­стом заявления, и последний заверил, что немедленно свяжется с Горбачёвым. Гор­бачёв, выслушав по телефону текст заяв­ления, предложил внести два изменения: убрать ссылку на выборы в ГДР и добавить фразу о необходимости обсуждения «во­проса безопасности граничащих с Германи­ей государств». Бейкер позвонил Бушу, и советские по­правки решили внести как не имеющие принципиального значения. Заявление шести министров иностранных дел было опубликовано, чем подтверждалось, что объединение Германии будет делом ГДР и ФРГ*.

*Интересно, что многие страны НАТО, пре­жде всего Италия, Канада, Норвегия, Бельгия, Люксембург и Испания, были возмущены, что формула «2+4» выработана без них. Одна­ко Геншер грубо прервал на заседании НАТО в Оттаве министра иностранных дел Италии Джанни де Микелиса и при поддержке амери­канцев не допустил дискуссии по германской проблеме.

Однако оставался открытым основ­ной вопрос: станет ли объединённая Германия членом НАТО? И здесь ФРГ и США проводили политику свершившихся фактов, не обращая никакого внимания на позицию СССР. Уже во время своего визи­та в США 24—25 февраля 1990 года Коль заявил на пресс-конференции, что объ­единённая Германия обязательно будет членом НАТО. Правда, Буш в беседе с Колем высказал некоторую озабоченность возможным сопротивлением Москвы. Но Коль оставался спокоен: «Они продолжа­ют торговаться. Но это в конечном ито­ге будет вопрос денег. Им нужны день­ги... Советы озабочены своей безопасно­стью, если Германия останется в НАТО. И они хотят получить что-нибудь вза­мен». «Ну, у вас денег-то полно», — заме­тил Буш. Коль предположил, что Горбачёв сдастся по вопросу НАТО в конце мая, во время американско-советского саммита. Канцлер полагал, что Горбачёв готов уступить, но хотел бы сделать это именно на переговорах с президентом США. Причем Коля абсолютно не заботило, удержится ли Горбачёв у власти: СССР ослаблен уже настолько, что любому преемнику Горба­чёва придётся продолжать политику усту­пок. И Буш, и Коль сошлись во мнении, что объединённая Германия должна стать пол­ноправным членом НАТО. Однако совет­ское руководство продолжало заявлять, что объединённая Германия не должна со­стоять в НАТО, так как это изменит баланс сил в Европе. 19 марта 1990 года (на другой день после вы­боров в ГДР, где к власти пришли фактически прозападногерманские партии) Бейкер и Ше­варднадзе встретились в Виндхуке на празд­новании независимости Намибии. Советский министр, обеспокоенный слишком быстрым ходом германского объединения, отметил, что хотел бы получить от объединённой Гер­мании некие гарантии безопасности, и даже пытался напугать Бейкера: что если вслед за выводом советских войск немцы попросят до­мой и американцев? Госсекретарь «милости­во» обещал, что американцы не уйдут. 5 мая 1990 года в Бонне состоялось пер­вое совещание министров иностранных дел по формуле «2+4», на котором Шеварднад­зе по-прежнему возражал против членства объединённой Германии в НАТО. Бейкер же пытался убедить Шеварднадзе, что единая нейтральная Германия сможет представ­лять собой угрозу для Европы, и прежде всего для СССР, чего ей не позволит сде­лать Североатлантический альянс, тем бо­лее что новое НАТО будет скорее политиче­ским, чем военным союзом. Во время переговоров в Бонне Шевар­днадзе озвучил пожелание СССР о получе­нии кредитов в объёме 20 млрд марок в те­чение 5—7 лет*.

*Западные частные банки (в том числе и не­мецкие) в то время уже не давали Советскому Союзу кредитов, так как экономическая ситу­ация в СССР в 1989—1990 гг. быстро ухудша­лась.

14 мая в Москву прибыл глава ведомства федерального канцлера ФРГ Хорст Тельник, которому была выска­зана та же просьба, но уже по поводу 1,5—2 млрд марок. В обмен Горбачёв обещал про­вести переговоры с Колем по вопросу объ­единения Германии, но после XXVIII съез­да КПСС. После возвращения из Москвы Тельник позвонил секретарю СНБ США Скоукрофту и сказал, что Горбачёв созрел для «компромисса» по НАТО. 30 мая 1990 года М.С. Горбачёв, уже в ран­ге Президента СССР, прибыл в Вашингтон и на следующий день, обсуждая с Дж. Бушем и Бейкером германский вопрос, предло­жил, чтобы Германия являлась одновремен­но членом НАТО и ОВД. Американцы отка­зались это обсуждать и всё время говори­ли о том, что в июле 1990 года НАТО примет новую стратегию и перестанет быть антисо­ветским блоком. Наконец Горбачёв согла­сился, что сама Германия должна решить, в какой блок ей вступать. Как вспоминал Бейкер, многие члены советской делегации были шокированы такой уступкой. Амери­канцы же для поддержки советского лидера немедленно предложили ФРГ оказать СССР финансовую помощь. Геншер уже в июне 1990 года доложил Бейкеру, что он обещал Горбачёву 5 млрд марок немедленно и 20 — через некоторое время. По вопросу НАТО позицию Горбачёва Геншер описал, как «да, но...», в то время как раньше это было жёст­кое «нет». Однако Москва всё ещё продолжала со­противляться. 22 июня 1990 года в Бер­лине прошла очередная встреча мини­стров иностранных дел в формате «2+4». Шеварднадзе предложил, чтобы четыре державы-победительницы сохрани­ли свои права в отношении Германии на 5 лет после объединения, причём в этот переходный период Германия должна со­стоять одновременно и в НАТО, и в ОВД, а численность бундесвера следует огра­ничить. Бейкер не смог сдержать раздра­жения: «Вот как вы, оказывается, понима­ете суверенитет Германии». Он прямо за столом переговоров написал записку Ген­шеру: «Что всё это значит?» Геншер отве­тил: «Надувание щёк». Помощник Шевар­днадзе Тарасенко объяснил Бейкеру, что новые предложения подготовлены Полит­бюро ЦК КПСС и Горбачёв не сможет обой­ти их до съезда партии. Шеварднадзе от­крыто сказал Бейкеру, что ужесточение позиции по Германии вызвано внутрипо­литическими сложностями Горбачёва. По­сле съезда всё изменится. Так и произошло. Для укрепления позиций Горбачёва в Москве саммит НАТО в Лондоне 5—6 июля 1990 года принял заявление об изменении стратегии Североатлантическо­го альянса. Было объявлено о готовности заключить с ОВД соглашение о непримене­нии силы, а на встрече «большой семёрки» 9—11 июля 1990 года в родном городе Дж. Буша Хьюстоне было обещано поддержать советскую перестройку кредитами. В это же время (2—13 июля 1990 г.) в Мо­скве проходил XXVIII (и последний) съезд КПСС. Горбачёву удалось добиться свое­го переизбрания на пост Генерального се­кретаря. Его главный оппонент, в том чис­ле и по вопросу объединения Германии, Е.К. Лигачёв в состав Политбюро избран не был.

Бывший руководитель внешней разведки ГДР Маркус Вольф (слева) перед германским судом

Воль­фу предлагали освобождение от уголовной ответ­ственности, если он раскроет агентуру МГБ ГДР на Западе. ЦРУ предлагало Вольфу в обмен на со­трудничество полный иммунитет от любого судеб­ного преследования. Вольф отказался и был при­говорён к 6 годам лишения свободы за «измену ро­дине». Всего же после объединения Германии де­сятки тысяч граждан ГДР подверглись уголовно­му преследованию и «запретам на профессию», хотя в подписанном договоре об объединении чёт­ко фиксировалось, что ни один гражданин ГДР не должен подвергаться наказанию за выполнение законов ГДР.

Сразу же после съезда 14 июля 1990 года в СССР прибыли Коль, Геншер и ми­нистр финансов ФРГ Вайгель. На «истори­ческих» переговорах на малой родине Гор­бачёва, на Ставрополье, СССР согласил­ся на членство объединённой Германии в НАТО и полный суверенитет единой Гер­мании в обмен на финансовую помощь и ограничение бундесвера до 370 тыс. че­ловек. Германия обещала по-прежнему не приобретать оружие массового уни­чтожения и оставаться членом Догово­ра о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), а СССР взял обязательство выве­сти советские войска с территории Вос­точной Германии до 1994 года. 22 августа 1990 года Народная палата Германской Демократической Республики приняла решение о присоединении к ФРГ с 3 октября 1990 года. 12 сентября в Москве министры иностранных дел СССР, Велико­британии, США, Франции, ГДР и ФРГ подпи­сали договор «Об окончательном урегули­ровании в отношении Германии», в соответ­ствии с которым страны-победительницы во Второй мировой войне отказывались от своих прав и ответственности в отношении Германии и Берлина, а объединённая Гер­мания гарантировала мирное сосущество­вание с соседями и незыблемость послево­енных границ.

Платошкин Николай Николаевич — доцент Московского гуманитарного университета, кандидат исторических наук

Источник : «Военно-исторический журнал» №11 2011