27 января 1944 года, завершилось одно из самых трагических событий Великой Отечественной — блокада Ленинграда. Ленинградцы получали в самые тяжелые месяцы всего 125 г хлеба в день. Сотни тысяч человек погибли от голода. Но всегда найдутся те, кто стремится нажиться на чужой беде. Были и в блокадном Ленинграде люди, а точнее, нелюди, которые продавали хлеб и продукты питания по баснословным ценам.
Первые ласточки
В первые дни войны никто не ожидал, что немцы дойдут до Ленинграда. Тем не менее еще 18 июля 1941 года, когда немцы находились под Лугой, хлеб в городе начали выдавать по карточкам — 800 г на человека. За время блокады норму понижали пять раз, пока 20 ноября она не стала составлять 250 г хлеба рабочим и 125 г остальным. Это привело к тому, что только в декабре 1941 года от голода в Ленинграде погибло около 50 тысяч человек. Только после этого рабочие стали получать 350 г хлеба, а остальные ленинградцы — 200 г. 8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда. В тот же день загорелись Бадаевские продуктовые склады и город лишился большой части запаса продовольствия, сахара, муки и пр. Однако некоторые дальновидные граждане (в основном работники торговли) еще до введения карточной системы успели запастись продуктами, но не для того, чтобы выжить, а для того, чтобы выгодно продать голодающим. Всего через три дня после начала войны в поле зрения ОБХСС попали некие сестры Антиповы, одна из которых работала шеф-поваром в столовой, а вторая заведовала магазином галантерейных товаров. При задержании дома у сестер нашли около 100 .кг муки, столько же сахара, консервы, масло, 100 кг мыла и полный ассортимент галантерейного магазина. Даже сотрудники милиции и ОБХСС были поражены размахом спекуляции в невыносимое для города время. Барыги скупали золото и ценные вещи, надеясь, что вскоре немцы займут Ленинград и установят свой порядок. Конечно, настроенных таким образом даже среди спекулянтов было не так много, но их деятельность приносила горожанам немало горя. Неким Рукшиным ОБХСС интересовался еще до войны. Уж слишком часто его видели возле скупок Торгсина и Ювелирторга. В конце концов он был осужден и к началу войны отбывал срок в колонии. Но его подельники оставались на свободе. Например, Рубинштейн, работая оценщиком в ломбарде, скупал у граждан ювелирные изделия, специально занижая их стоимость, а потом перепродавал. В «бизнесе» участвовали Машковцев, брат и сестра Дейчи. Все эти люди, сумевшие приумножить свой капитал в военное время, были потомками известных ювелиров. Машковцев в 1940 году в Ташкенте покупал золотые монеты на черном рынке и перепродавал их. Это было настолько выгодно, что вскоре продажа золота стала его основным занятием. Дейчи в период НЭПа владели несколькими магазинами. Всю наличность они переводили в золото и ценные вещи. Конечно, члены шайки, общаясь между собой, соблюдали строгую конспирацию. После ареста в августе 1941 года у них нашли 3 кг золота в слитках, 15 изделий из золота, золотых монет на пять с лишним тысяч рублей, 60 кг серебра, 50 тысяч рублей. Кроме того, много продуктов питания. На допросах они, не стесняясь, топили своих подельников. А еще их очень волновал вопрос, вернут ли им изъятое имущество.
Никаких привилегий
Некоторые источники утверждают, что и руководство Ленинграда, в частности первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Жданов, во время блокады ни в чем себе не отказывало. Некий очевидец даже рассказывал: «Был у Жданова по делам водоснабжения. Еле пришел, шатался от голода... Шла весна 1942 года. Если бы я увидел там много хлеба и даже колбасу, я бы не удивился. Но там в вазе лежали пирожные буше». Или, например, в своей книге Р. П. Магкаев писал: «...руководивший блокадным Ленинградом Жданов со своей челядью наедали на персиках, буженине и черной икре вполне поварской упитанности рожи среди массами умирающего от голода населения». Однако достоверных доказательств этому факту никто не приводит. Даже сын Берии Серго, который, кстати, неважно относился к Жданову, писал, что в Смольном просто не могло быть никаких пиров и излишеств. Руководство получало армейский паек, который был немногим лучше блокадной пайки. Кроме того, люди, работавшие со Ждановым, отмечали его неприхотливость в еде. По словам одной из официанток, Жданов для всех членов Военсовета установил: «Теперь будет так. Чуток гречневой каши, щи кислые (которые варил ему дядя Коля — его личный повар) — верх всякого удовольствия!..» Даже когда отмечали 7 ноября, не было изысков, только бутерброды. Жданов всегда проверял расход продуктов. Что касается пирожных, то у первого секретаря был диабет и есть сладкое он никак не мог. Но самый весомый аргумент против такого домысла не это, а то, что если бы он такое себе позволил, то мгновенно лишился бы должности. Если пирожные у него на столе и были, то для того, чтобы угощать посетителей — тех, у кого не было спецпайка. Вот что писал о Жданове генерал-полковник А. М. Андреев: «...Жданов вернулся с небольшим черным мешочком, затянутым тесемкой. Точно такой же мешочек я увидел в руках Ворошилова. «Что они в них хранят?» — разобрало меня любопытство. В столовой все выяснилось. В Ленинграде на все продукты питания была введена жесткая карточная система. В черных мешочках Жданов и Ворошилов хранили выданные им на несколько дней вперед хлеб и галеты».
На вес золота
Немыслимая дороговизна продуктов и голод способствовали увеличению количества преступлений. Чаще всего в заявлениях граждан в милицию фигурировала так называемая кража «на рывок», когда воры просто вырывали у прохожих сумки с пайкой хлеба. За продуктовые карточки вполне могли и убить. Кроме того, мародеры промышляли грабежом квартир, хозяева которых воевали или были в эвакуации. Все награбленное несли на черный рынок. Золото, ювелирные украшения, бриллианты приравнивались по стоимости к кусочку сливочного масла, консервам, стакану сахара или любой крупы. Но даже здесь голодных людей могли обмануть. В консервную банку насыпать песка или наполнить ее продуктом, изготовленным из человеческого мяса.
В первую блокадную зиму в Ленинграде научились добывать льняное масло из олифы путем очищения ее от вредных соединений металлов. И это масло спасало людей от голодной смерти. Однако и на этом мошенники смогли поживиться: они заворачивали бутылку с олифой в бумагу так, что содержимое видно было только сверху, а под олифу наливали простую воду. Особенно хорошо жилось тем, кто имел отношение к продуктам питания. Не жалели даже детей. Блокадница Н. В. Лазарева вспоминала: «В детской больнице появилось молоко — очень нужный продукт для малышей. В раздаточнике, по которому сестра получает пищу для больных, указывается вес всех блюд и продуктов. Молока полагалось на порцию 75 граммов, но каждый раз его недоливали граммов на 30». А тех, кто замечал это и пытался пристыдить жуликов, просто выгоняли с теплого места». Конечно, большинство ленинградцев, даже тех, кто работал на производстве продуктов питания, оставались честны перед собой и другими людьми. И тем не менее на фоне огромной смертности рабочих, трудящихся на крупных заводах, ни один из 713 работников кондитерской фабрики не умер от голода, как и на хлебозаводе № 4.
Кому война — кому нажива
Кроме мелких жуликов, в Ленинграде «работали» настоящие дельцы. Взять хотя бы некоего Далевского, заведующего продуктовым ларьком. Это торговое место было очень прибыльным для спекулянта. Он ходил на толкучку, чтобы найти потенциального покупателя на продукты. Затем отправлялся с предложением к нему домой. Причем торговался Далевский до последней копейки. Его коммунальная комната напоминала антикварную лавку: ковры, хрусталь, фарфор, драгоценности и т. д. Когда им заинтересовались соответствующие органы, стало понятно, что «купца» больше интересует валюта. Ревизия в его ларьке нарушений не выявила, поэтому Далевский, решив, что проверка плановая, продолжал свою деятельность. Но через какое-то время, когда в ларьке накопилось около 100 кг продуктов, проверка нагрянула снова. Тут барыгу и взяли. Отпираться он не стал. Имущество, изъятое у него, было оценено в 300 тысяч рублей. И это не считая продуктов.
В блокадном Ленинграде была еще одна вещь, ценящаяся на вес золота, — это продуктовые карточки. В карточные бюро на работу брали только проверенных людей. Но нечистоплотные дельцы все равно ухитрялись попасть на хлебное место. Заведующая карточным бюро Смольнинского района Широкова должна была вовремя изымать и уничтожать карточки умерших или эвакуированных ленинградцев. Но она продолжала получать на них хлеб в магазине, где заведующей была ее родственница. При обыске у мошенницы нашли 100 тысяч рублей — и это только сумма, которую она носила при себе. Еще одна совершенно бесчеловечная махинация была выявлена в 1943 году, когда арестовали продавщицу продуктового магазина, которая 1,5 года, отоваривая голодных людей, вырезала у них лишние талоны. Люди замечали это, но уже придя домой. Поэтому доказать факт мошенничества было невозможно. И конечно же, в ту пору активизировался «бизнес» по изготовлению фальшивок. Только печатали не деньги, а карточки. За все время блокады ленинградские печатники, голодая и зная, что с голоду умирают их родные, никогда не выносили с работы карточки. Зато мошенникам совесть не мешала. Зенкевич и Зало- маев уговорили уборщицу печатного цеха вынести им отработанные литеры и бумажные отходы. И работа началась. Чтобы отоварить фальшивки, они наладили связи с торговыми работниками. За три месяца работы подпольной типографии они сделали и отоварили карточек на 800 кг мяса, 100 кг сахара, крупы, консервов и... водки с папиросами. Все это сбывалось на черном рынке. У мошенников при обыске изъяли меховые изделия, золото и украшения. Всего в блокаду правоохранительными органами было выявлено более десятка подпольных типографий.
Первосортный рис
Было у ленинградской милиции тогда и не совсем обычное дело. Некий человек по фамилии Каждан работал в снабжении восстановительного поезда № 301. По работе ему приходилось часто бывать в Ташкенте, так как база находилась именно там. Вагон для его поездок выделялся, правда, товарный, но ехал он в нем один. В Ташкенте приходилось двое, а то и трое суток ждать погрузки, так как в первую очередь обслуживались военные поезда. Однажды во время такой длительной стоянки Каждан познакомился с Бурлакой, который служил в организации, занимающейся закупками продовольствия в Афганистане. В основном везли рис, причем в каждой партии были тысячи мешков. У Бурлаки уже давно был свой бизнес. Для него лично отгружали несколько лишних мешков, которые не проходили по документам. Он выгодно сбывал крупу на среднеазиатских рынках. Два жулика быстро нашли общий язык, к тому же у каждого из них был свой товарный вагон, где несколько мешков риса вполне могли «затеряться». Каждая поездка стала приносить Каждану сумму с шестью нулями.
По прибытии рис отвозили на Мальцевский рынок, в фотоателье Яши Финкеля. Фотограф прятал все ташкентские продукты в тайнике, а после раздавал их для реализации. Затем забирал деньги и передавал Каждану. Только вскоре оперативники обратили внимание, что в ателье стали слишком часто заходить клиенты. Да еще на то, что на рынке появился первосортный белый рис, которого по карточкам не выдавали. Определили происхождение крупы, потом выяснили, кто работает с Ташкентом. Так и вышли на Каждана. Обыск в его квартире шел двое суток, а опись изъятого — 6 часов. В детской кроватке лежало почему-то два матраса. Оказалось, что в нижнем находилось 700 тысяч рублей и 360 тысяч долларов. В цветочных горшках и под плинтусами обнаружили золото и драгоценности. У сообщников дельца Фагина, Гринштейна и Гутника тоже нашли крупные суммы и ценные вещи. Всего шайка «заработала» 1,5 миллиона рублей и приобрела ценностей на 4 миллиона рублей. В качестве примера, чтобы понять масштаб аферы: в 1943 году танк Т-34 стоил 100 тысяч рублей.
Галина Белышева
Источник: журнал «Все загадки мира» №6 2019
