В статье рассматривается трансформация государственной собственности в условиях неограниченной теократической власти Исламской республики Иран. Управление и владение многочисленными активами Корпусом стражей Исламской революции, администрацией верховного Лидера, бониядами представляют собой систему, которая позволяет сохранять контроль над экономикой страны, иностранными инвесторами, обходить международные санкции, создавать ресурсы для проведения амбициозной внешней политики и удовлетворять потребности клерикальной элиты. Делается вывод: в иранской политической системе реализован концепт власти-собственности, что позволяет неограниченной верховной власти определять, какие свойства собственности власть готова закрепить и за кем, а какие оставить на собственное усмотрение без четкого определения.
Содержание понятия собственность, закрепленное в практике властвования (государства, закона или суверена), во все времена и во всех системах власти отражало несколько принципиальных вопросов:
1) насколько власть контролирует собственника, а он через свою собственность, которую защищает закон, независим от власти?
2) насколько эта собственность может считаться его, или дана властью в награду в качестве «кормления» и может быть отнята с целью манипуляции или наказания?
3) как сама власть или суверен относятся к государственной собственности – насколько считают ее своей или общей?
Исламская республика Иран по своей конституции может считаться социальным государством с закрепленными принципами социальной ответственности власти. По замыслу основателя Имама Хомейни в новом общественном устройстве религиозная миссия сочетается с исламской справедливостью. В государственном устройстве гибрид веры и социалистической идеи тоже имеет свою «направляющую и руководящую силу», которая легитимизируется не идеологическим, а теократическим принципом. Легитимность теократического ядра политической системы Ирана основана на принципе Вилаят аль-Факи, т. е. «государстве просвещенных» (ةيالو هيقفلا (или «государстве факихов». Принцип подразумевает, что в эпоху Большого сокрытия двенадцатого имама Мухаммада аль-Махди руководство шиитами переходит к компетентным шиитским факихам и муджтахидам (высокопоставленным факихам). Одним из них и должен быть верховный Лидер, под контролем которого работают светские республиканские институты. После Исламской революции Иран развивался как государство с централизованным планированием, хоть и рыночной, но сильно зависимой от государства экономикой. Однако уже с первой половины нулевых годов в экономике Ирана произошли три вещи: – приватизация и связанная с ней либерализация; – ускоренная модернизация, связанная с необходимостью привлечь иностранные инвестиции и технологии, чтобы создать экономический потенциал, необходимый для ракетной, ядерной программ и амбициозной внешней политики; – наложение и преодоление американских и международных экономических санкций. Как свидетельствуют представители западного бизнеса, вернувшиеся в Иран после ослабления международных санкций в 2016 г., иранская экономика претерпела серьезные изменения. Лишь около 20% компаний можно считать условно частными, остальная же часть находится под контролем государства. Наиболее влиятельными «государственными менеджерами» являются Корпус стражей Исламской революции (КСИР) и администрация верховного Лидера. Из 110 соглашений на сумму около 80 млрд. долларов, подписанных с момента заключения ядерной сделки с Ираном в 2015 г., 90 сделок пришлись на компании, контролируемые этими государственными структурами. Конечно, и до того как европейские страны были вынуждены подчиниться санкциям и начать сворачивать деятельность в Иране (до 2012 г.), иранские госкомпании выступали партнерами, правительство Ирана играло существенную роль в переговорах, а КСИР выполнял надзорные функции. Однако за прошедшие годы положение Корпуса в экономике Ирана существенно изменилось. КСИР не только присутствует в переговорном процессе, оценивает иностранных инвесторов с коммерческой и идеологической точек зрения, следит за соблюдением государственных интересов, но и, по сути, является владельцем (или представителем) интересующих Запад активов. Когда венская сделка с Ираном закончилась частичным снятием санкций и активы заработали, выяснилось, что выигрывают от этого в первую очередь КСИР и Исполнительное управление Имама Хомейни – EIKO (The Execution of Imam Khomeini’s Order, داتس ییارجا نامرف ماما ,Setade Ejraiye Farmane Emam). Они не только получили контроль над основными компаниями в стратегических отраслях, но стали также и бенефициарами.
Исторически Корпус стражей Исламской революции был создан и как орган власти, и как спецслужба, и как часть вооруженных сил. Первой экономической задачей Корпуса была организация производственного процесса для победы в Ирано-Иракской войне (1980– 1988 гг.). После ее окончания КСИР занялся восстановлением экономики Ирана. Статья 147 Конституции Ирана позволяет правительству в мирное время использовать армию «в производственных и созидательных целях». Строительное направление КСИР превратилось в гигантский строительный холдинг «Хатам аль-Анбия» с оборотом на 2008 г. в 12 млрд. долларов и числом около 40 тысяч сотрудников. Рост экономической империи КСИР ускорился в период правления президента Махмуда Ахмадинежада, который еще на заре своей политической карьеры во время Ирано-Иракской войны состоял в отрядах «Басидж» народного ополчения КСИР. Благодаря Ахмадинежаду холдинг «Хатам аль-Анбия» получил от правительства большой объем чрезвычайно выгодных заказов без какого-либо конкурса. Крупнейшие из них – контракт в 2,4 млрд. долларов на строительство линии тегеранского метро и контракт в 2,5 млрд. долларов на ввод в эксплуатацию крупнейшего газового месторождения «Южный Парс». Корпус стал самостоятельно искать мелких субподрядчиков, после того как из-за санкций работу на месторождении прекратили западные нефтяные гиганты “Shell”, “Repsol” и “Total”. По данным Минфина США, кроме строительного конгломерата владение КСИР распространяется на нефтяную компанию “Oriental Oil Kish”, автосборочные предприятия “Bahman Group”. Укрепление позиций Корпуса в экономике произошло с началом приватизации. Чтобы управлять активами шахского режима после Исламской революции, был создан «Фонд угнетенных Земли», контроль за которым получил КСИР. Это дало Корпусу выгодные стартовые условия, когда началась приватизация. В мае 2005 г. в Иране издана директива «о приватизации». Провозглашена цель – вывести из государственного управления 80% предприятий и передать их в частный сектор. С 2005 по 2008 гг. были «приватизированы» активы на 12 млрд. долларов. Шахты, сырьевые предприятия (в том числе по переработке нефти и газа), электростанции, авиационные, внешнеторговые и страховые компании, банки, почта, железные дороги. Участвуя в приватизации через свои полугосударственные компании, КСИР получил контроль над большим числом компаний по заниженной цене. В качестве примера можно привести приватизацию Telecommunication Company of Iran, 51% акций которой стоимостью 7,8 млрд. долларов попал в руки КСИР через компанию “Mobin Trust Consortium (Etemad-e-Mobin)”, находящуюся под контролем «стражей революции». Еще целый ряд предприятий КСИР приобрело с расчетом на их дальнейшее использование, когда их акции были обесценены. Это вполне можно рассматривать как инвестиции, обеспечившие высокую прибыль, после того как активы попали в руки Корпуса. Например, судостроительная компания “Sandra” (Iran Marine Industrial Company) приобретена после того, как лишилась государственных заказов. Цена ее акций в предбанкротном состоянии резко упала в 2009 г. В этот момент судостроительный актив приобрел КСИР через свой конгломерат «Хатам аль-Анбия». Дела “Sandra” снова пошли в гору – у компании появились долгожданные заказы. Точно так же КСИР получил контроль над многими другими высокодоходными активами: судоходными, портовыми, логистическими компаниями, горнодобывающими и промышленными предприятиями, жилищным строительством, туристическими фирмами и даже производством напитка «Зам Зам» (иранского аналога «Кока-Колы»). В металлургии Корпус стражей Исламской революции через инвестиционную компанию “Mehr Eghtesad Iranian Investment Company” (и одноименный банк) контролирует производителей цинка, алюминия и стали – “Iran Zinc Mines Development Company”, “Iran Aluminium Company”, “Esfahan’s Mobarakeh Steel”. Этот этап получения контроля над собственностью со стороны институтов власти можно охарактеризовать как владение через номинальное лицо или владение через управление.
В нефтехимической отрасли КСИР контролирует компании: “Kermanshah Petrochemical Industries Company”, “Pardis Petrochemical Company”, “Parsian Oil and Gas Development Company”, “Shiraz Petrochemical Company”. Схема, использующая «фронтальную» компанию (подставную компанию), затем стала применяться для обхода санкций. По ней компании, внешне не связанные с иранскими властями, «стражи революции» использовали в экспорте нефти через Турцию и Объединенные Арабские Эмираты. Корпус стражей Исламской революции еще до введения санкций обосновывал свои претензии на нефтегазовую отрасль национальной безопасностью Ирана. Так, он получил контракт на строительство внутреннего трубопровода стоимостью 1,3 млрд. долларов, а потом в борьбе за контракт на 2,3 млрд. долларов в газовом месторождении «Южный Парс» потеснил норвежскую компанию с большим опытом и репутацией. «Южный Парс» – наглядный пример того, как Корпус в лице своей компании “Sepanir” обходил санкции. До 2010 г. европейские нефтегазовые гиганты вели переговоры с Тегераном о конкретных объемах работ на месторождении «Южный Парс». После принятия санкций ЕС, Советом Безопасности ООН и США, когда “Sepanir” не смог получить доступ к необходимой для проекта технологии, Корпус создал подставную компанию “Petrokish” (Petro Karan Shafagh Kish). Через подконтрольные банки КСИР имеет доступ к международной платежной системе, а также контролирует ряд СМИ. Ему фактически принадлежат иранский порт «Шахид Раджаи» и международный аэропорт «Пайам» в городе Кередже. В 2010 г. доля подконтрольной КСИР экономики Ирана оценивалась в одну треть. По разным оценкам, ей соответствует около 1/6–1/5 ВВП Ирана. По мнению западных дипломатических источников, на 2016 г. активы под контролем Корпуса стражей исламской революции составляли 10–12 млрд. долларов. Все эти оценки весьма относительны, особенно в отношении цены активов. В данном виде экономическая модель владения выглядит как защита национальных интересов и проведение государственной политики через наделение КСИР особыми правами специального экономического агента. Шиитским лидерам понадобились менеджеры из числа Стражей Исламской революции не только для обхода удушающих американских и международных санкций. На КСИР как на наиболее верную и организованную силу руководство Ирана возложило задачу обеспечения ядерной и ракетных программ, что потребовало мобилизации экономического и научного потенциалов. На Корпус также возложена задача финансовой, экономической, военной поддержки союзников Тегерана – Дамаска, ливанского движения «Хезболла», шиитской милиции Ирака, а также проведение финансовых операций за границей. Например, один из источников указывает, что для обслуживания тесных связей с Венесуэлой был создан банк “Banco Internacional de Desarrollo”, в котором все семь исполнительных директоров являлись иранцами, а часть из них – штатными сотрудниками КСИР. Однако где проходит граница между собственными интересами КСИР и государственными интересами, сказать крайне трудно. Источниками информации об этой чрезвычайно закрытой области выступают или иностранные бизнесмены, или дипломаты, или иранцы, оказавшиеся в эмиграции. Мехди Халаджи, научный сотрудник Вашингтонского института ближневосточной политики, считает, что Корпус трансформировался в особую военно-экономическую социокультурную структуру с горизонтальными и вертикальными связями, которая, продолжая охранять режим от различных угроз, зарабатывает деньги как в легальном бизнесе, так и в теневом. Али Альфонех, научный сотрудник американского Института предпринимательства, считает, что не только забота о национальных интересах заставляет КСИР проникать во все сферы иранской экономики: стражи Исламской революции занимаются самыми разными видами экономической деятельности – и законными, и незаконными. А некоторые их действия напоминают рейдерство. Например, в 2004 г. силы КСИР взяли под контроль аэропорт Имама Хомейни в Тегеране. Они просто заблокировали взлетно-посадочную полосу и объявили, что турецкому консорциуму, управлявшему аэропортом, нельзя доверять, т. к. у него есть деловые отношения с «сионистской фирмой». В то же время активное участие КСИР в экономике не оставляет возможности не задать вопрос, насколько широк круг бенефициаров контролируемых активов? Можно ли говорить только о санкции и контроле над Корпусом со стороны верховного Лидера, или о личных интересах также? Только защитой государственных интересов трудно объяснить, зачем самой власти быть бенефициаром контролируемых активов. Вопросы вызывает даже специфика иранской «приватизации». Она состоит в том, что КСИР обеспечивал передачу пакетов акций в Управление Верховного лидера в размере, необходимом с точки зрения безопасности. По сути, это означает не приватизацию (переход государственной собственности в частные руки), а трансформацию духовной власти в экономическую (c расчетом на то, что КСИР будет более эффективным управляющим). Интересы «офиса Верховного лидера» представляют назначенные чиновники, подбором которых занимается КСИР.
Кроме самой администрации Верховного лидера бенефициарами от передачи этих активов являются различные ветви администрации. Главные из них – это Исполнительное управление Имама Хомейни – EIKO, а также полугосударственные исламские «благотворительные» фонды. Точных данных об их активах еще меньше. Исторически EIKO создавалось Имамом Хомейни как орган для конфискации имущества, «накопленного незаконным путем» шахским режимом, а также собственности, брошенной бежавшими от революции владельцами. Но затем EIKO-Setad стала одним из государственных держателей высокоприбыльных и стратегических активов, за которым стоят интересы той части клерикальной элиты, которая образует аппарат верховного Лидера. Формально статья 44 Конституции очень по-социалистически провозглашает владение государством практически всей базовой инфраструктурой промышленности, транспорта и связи. «Государственный сектор включает в себя всю крупную промышленность основных отраслей, внешнюю торговлю, горнорудные предприятия, банковское дело, страхование, обеспечение электроэнергией, плотины и крупные водопроводы, радио и телевидение, почту, телеграф и телефон, гражданскую авиацию, судоходный транспорт, автомобильные и железные дороги и т. п. Все это в виде общественной собственности находится в ведении государства». EIKO-Setad имеет право вето на доступ в активы иностранных инвесторов. Они получают и прибыль, что делает их независимыми в вопросах финансирования от бюджета и парламента. И, несмотря на то, что они все равно содержатся государством, в своих доходах перед бюджетом они не отчитываются. Всего известно о 14 экономических гигантах, прямо или косвенно контролируемых администрацией верховного Лидера или ее управлениями (филиалами). Наиболее известной компанией является “Rey Investment Co.”, которая оценивается в 40 млрд. долларов (2010 г.). По данным Минфина США, ей принадлежат, например, 19% «Иранской телекоммуникационной компании» (“Telecommunication Co of Iran”) стоимостью 3 млрд. долларов, а также акции еще 24 компаний, торгуемых на Тегеранской фондовой бирже. Общая стоимость активов, принадлежащих EIKO-Setad, по отдельным оценкам составляла 95 млрд. долларов (2013 г.). Из них порядка 52 млрд. приходилось на недвижимость, и оставшиеся 43 млрд. представляли собой корпоративные активы. Оценки того, как далеко простираются границы экономической империи «стражей революции» и администрации верховного Лидера, расходятся. По мнению Д. Коэна, заместителя министра финансов США, отвечающего за финансовую разведку, “Setad” генерирует миллиарды долларов в год, часть их находится в распоряжении верховного Лидера и инвестируется через одно из подразделений “Setad”, известное как “Tadbir Economic Development Group”. По данным Минфина США, инвестиционные счета есть у верховного Лидера и других высших руководителей Ирана. Совет директоров “Setad” назначается по личному указанию верховного Лидера. На отношения высшего руководства к этим активам проливает свет информация о назначении верховным лидером Хаменеи председателем правления “Rey Investment Co” Мохаммада Рейшахри, бывшего ранее главой разведки. По данным источника, Рейшахри был назначен Хаменеи в благодарность за отстранение конкурента – великого аятоллы Хоссейна Али Монтазери в момент отбора кандидатов на пост верховного Лидера после смерти аятоллы Хомейни. Интересы другой части клерикальной элиты можно увидеть за так называемыми «бониядами» – исламскими благотворительными фондами (bonyads, داینب” foundation”). Считается, что в них находятся в основном не нефтяные и не стратегические активы, а бизнес и собственность, «близкие к земле». Однако по своим финансовым оборотам бонияды сопоставимы с четвертью ВВП Ирана. Исторически эти фонды существовали и до Исламской революции. Они использовались шахом Мухаммедом Резой Пахлави почти таким же образом, как и нынешней властью. Под вывеской благотворительности концентрируются активы, прибыль от которых непрозрачна и идет на цели, определяемые властью. И тогда и сейчас основные активы бониядов сосредоточены в недвижимости, туризме, гостиничном бизнесе, земельной собственности, розничной торговле. Информации об их финансовой деятельности крайне мало, но некоторые источники указывают, что фонды освобождены от налогов и субсидируются государством, а средства идут на поддержку клерикальной элиты и исламских групп.
Всего исламских благотворительных фондов в Иране около ста, наиболее крупных – восемь. Есть бонияды, прямо связанные с Корпусом стражей Исламской революции (IRGC Cooperation Bonyad) и правоохранительными органами (NAJA Cooperation Bonyad), они оказывают помощь ветеранам. Другие провозглашают помощь инвалидам, бедным, поддержку паломников. Фонд “Astan Quds Razavi”, созданный для обслуживания архитектурного комплекса в городе Мешхед, где находится гробница Имама Аль-Резы и гробницы других почитаемых имамов, обладает активами в 15–20 млрд. долларов. Фактически ни один вопрос, касающийся строительства или торговли в Мешхеде, не может быть решен без согласия бонияда. Еще один крупнейший бонияд “Bonyad-E Mostazafen va Janbazan” (фонд для угнетенных и инвалидов) контролирует около пятой части производства текстиля, более трети рынка соков и минеральной воды, две трети производства стеклянной тары и посуды, ему принадлежат производства строительных материалов, автомобильных шин и продуктов питания. Бонияды подотчетны только верховному Лидеру и, по сути, выполняют известную еще со времен средневековья функцию наделения собственностью в форме «кормления» определенных лиц (или групп) за услуги, оказываемые власти. Фонды не только освобождаются от налогов, получают субсидии от правительства, но и собирают религиозные пожертвования (закят, садака), а также участвуют в так называемой системе перевода денег Hawala (арабск. ةَوالَح» ,вексель») между частными лицами. Поэтому реальные финансовые ресурсы бониядов с трудом поддаются даже косвенной оценке. Например, два крупнейших фонда по цене активов сопоставимы с Национальной иранской нефтяной компанией. Можно констатировать, что благодаря протекции и субсидированию бониядов со стороны власти все мелкое духовенство превратилось в социальную базу иранского режима, хотя традиционно в исламском мире умма (религиозная община) обладала некоторой самодостаточностью и независимостью от правителя. Что касается активов, контролируемых самой администрацией верховного Лидера, то определить правовую форму так называемого конгломерата “Setad” довольно непросто. По структуре это холдинг, по официальному назначению – благотворительный фонд, с точки зрения реальных функций – личный фонд верховного Лидера. Как упоминалось, он не контролируется парламентом, и это дает Хаменеи финансовую независимость от парламента, бюджета и возможность финансировать свою политику. Такой возможности не было у его предшественника – верховного Лидера Хомейни.
40 лет назад Исламская революция в Иране создала новый тип клерикальной власти, новый тип политической системы, а потом и новый тип власти-собственности. Этот тип собственности, с одной стороны, имеет все современные рыночные атрибуты. С другой стороны, вопрос, касающийся выгод от ее владения, может решаться по абсолютному произволу власти. По сути, мы имеем дело с современным видом власти-собственности. Известный востоковед Л. С. Васильев, который и ввел это понятие, считает «власть-собственность» имманентной сущностью всех неевропейских (незападных по происхождению) обществ в истории. Идею о том, что в концепте власть-собственность собственность вторична, а власть первична, развивает и другой известный востоковед Л. Б. Алаев. Справедливости ради следует заметить, что особенные виды власти-собственности мы можем найти не только в традиционных восточных обществах, но и в других надзаконных системах правления, где власть проявляется в виде господства и насилия. Ордена госпитальеров, тамплиеров были религиозными корпорациями с неограниченной властью на покоренных территориях. Завоеванная ими собственность и плоды организованной экономической деятельности шли на достижение политических целей и на собственное потребление. Правда, обогащение верхушки сдерживалось механизмами коллективного контроля (Капитулом). Была и еще одна особенность – почти полностью автономное положение по отношению к внешнему суверену. Другой пример – советская власть, которая на всем своем протяжении проявляла тотальное властвование и над собственностью, и над самим этим понятием. От военного коммунизма до горбачевских моделей хозрасчета собственность выполняла не хозяйственные, а идеологические задачи власти. Официально существовавшая коллективная (колхозная, общенародная) собственность с юридической точки зрения была лишь формой государственной собственности, оформленной на номинальное юридическое лицо, а с точки зрения политического устройства являлась идеологическим симулякром. Власть наделяла правом трансформации собственности различные исполнительные органы (но не суды!). От оперуполномоченного до руководителя ГПУ-НКВД каждый «страж революции» обладал своей долей власти не только менять границы чужой собственности (наделять и лишать), но и путем принуждения создавать новую – как ведомственную, так и личную. Иранская авторитарная политическая система придала современную форму понятию «собственность, зависимая от власти». Неожиданна лишь реинкарнация власти-собственности в рыночной инфраструктуре. Но суть явления остается прежней: неограниченная верховная власть свободна в определении, какие свойства собственности власть готова закрепить (и за кем), а какие оставить на собственное усмотрение без четкого определения. Верховная власть Ирана меняет форму собственности так, как она наиболее соответствует ее интересам. Что говорит и о полной неограниченности самой власти, и об абсолютной неподконтрольности «суверенной собственности» республиканским институтам и обществу.
Дмитрий Борисович Графов - кандидат политических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН
Источник: журнал «Вестник Института востоковедения РАН» №2 2018
