Современный Китай прочно занял позицию ведущего актора мировой политики. В 2021 г. в рейтинге самых доходных компаний мира Fortune Global-500 китайские корпорации обошли США – 129 против 121. И хотя первое место, исходя из размера выручки за последний год, попрежнему занимает американский Walmart, далее следуют сразу четыре китайские компании: State Grid (электроэнергетика), Amazon (интернет-ретейл), China National Petrolium (нефтегазовый сектор), Sinopec Group (нефтехимическая промышленность), т. е. пятёрка глобальных лидеров окрашена в красный цвет – четыре против одного. Серьёзные изменения произошли ещё в 2020 г., когда из семи компаний, работающих в сфере интернет-технологий и ритейла, четыре были китайские – JD.com, Alibaba, Tencent и Xiaomi. Удивительно, но именно пандемийный 2020 г. стал переломным – впервые в истории Китай обошёл США. «Однако рост влияния Пекина определён не только значительными экономическими и человеческими ресурсами, уникальным политическим и управленческим опытом, но и наличием стратегического видения. Именно последнее формирует долгосрочные качественно значимые направления развития КНР». На уровне большой политической игры это выражается в экономическом присутствии в стыковых и особо значимых геополитических зонах: «политика есть концентрированное выражение экономики». В этом смысле значение Азиатско-Тихоокеанского региона для мировой системы сложно переоценить. Этот регион не только уникальная (поскольку до сих про ещё до конца неосвоенная) кладовая природных ресурсов, но и важнейшая транзитная зона, а также составная и очень важная часть Большого евразийского пространства. Масштабное комплексное развитие транспортной, энергетической и информационной инфраструктуры в Большой Евразии, предложенное и реализуемое в проекте «Один пояс – один путь», естественным образом, хотя и с разным успехом, привело китайские компании в страны АТР. Появление столь серьёзного, действующего согласно традиционному двухтысячелетнему принципу проникновения как поглощения пространства – цань ши («пожирать медленно, как шелковичный червь пожирает лист»), игрока в крайне сложном исторически, этноконфессионально и геополитически регионе вызывает в экспертном сообществе разные оценки – от осторожно-нейтральных и до подчёркнуто алармистских. Однако «средняя температура» восприятия может быть выражена как повышение градуса волнения относительно среднесрочного и долгосрочного будущего региона.
Китайские технологии присутствия: капитализм vs территориализм
Технологии и методы присутствия Пекина, как правило, мало зависят от страны приложения. Прежде всего, это акцент на инфраструктуру, комбинация из помощи и иных преференций конкретным правительствам, уважение к государственной собственности, относительно лёгкий процесс отмены задолженностей, поиски креативных путей к синхронизации китайских глобальных интересов с местными целями развития. Низкие проценты на инфраструктурные кредиты и демонстрируемая готовность КНР «прощать» долги бедных стран – важные методы экономической стратегии. В случаях, когда у реципиентов нет авансового капитала, Пекин предлагает хорошо отработанную схему: китайский инвестор берёт на себя до 85% расходов. Поведение Китая в странах АТР, согласно диалектике противоположных логик власти – капитализма и территориализма Дж. Арриги, представлет особый микс территориальных и капиталистических интересов. Итальянский экономист и социолог убедительно доказал, что «территориальные правители отождествляют власть с протяжённостью и населённостью своих владений и считают богатсво/капитал средствами или побочным продуктом стремления к территориальной экспансии. Капиталистические правители, напротив, отождествляют власть со степенью контроля над ресурсами и считают территориальные приобретения средствами и побочными продуктами накопления». По метафоре Э. Гидденса, государство, как «сосуд власти», может стремиться либо к увеличению его объёма (территориализм), либо к концентрации власти – жидкости в сосуде – и увеличивать объём сосуда только тогда, когда это оправдано логикой накопления капитала (капитализм). Свой «сосуд власти» Пекин расширяет и наполняет более концентрированным раствором, практически одновременно. В отличие от родины капитализма в Китае граница между государственным и частным секторами призрачна и условна. Китайский капитализм представлен прежде всего государственными предприятиями, а банковский сектор и финансы подконтрольны партии и правительству. Именно особая роль государства в формировании и реализации политики влияния даёт возможность утверждать, что логика территориализма Китая подчиняется логике капиталистического накопления. Ещё в 2007 г., отмечая экономический и политический рост Пекина, Дж. Арриги писал, что вероятным вариантом развития Поднебесной может стать ориентация на расширение международного сотрудничества с целью построения нового глобального порядка, основанного на экономической взаимнозависимости, но с учётом политических и культурных различий, что является ярким контрастом с американской однополюсной моделью. По мнению учёного, Вашингтонский консенсус может быть заменён на Пекинский, в котором внимание будет акцентироваться не на демократии и правах человека, а на конфуцианской этике управления, отличающейся строгой функциональностью (всякая личность или, в нашем случае, всякая страна имеет свою функцию) и идеей преданности (чжун), что формирует отношения гармонии (лояльности) между начальником и подчинёнными. В свою очередь, канадский исследователь С. Уэбб утверждает, что цель проекта «Один пояс – один путь» – создание региональной (а в идеале – глобальной) производственной и инфраструктурной цепочки, позволяющей Китаю не только конкурировать с США, но и постепенно вытеснять Вашингтон из АТР.
Китайские инвестиции в Лаосе – пример долговой ловушки
В настоящее время в Лаосе китайские компании реализуют несколько проектов. Один из самых значимых – высокоскоростная железная дорога Вьентьян (столица Лаоса) – Куньмин (центр китайской провинции Юньнань) общей стоимостью 5,95 млрд долл. Договорённость между странами о строительстве этого инфраструктурного объекта была достигнута за три года до старта проекта «Один пояс – один путь» (2010 г.). Однако приступили к её реализации лишь пять лет назад. Торжественная отправка первого поезда с новой станции во Вьентьяне состоялась 3 декабря 2021 г.: железнодорожная линия соединила 45 станций, из которых только 20 обеспечивают пассажирские перевозки. Более половины ориентированы на грузооборот. Дорога протянулась на 1035 км, проходя через 167 тоннелей и 301 мост. Пассажирский поезд, идущий со скоростью 160 км/час, добирается из Куньмина в Вьентьян за 10 часов. Действительно, современная скорость. Строительство суперсовременной скоростной дороги крайне важно для эффективного развития экономики двух стран. Показательно в этом смысле заявлене China Railway Group: «Этот проект поможет превратить небольшой Лаос из страны, не имеющей выхода к морю, в страну, связанную с сушей». Железная дорога из Китая в Лаос – часть флагманской инициативы экономического сопряжения Си Цзиньпина «Пояс и путь». Особое значение этому проекту придаёт факт первенства: ветка Вьентьян – Куньмин впервые открывает сухопутный путь из КНР в Юго-Восточную Азию. Участок, соединяющий Вьентьян и Ботен (на северной границе с КНР), обеспечивает Лаосу наземную связь с глобальными и региональными цепочками поставок. Это, в свою очередь, сделает страну более привлекательной для инвесторов, создаст новые рабочие места, обеспечит приток туристов и ускорит экономический рост. «И всё бы хорошо, да что-то нехорошо». Аналитиков волнует вопрос: сможет ли Вьентьян выплатить Пекину миллиардный долг? Общая сумма долга страны составляет 1,54 млрд долл. При этом недавний кредит почти в 480 млн долл. Предоставил правительству Лаоса Экспортно-импортный банк Китая (для погашения 2/3 доли в акционерном капитале). Как говорил В. Шаламов, «надежда – мать дураков». Поэтому надеяться на чудо не стоит. Бедная азиатская страна, конечно, не выплатит эти долги. Скорее всего, сработает схема, которую Пекин успешно применял в других странах. Так, Шри-Ланка, перегруженная инфраструктурными долгами китайским фирмам, вынуждена была передать Китаю в счёт оплаты инвестиций крупный и стратегически важный национальный порт. Ещё один пример – Уганда, правительство которой подписало контракты с китайскими инвесторами на сумму в 580 млн долл. на строительство магистрали от столицы страны Кампалы до аэропорта. Трасса должна была стать транспортным хабом для Уганды и сопредельных стран. Это был первый проект государственно-частного партнёрства в стране. При этом китайская компания стала в итоге единственным конкурсантом торгов, а финальная стоимость проекта составила 1,5 млрд долл. Резкое увеличение стоимости проекта объясняется монополистической кредитной властью концессионера, а отсутствие других конкурсантов – косвенное подтверждение финансовой непривлекательности проекта. Вывод может быть один: концессионер, скорее всего, преследует не только экономические (капитализм), но и (гео)политические (территориализм) цели. Динамика роста долговой зависимости (левереджем которой являются долговые обязательства по инфраструктурным проектам) может в итоге привести к потере бедными азиатскими странами не только важных объектов недвижимости, но в перспективе экономической и политической самостоятельности. Как гласит одна из китайских стратагем, «цикада сбрасывает золотую кожицу» – доступность инвестиций и привлекательность будущих дивидендов приводит к росту экономической зависимости.
Подвинуть Индию: китайские инвестиции в Непале
В октябре 2019 г. состоялся первый за 23 года государственный визит председателя КНР в Непал. Встреча лидеров двух стран ознаменовала открытие новой эпохи в китайско-непальских отношениях. Показательны слова премьер-министра Непала Кхадга Прасада Шарма Оли: «Развитие и процветание Китая открывает важные возможности для Непала». В свою очередь Си Цзиньпин заверил коллегу, что «в будущем Китай продолжит наращивать масштабы инвестиций и капиталовложений в инфраструктуру и прочие сферы Непала, будет помогать экономическому развитию страны и улучшению жизни народа». Непал – особая зона интересов Поднебесной, что определяется как экономикой, так и геополитикой. На протяжении столетий Непал являлся буферной зоной между Китаем и Индией. Региональные гиганты всегда боролись за установление здесь своего влияния. Действующее правительство Непала, преодолевающее последствия тяжёлой гражданской войны (1996–2006 гг.) и ликвидации монархии, стало в большей степени ориентироваться на Китай. Однако Нью-Дели не собирается сдавать свои позиции. Серия крупнейших землетрясений весной 2015 г. разрушила значительную часть страны и нанесла колоссальный ущерб экономике (оценивается в 50% ВВП, или 10 млрд долл.). Трагедия стала фактором усиления соперничества между Индией и Китаем, что вылилось в волну предложений по ликвидации последствий трагедии. Индия не только отреагировала первой, направив 13 воздушных судов в зону катастрофы, более 500 спасателей, гуманитарную помощь и необходимое оборудование для поиска раненых и погибших, но и заявила о готовности выделить миллиард долларов для восстановления Непала. Пекин ответил на эти шаги гуманитарной миссией Народноосвободительной армии Китая, которая стала самой масштабной, применённой за рубежом. К настоящему моменту, несмотря на то что индийский фактор в Непале остаётся весьма существенным, около 1% (3 млн) непальцев живут и работают в Индии, а индийское правительство предоставило Непалу право на транзитную торговлю через свою территорию с освобождением от уплаты таможенных пошлин, Китай становится приоритетным направлением внешних связей страны. Косвенным свидетельством тому является заявление Катманду о том, что правительство не потерпит у себя в стране никакой̆ антикитайской политической активности тибетцев. Медленное поглощение пространства по принципу цань ши на практике осуществляется Пекином, как и в других регионах, посредством инвестиций и культурной дипломатии. Китай стал крупнейшим иностранным инвестором и импортёром в Непале в 2014 г.: страны заключили соглашение о мерах развития северных районов страны. После землетрясений 2015 г. именно Китай первым взял на себя инициативу восстановления инфраструктуры в Непале. Пекин в пять раз увеличил безвозмездную помощь, которая составила 130 млн долл. и была направлена на развитие инфраструктуры и гидроэнергетических проектов. 2015 г. был отмечен не только трагедий для миллионов непальцев. В результате так называемой «революции избирательных урн» без каких-либо гражданских выступлений Компартия Непала во главе с революционным лидером Хадгой Прасадом Шарма Оли одержала победу на выборах, и страна постепенно стала разворачиваться в сторону Китая. Важно напомнить, что в 2018 г. правительство Непала впервые отказалось участвовать в ежегодных военных учениях в Южной Азии под эгидой Индии и США. В том же году высшее военное руководство страны отменило участие в саммитах военных лидеров региона, ориентированных на Вашингтон и НьюДели. Годом ранее Непал не только объявил, что планирует участвовать в совместных военных учениях с Китаем, но и осуществил сказанное. Военные учения Sagarmatha Friendship – 2017 проходили в Катманду в течение 10 дней. Не менее важный фактор китайского заигрывания с Катманду – нейтрализация проживающих в соседних странах тибетцев, поддерживающих идею независимости Тибета. Существенное внимание Китай уделяет культурной дипломатии: в стране успешно работают десятки курсов изучения китайского языка, Институт Конфуция в Катманду функционирует с 2007 г. Таким образом, инструментами «мягкой силы» Китай формирует фундамент будущего лояльного, а в идеале и преданного отношения непальцев. И всё же приоритетными инструментами влияния остаются экономические проекты. Используя своё географическое положение, Непал пытается балансировать в отношениях с геополитическими гигантами. С одной стороны, правительство Непала заключило сделку с индийской транспортной компанией GMR (Grandhi Mallikarjuna Rao) на строительство плотины в верховьях реки Карнали, а с другой – Китай профинансировал возведение пяти контрольно-пропускных пунктов на границе в районе Гималаев, строительство дорог в центральной части Непала и прокладку железнодорожных путей как внутри Непала, так и между странами. Таким образом, в сфере водно-энергетических проектов преимущество остаётся за Индией, но Китай доминирует по объёмам инвестиций и товарооборота. Конкуренция за Непал обусловлена для Пекина не только необходимостью включения страны в проект «Один пояс – один путь», но и растущей потребностью в водных ресурсах. Возможности для развития гидроэлектроэнергии у Непала колоссальные: потенциально он может поставлять электроэнергию как для внутреннего, так и для регионального потребления. Однако в силу экономической слабости страна использует менее одного процента своего гидроэнергетического потенциала. Умелая политика конкуренции с индийскими компаниями существенным образом усилила присутствие Китая в стране: в 2017 г. Катманду предложил Пекину список из 35 потенциальных проектов. Итогом долгих согласований стали девять проектов, а Китай стал крупнейшим источником прямых иностранных инвестиций, оставаясь всё ещё вторым по величине торговым партнёром. В период с 2017 по 2018 г. китайские инвестиции в Непал достигли 493 млн долл. В апреле 2019 г. на втором форуме инициативы «Один пояс – один путь» Непал был официально включён в проект, подписан китайсконепальский транзитный договор. Документ, в частности, содержит договорённости о морских перевозках непальских грузов и доступе непальских компаний к шести китайским портам, которые являются связующими точками трансгималайской сети.
Двойственные эффекты китайского проекта «Один пояс – один путь» отмечают все международные аналитические центры и финансовые структуры. С одной стороны, страны АТР получают инфраструктуру, в которой они остро нуждаются для выхода на новый уровень экономического развития. Сокращение инфраструктурного дисбаланса должно привести к стимулированию внутрирегиональной деловой активности и дальнейшему подъёму отраслей экономики (в том числе за счёт повышения совокупного уровня спроса, сокращения логистических издержек, диверсификации экспорта и усиления регионального взаимодействия), а с другой – китайское присутствие сопряжено с целым рядом издержек для бедных стран. Длинные кредиты могут превратиться в долговую ловушку. Китай всегда ведёт долгую игру. Названные тактические шаги подчинены одной стратегической цели Пекина – использовать страны АТР в качестве транзитной зоны для продвижения проекта «Один пояс – один путь» в Европу и тем самым связать всё (или почти всё) евразийское пространство. Не стоит также исключать стремление Пекина закрепиться в политическом пространстве стран региона, эксплуатируя их слабые экономику и управление. Такой подход может быть выражен ещё одной китайской стратагемой: «Объявить, что только собираешься пройти сквозь государство Го, и захватить его». Свой «сосуд власти» Китай расширяет и наполняет одновременно. Методология Дж. Арриги находит подтверждение в политике Пекина в АТР: логика территориализма (охват проектом «Один пояс – один путь» всё большего количества стран) дополняется логикой капитализма, что означает рост инвестиционных предложений и участия в инфраструктурных проектах. Для бедных стран, в том числе для Лаоса и Непала, концентрация капитала китайских компаний в перспективе и наличие длинных кредитных «хвостов» может привести к переходу ряда объектов с китайским участием под полный контроль Пекина, что, в свою очередь, усиливает его политическое влияние.
Пономарева Елена Георгиевна – профессор, доктор политических наук, профессор кафедры сравнительной политологии МГИМО МИД России
Павлова Вихра Иванова – доктор философии, главный научный сотрудник секции «Социальные теории, стратегии и прогнозы» Института философии и социологии (Болгарская академия наук, София)
Источник: журнал «ОБОЗРЕВАТЕЛЬ–OBSERVER» № 1 2022
