В статье рассмотрена проблема двойственной, политико-экономической, природы одного из ключевых предприятий раннего капитализма – британской Ост-Индской компании (1600– 1874). В центре исследования – ее трансформация в Индии из купеческой корпорации в территориальную державу в XVIII в. Подчеркнута исходная гибридность компании и прослежено раскрытие заложенного в ней властного потенциала. Оно вывело торговую фирму в конкуренты сразу двух типов политических структур – индийских патримоний и британского государства. У компании выделены черты сходства с обоими этими типами. На их основе объяснены причины победы компании над патримониями и ее проигрыш государству в XIX в. Сделан вывод о неадекватности Ост-Индской компании как монопольной торговой организации промышленному капиталу и персонификатору его функции – государству. Случай институциональной мутации Ост-Индской компании подчеркивает взаимозависимость и взаимопереход политической и экономической сфер жизни, что стало особенно очевидным в эпоху глобализации.
В 1600 г. королева Англии (1558–1603) Елизавета I даровала группе лондонских купцов хартию, по которой была инкорпорирована английская (позднее британская) Ост-Индская компания (1600–1874). Эта удивительная организация сыграла выдающуюся роль в подъеме британского капитализма. Она внесла весомый вклад в эволюцию организации бизнеса (одно из первых акционерных обществ в истории), процесс накопления капитала (до 15% капиталов в Британии), становление государственной кредитной системы (регулярные займы правительству в XVIII в.) и даже в производство через стимулирование импортзамещения, что содействовало британской промышленной революции. Роль британской Ост-Индской компании этим далеко не исчерпывается. Внесла она и решающий вклад в подъем Второй Британской империи – владений Британии в афроазиатском мире, которыми та обросла после потери в 1783 г. североамериканских колоний. Компания выступила завоевателем и администратором имперских территорий – сначала по собственной инициативе, затем при поддержке своего государства. В этом и состоит необычность Ост-Индской компании – в ее двойственной природе. С одной стороны, компания была купеческой корпорацией, целью которой было ввозить с Востока различные виды товаров. Она сразу получила от короны право монопольной торговли с Востоком, а позднее подкрепила его торговыми льготами от правителей азиатских политий*, прежде всего Могольской империи в Индии.
*Полития – принятый в современной отечественной и западной науке термин, обозначающий любую властную структуру в мировой истории. Разновидностями политии выступают мегаобщина (в том числе древнегреческий полис), патримония, государство (state). В анализе форм властной организации термин «полития» позволяет соблюсти принцип историзма, прежде всего отграничить форму власти в капиталистической системе (государство) от всех иных.
С другой стороны, исходно компания обладала такими качествами, которые среди экономических организаций ставят ее (вместе с голландским и французским аналогами) особняком и позволяют говорить о ней как о структуре политической. Понимание властной ипостаси Ост-Индской компании – задача не только политической, но и экономической истории. Оно позволяет адекватнее понимать специфику функционирования этого политико-экономического агента Британии, который в значительной степени сформировал современный мир. Актуальность теме добавляет сходство ОстИндских компаний XVII–XIX вв. с современными транснациональными корпорациями, которые тоже ведут деловые операции в разных частях света и сочетают экономические формы деятельности с политическими, а подчас и военными. Цель настоящей статьи – проследить механизм превращения купеческой организации во властную структуру и взглянуть на Ост-Индскую компанию как на конкурента современных ей политий.
Накопление политических черт
Уже по хартии 1600 г. корона делегировала Ост-Индской компании законодательную, исполнительную и судебную власть над ее служащими и право на самостоятельную внешнюю политику. Делегирование таких широких прав было неслучайным, его требовала сама природа деятельности компании. Ведь это была монопольная организация, ведущая торговые операции в другой части света, где Англия как государство еще никак не присутствовала. Для Англии Ост-Индская компания стала не только торговым, но и дипломатическим и военным инструментом проникновения в Азию. Для успешного функционирования компания должна была сама выступить для своего персонала в роли государства. Помимо прочего, это требовало от компании готовности применять вооруженную силу – как к своим служащим (отправление полицейских функций), так и к другим властным организмам, какими были афро-азиатские политии разного масштаба. Уже первые «ост-индцы», как называли корабли Ост-Индской компании, отправлялись в дальний путь, щедро оснащенные пушками. Обычным опорным пунктом компании была фактория – торговое подворье, где селились ее служащие, складировались и реализовывались товары. По получаемым от индийских правителей грамотам компания пользовалась в факториях правом экстерриториальности (самоуправления). Так, ее служащие подлежали судебной власти комиссаров, наделенных королем правом судить военным судом, и президента, и совета фактории, обладавших гражданской юрисдикцией. Первым известным случаем применения упомянутого права в фактории в гуджаратском порту Сурат был расстрел в 1616 г. одного англичанина за убийство другого. Несмотря на экстерриториальность, компания, видя уязвимость бизнеса восточных купцов, стремилась лишить власти физической возможности арестовывать ее людей и товары и диктовать свои условия. Наместники Могольской империи сплошь и рядом игнорировали шахский фирман (указ) о торговых льготах компании и облагали ее поборами. Поэтому уже в первой половине XVII в. компания стала искать способы вывести очаги своей деятельности из-под контроля азиатских правителей. Уже в 1639 г. она арендовала у одного из наяков (мелких правителей) Коромандельского берега Индии рыбацкую деревню Мадрас и вскоре возвела там крепость (форт св. Георга). В 1668 г. она получила от собственного короля (1660–1685) Карла II остров Бомбей с замком (король получил его от португальцев, но не хотел обустраивать сам). В 1696 г. компания начала строить крепость (форт Уильям) вокруг своей фактории в Калькутте. Фактории, обнесенные стенами с пушками, позволили компании чувствовать себя в относительной безопасности. Теперь в случае ее конфликтов с индийскими властями те могли арестовать товары и сопровождавших их лиц в глуби страны, но брать фактории-крепости было накладно (тогда рычагом выступала блокада).
При поздних Стюартах компания обрела ряд привилегий, которые расширили ее политический потенциал. Так, в 1676 г. Карл II разрешил ей чеканить индийские деньги в Бомбее. По хартии 1683 г. компания получила право объявлять войну нехристианским народам, назначать морских офицеров с полномочиями набирать и обучать моряков и солдат, а также судить военным судом; по хартии 1686 г. короля (1685–1688) Якова II – вводить военное положение на судах и в факториях и т.д. По той же хартии компания получила право самой издать хартию с целью основать в Мадрасе муниципалитет. Право создавать хартией муниципальные корпорации было одной из важнейших прерогатив короны, а значит, Яков делегировал компании еще одно важное государственное качество. Перечисленные полномочия позволили лидеру компании сэру Джозайе Чайлду (формально или неформально возглавлял ее в 1680–90-е годы) заявить в 1687 г., что она превратилась в «суверенное государство в Индии». Безусловно, это было преувеличение: большинство торговых пунктов компании оставались факториями в подконтрольных Моголам городах, да и форты были «островками» в «море» имперских владений. Однако, уверившись в своей военной силе и переоценив значение своей торговли для индийской экономики, директора компании в 1686 г. объявили шаху (1658–1707) Аурангзебу войну. Причиной были неумеренные поборы наместника Бенгалии (1664–78) Шаиста-хана.
Однако компания опередила свое время. Это в XVIII–XIX вв. она будет в состоянии воевать с индийскими политиями и громить их. В XVII в. еще существовала общеиндийская держава – Могольская империя, которая, несмотря на начавшиеся центробежные тенденции, могла нанести ответный удар. Англичане разграбили восточно-индийские города Хугли и Балешвар, а в Аравийском море захватили несколько десятков торговых судов. Тогда имперские войска выгнали англичан из Бенгалии, а флот зависимых от Моголов выходцев из Эфиопии осадил Бомбей. В 1690 г. компания униженно просила мира, обязалась выплатить 150 тыс. рупий и «не вести себя в будущем так постыдно». Несмотря на поражение в войне 1686–90 гг., сам факт ее ведения говорил о переходе Ост-Индской компании в новое качество. Конечно, к вооруженному насилию она прибегала и раньше – например, в 1612 г. с целью заставить Моголов открыть для ее судов их крупнейший торговый порт Сурат. Однако теперь компания обладала не только военно-морским флотом, но и укрепленными поселениями на индийской территории. Таким образом, уже к концу XVII в. Ост-Индская компания была больше, чем компанией. Социально-экономические и социально-политические процессы как в Южной Азии, так и на родине благоприятствовали ее дальнейшему продвижению по пути превращения в политию. В XVIII в. компания приобрела в Индии небывалый экономический вес. Так, в торговле Сурата к 1740 г. на ее долю приходилось около половины. Пропорционально экономической мощи британцев росли города – центры президентств, т.е. трех главных факторий: Мадраса, Бомбея и Калькутты. Укрепленные анклавы сулили индийцам безопасность и более прочные права собственности. Поэтому в них переселялись купцы – агенты, посредники и партнеры компании, а также ремесленники, работодателем которых она являлась. По словам хрониста XVIII в. Гулама Хусейна, Калькутта росла обратно пропорционально населению могольского порта Бенгалии Хугли, – благодаря тому, что британцы оказывали жителям покровительство и обеспечивали им защиту. Города под управлением компании становились сопоставимыми с крупнейшими городами Индии. Население Мадраса к 1746 г. достигло примерно 150 тыс. человек, Калькутты к 1735 г. – 100 тыс., Бомбея к 1744 г. – 70 тыс., тогда как население имперских городов Лахора, Дели и Агры сократилось за XVIII в. с 400 тыс. до 100 тыс. человек. Рост городов влек расширение британцами фортов и увеличение гарнизонов. Например, к середине XVIII в. численность войск в Бомбее достигла 1600 солдат. Так появление у Компании фортов запустило процесс их превращения в новые центры политической силы – хотя до поры европейское присутствие оставалось «точечной оккупацией». Соответственно, если формально компания обладала в Индии суверенитетом только в Бомбее, теперь она была склонна трактовать как суверенитет и свою экстерриториальность в фортах на континенте. Например, в 1740–1750-е годы британцы несколько раз давали понять бенгальскому навабу (мусульманскому правителю, формально наместнику Моголов), что не признают его власти над индийским населением Калькутты. Это при том, что юридически компания территорию города у наваба арендовала. А в 1739 г. она заключила договор о добрососедстве с первым министром (1720–40) Маратхской державы Баджи Рао I. Несмотря на ряд уступок со стороны компании (таких, как отказ от права выдачи пропусков индийским судам), этот договор стал первым договором британской торговой фирмы на равных с крупной индийской политией.
Объективно рост центров президентств постепенно превращал их не только в экономических и демографических, но и в политических конкурентов индийских властных структур. Этому способствовал распад Могольской империи в первой половине XVIII в. С фактическим уходом имперского правительства центры президентств компании медленно, но неуклонно приближались к уровню влияния политий – преемниц султаната, таких как навабства Бенгалия (на северо-востоке) и Карнатик (на юго-востоке). Данные процессы были бы невозможны без параллельного усиления позиций Ост-Индской компании в Англии (с 1707 г. Великобритании). На родине компания пользовалась постоянной поддержкой кабинета и парламента ввиду своего веса во внешней торговле страны, а еще более – своей роли в государственной кредитной системе. Это стало возможным благодаря «славной революции» 1688 г. и появлению у Англии национального долга, который превратил ее в «фискально-военное государство», способное изыскивать на военные нужды крупные суммы денег, главным образом путем долгосрочных займов. Вместе с Английским банком (и какое-то время с Компанией южных морей) Ост-Индская компания стала одним из столпов этой системы и на протяжении большей части XVIII в. ссужала правительство крупными суммами. Уже при реорганизации компании в 1709 г. она предоставила ему весь свой капитал (3,2 млн ф. ст.) в виде консолидированного займа. Соответственно, парламент несколько раз продлевал монопольную хартию компании, а в годы войн за австрийское наследство (1740–1748) и Семилетней (1756–1763) оказывал ей помощь королевскими войсками и флотом.
Прорыв торговой корпорации во власть
Именно масштабный конфликт Британии с европейским военно-экономическим соперником – Францией – середины XVIII в. стал катализатором превращения Ост-Индской компании в территориальную державу. В Индии названные войны велись как войны двух компаний – британской Ост-Индской и французской Компании Индий. Обе торговые фирмы набрали крупные армии сипаев (индийских солдат) и развернули боевые действия на территории южноиндийских княжеств Карнатик и Хайдарабад. При этом выяснилось, что в военном отношении европейские купцы уже на порядок сильнее индийских властителей. Показательным стало сражение под оккупированным французами Мадрасом 1746 г. Когда наваб Карнатика не без основания счел войну компаний на его территории самоуправством и послал войско навести порядок, французы отогнали его, ошеломив мушкетным и пушечным огнем. Если не считать победу посланного Петром I князя А. Бековича над войском хивинского хана в 1717 г., победа французов под Мадрасом впервые продемонстрировала многократное превосходство европейской военной дисциплины и вооружения. Выйти из-за стен своих фортов, где европейцы укрывались от индийских властей, их заставила война друг с другом – и тут оказалось, что укрываться надо властям. Поэтому князья Южной Индии стали искать союза с европейцами, чтобы использовать их армии в междоусобных войнах. Европейские компании отреагировали на этот спрос на рынке военных услуг и стали, по сути, сдавать войска в аренду. В ходе войны на юге британцы в начале 1760-х годов не только одолели французов, но и поставили под контроль своего работодателя – наваба Карнатика (1751–95) Мухаммада Али. Купеческая корпорация диктовала свою волю правителю обширной области. Правда, до аннексии Карнатика в 1801 г. «державность» компании выражалась здесь лишь в наличии крупной сухопутной армии и косвенном сборе налогов через получаемую от наваба субсидию.
Беспрецедентный прорыв во власть компания в третьей четверти XVIII в. осуществила в другой стране Индии – Бенгалии. В 1756 г. у руководства фактории в Калькутте возник конфликт с навабом (1756– 1757) Сираджем-уд-даула. Видя, как европейцы на юге Индии ставят правителей в военную зависимость, он потребовал от британцев срыть новые укрепления, перестать злоупотреблять дастаком (документ, освобождавший товары от пошлины) и выдать бежавшего под их защиту сторонника враждебной навабу придворной группировки. Однако калькуттский совет повел себя вызывающе, по сути бросив вызов власти Сираджа. Тот подступил к форту Уильям, и британцы в панике бежали вниз по реке. Наваб не собирался изгонять британцев из Бенгалии вовсе, а хотел лишь вернуть в «начало игры», к положению простых купцов. На деле он спровоцировал их пойти ва-банк. На юге Индии компания выковала в боях с французами сильную армию, поэтому вернуться собиралась только на своих условиях. Переброшенная в Бенгалию, эта армия под командованием подполковника Р. Клайва разбила Сираджа в 1757 г. в сражении при Палаши. Исход боя решило не только военное превосходство европейцев, но и подкуп ¾ бенгальского войска бенгальским же купечеством. К этому времени на Ост-Индскую компанию оказался завязан слишком большой сегмент экономики страны, и местные купцы не могли позволить себе лишиться ключевого торгового партнера. Им было легче поменять наваба. Так экономическая сила компании плавно перетекала в политическую.
Посадив на трон нового наваба (1757–1760, 1764–1765) Мир Джафара, Клайв заверил его, что компания не собирается вмешиваться в управление и ее забота в Бенгалии – лишь торговля, ее «надлежащая область деятельности и единственная цель». Подполковник не лицемерил, но процесс превращения компании в правителя Бенгалии уже запущен, какие бы скромные цели ни ставили сами британцы. В Калькутте поняли: получив небывалые экономические выгоды силовым путем, только так же компания сможет их удержать. Эти выгоды сводились в конечном счете к доступу к бенгальской казне. Новый наваб продолжал нуждаться в военной защите компании, поэтому стал ежемесячно платить ей 1,1 лакха (лакх – число 100 тыс. в индийской традиционной математической системе) рупий. Если раньше компании приходилось погашать военные расходы из торговых прибылей, теперь это делали за нее индийские налогоплательщики. Более того, компания смогла переливать средства в обратном направлении – из внекоммерческой сферы в коммерческую, на торговые операции. Получение внеэкономического источника доходов позволило ей резко сократить импорт в Индию серебра, а его импорт в Бенгалию прекратить вовсе: на покупку товаров страны компания стала тратить ее же деньги. В 1757–1785 гг. она вывезла намного больше серебра в свою факторию в Бенкулу на Суматре, чем во всю Индию. Кроме того, доступ к власти позволил компании широко злоупотреблять дастаком, причем теперь никто ей и слова не мог сказать. В довершение всего на участии компании в перевороте и ее последующих действиях в сфере власти ее служащие хорошо нажились лично: получали богатые подарки от навабов и знати. В 1757–1772 гг. их общая стоимость составила около 2,5 млн ф. ст. Переворот Палаши обернулся революцией: власть бенгальских навабов стала переходить в руки европейской торговой корпорации. К 1757 г. компании недоставало в Бенгалии только политической власти, соразмерной ее экономическому влиянию и военной мощи. Поэтому, когда бенгальские заговорщики использовали ее в своих интересах, компания взяла намного больше власти, чем они рассчитывали. Опираясь на свое военное превосходство, компания налагала на Мир Джафара все новые финансовые обязательства. Когда он перестал уступать, она сменила его на Мир Касима (1760–1764), который передал ей на откуп три доходных округа и погасил долг перед нею. Однако поскольку терпение Мир Касима оказалось тоже не безграничным, британцы в короткой войне разбили его и выдворили из Бенгалии, вернув Мир Джафара. По договору 1765 г. с сыном последнего компания по сути отправила наваба на пенсию: заставила передать управление своему ставленнику (пока это был еще индиец – Реза-хан), которого, в свою очередь, контролировал британский резидент (формально посол). Кроме того, компания установила контроль над внешней обороной Бенгалии и над ее налоговой системой: назначение и смещение окружных мутасадди (налоговых чиновников) подлежало одобрению губернатора и совета Калькутты. Рупии калькуттской чеканки получили право свободно ходить по стране наравне с теми, что чеканились на монетном дворе наваба в его столице Муршидабаде. Компания становилась альтернативным правительству страны эмиссионным центром.
Так британская купеческая корпорация начала превращаться в индийскую территориальную державу*. Этому способствовало соединение двух логик: логики развития самой компании, готовой использовать любые источники дохода ради увеличения прибыли, и логики внутрииндийского хода событий. Дело в том, что с конца XVII в. в Южной Азии набирал силу процесс «коммерциализации власти» (термин кембриджского индолога К. Бэйли), благодаря которому торговля, власть, военное дело и откуп налогов оказались тесно переплетены, и крупному предпринимателю стало необходимо действовать во всех этих сферах сразу. Ост-Индская компания вписалась в этот процесс, пожалуй, лучше самих индийских акторов (правителей и купеческих домов) – благодаря своей гибридной природе. Залогом ее успешной конкуренции с ними были ее военная сила (включая морской флот), масштабный импорт в Индию серебра и экспорт тканей, эффективные методы сбора налогов и наличие доходов далеко за пределами Индии вследствие включенности в многостороннюю систему торговли.
*С этого же времени под воздействием успешных войн с Францией аналогичным образом начал меняться характер Британской империи в целом: ее торговый характер стал уступать место политическому. В 1762 г. при обсуждении условий мирного договора с Францией в Британии высказывались мнения, что предпочтительнее забрать у французов не Канаду, а их ценные в коммерческом отношении колонии в Вест-Индии. Однако возобладала точка зрения военного министра У. Питта-старшего, стоявшего за экспансию в Северной Америке. «Эта близорукая расчетливость потерпела поражение от мощной новой империалистической тенденции, одержавшей убедительную победу над идеей простой торговой и налоговой эксплуатации колоний. Возникло понятие мировой морской империи».
Кстати, эта включенность стала важным фактором, толкнувшим компанию к диверсификации источников доходов. После 1760 г. резко упала добыча золота в Бразилии (с 15 до 5 т в год), а рост добычи серебра в альтернативном источнике драгоценных металлов – Мексике – возобновился лишь с 1775 г. Именно в этом контексте флуктуаций в мировой экономике следует рассматривать британскую экспансию в Индии второй половины XVIII в.
Поскольку Ост-Индская компания была экономическим феноменом мирового уровня, неудивительно, что к захвату власти в отдельно взятой стране ее подтолкнули экономические колебания в противоположной части земного шара. В 1765 г. компания подкрепила свои политические позиции в Индии, заставив могольского императора (1759–1806) Шаха Алама II назначить ее саму на должность дивани (сборщика налогов) Бенгалии. Это стало возможным после того, как британцы разбили напавшего на Бенгалию наваба (1754–1775) соседнего Авадха Шуджу-уд-даула, в свите которого и находился император. В ту пору могольские шахи окончательно стали марионетками группировок знати, но юридически по-прежнему были источником всех пожалований. Захватив Могола в плен, британцы не упустили случая легитимизировать свой прорыв во власть. Получив право дивани, европейская коммерческая фирма официально стала налоговым чиновником (что необычно – коллективным) и заняла место в имперской административной иерархии. В Могольской империи каждую провинцию возглавляли два теоретически независимых друг от друга чиновника: наваб (назим) осуществлял военную власть и уголовную юрисдикцию, а дивани – сбор налогов и юрисдикцию гражданскую. Обретение дивани избавило компанию от необходимости каждый раз давить на наваба с целью вырвать нужную сумму. Компания стала законным образом получать с каждой поступавшей в казну рупии 10 ана (монета в 1 /16 часть рупии), а наваб – остальные 6. Не упустила она и разбитого наваба Авадха: заставила его (пусть пока и от имени бенгальского наваба) заключить военный союз, т.е. вступила в отношения с соседней политией как полития же.
Став диваном, компания была вправе посадить своих людей на сбор налогов. Однако вместо этого она ввела систему «двойного управления»: семь лет (1765–1772) просто получала налоги Бенгалии, которые собирал для нее старый административный аппарат. Во-первых, тот же Клайв отдавал себе отчет в том, что прямое превращение компании в правителя одной из стран Индии вызовет протесты европейских держав. Несмотря на победу в Семилетней войне (которая была переломом в англо-французской «Второй Столетней войне» 1689–1815 гг.), Британия еще не обладала в Европе бесспорным перевесом сил. Во-вторых, указанное семилетие стало для компании испытательным сроком. Это был переходный период от купца к державе-купцу. В 1760-е годы у компании еще не было в Бенгалии достаточного числа служащих, чтобы заполнить административный аппарат, а у служащих – соответствующей квалификации. Одно дело – торговать или даже стоять за троном, другое – управлять и нести за это ответственность. Ко второй ипостаси требовалось привыкнуть и подготовиться. Экономическим выражением этой турбулентной ситуации стал конфликт двух компонентов деятельности компании – ее интересов как (становящегося) правителя Бенгалии и как торгового монополиста в этой стране. Наиболее дальновидные представители компании предупреждали, что противоположность друг другу этих интересов чревата разорением и компании, и страны. Примирение этих интересов требовало от компании подойти к экономике, по сути, собственного владения более ответственно. Для этого следовало окончательно отодвинуть наваба. В 1772 г. совет директоров велел упразднить систему «двойного управления». По приказу губернатора Калькутты (1772–1774) У. Хейстингса Реза-хан и два его заместителя были арестованы по обвинению в хищениях и судимы, но оправданы: обвинение послужило британцам лишь предлогом для коренной реформы управления. Сбором налогов и отправлением гражданского правосудия занялись чиновники-британцы. Губернатор Калькутты и его совет стали высшей судебной инстанцией и для уголовных судов. Показательно, что в том же году Хейстингс отменил дастак.
Переориентация компанией на себя всех ветвей власти в Бенгалии в целом завершила ее становление как индийской державы. Важно, что к этому времени компания набрала необходимое для этого количество служащих (а те – необходимый опыт). Если в 1750-е годы в Бенгалии насчитывалось около 70 служащих компании, к 1773 г. их численность достигла 250 человек. Еще важнее то, что британский купец свыкся с ролью бенгальского правителя. Чтобы запустить процесс трансформации Ост-Индской компании в политию, британцам было достаточно установить контроль над какой-то одной страной Индии – главное было начать. Говоря языком американского экономиста У.У. Ростоу, конец 1750-х – начало 1770-х годов в Бенгалии стали для компании периодом взлета (take-off) к сущности политии. Это был качественный скачок, после которого процесс стал самоподдерживающимся.
Дальнейшая история Ост-Индской компании как политии – история детализации административной системы в ее владениях и история территориальной экспансии с целью перевести в разряд этих владений максимально возможную часть Южной Азии. Основные реформы управления были проведены в конце XVIII – начале XIX в. Согласно земельно-налоговой реформе 1793 г. генерал-губернатора (1786–1793) маркиза Корнуоллиса, в Бенгалии и Южной Индии были введены две разные системы землеустройства. Согласно его же административной реформе в духе английского философа Дж. Локка (1632–1704) с его идеей разделения властей, сбор налогов был отделен от суда. Собирателем земли индийской компания выступала на протяжении более долгого периода, с середины XVIII по середину XIX в. В результате четырех войн с южноиндийским княжеством Майсур, трех – с союзом маратхских политий и двух – с империей сикхов в Панджабе, а также череды аннексий, в том числе вполне лояльных ей княжеств (Карнатик, Авадх и др.), она стала ведущей державой субконтинента. Из торгово-территориальных единиц ее президентства превратились в административно-территориальные, осуществляя политическую власть над всем населением соответствующих регионов. Со своими контрагентами-политиями компания вела себя всецело как еще одна полития Индии, со своими территориальными интересами, заботами об обороне границ и т.д. Когда в 1803 г. британцы отняли у маратхов Дели и Шах Алам II перешел под их контроль окончательно, компания добилась от него нового назначения: заставила передать ей имперский титул вакиль-уль-мутлак (полномочного регента). Так компания поднялась еще на одну, предпоследнюю, ступень в иерархии Могольской империи (выше стоял только шах). Это было сделано, чтобы узаконить завоевания британцев во второй англо-маратхской войне 1803–05 гг. Для внедрения в сферу власти в Индии компания продолжала использовать индийские же институты. Уже к 1830 г. британская Ост-Индская компания правила страной с населением 101 млн человек и площадью 513 тыс. кв. миль. Законодательный совет генерал-губернатора в Калькутте издавал для Индии законы, Исполнительный совет эти законы исполнял, а судебные органы компании и короны отправляли правосудие. Британская Индия делилась на дистрикты (округа) во главе с коллекторами (сборщиками налогов) и магистратами (уголовными судьями). Вкраплениями в Британской Индии существовали зависимые от нее княжества под надзором резидентов.
Фурсов Кирилл Андреевич — старший научный сотрудник Института стран Азии и Африки МГУ имени М.В. Ломоносова, кандидат исторических наук
Источник: журнал «Вопросы теоретической экономики» № 2 2018
