Антифашистская мелодия «Красной капеллы»

Выбор

Назначение 30 января 1933 года лидера национал-социалистической партии Адольфа Гитлера рейхсканцлером Германии стало серьезным потрясением для немалой части немецкого общества. Антинацистски настроенные граждане справедливо увидели в восхождении на вершину власти опасного политического авантюриста громадную угрозу и для будущего самой Германии, и для судеб всего мира. Во внешней разведке СССР знали о существовании оппозиционных по отношению к гитлеровскому руководству настроениях и считали важным установление конструктивных контактов с группами немецких антифашистов. Эта тема стала предметом обсуждения заведующего консульским отделом посольства СССР в Берлине и руководителя резидентуры НКВД Бориса Гордона с первым секретарем посольства Александром Гиршфельдом. Гордон обратил внимание собеседника на необходимость получать сведения о составах антифашистских групп, их лидерах и политических планах. Гиршфельд в свою очередь отметил, что знает порядочного и занимающего солидное положение человека, с которым возможно сотрудничество. Им был Арвид Харнак. Он происходил из семьи известного историка литературы. В возрасте 23 лет Харнак получил ученую степень доктора юриспруденции. Для продолжения образования он отправился за океан – в США. Там Харнак познакомился с преподавательницей немецкой литературы Милдред Фиш, ставшей его супругой, а в дальнейшем и ближайшей соратницей по антифашистской борьбе. Диссертация «Домарксистское рабочее движение в Соединенных Штатах» принесла Харнаку новую ученую степень – на этот раз доктора философии. Молодой ученый вошел в число организаторов «Союза работников умственного труда», объединявшего независимо мыслящих интеллектуалов, многие из которых были критически настроены к происходившим в Германии политическим процессам. Харнак интересовался теорией марксизма, было известно и о его симпатиях к Советскому государству. Важное значение для сотрудников советской разведки, конечно же, имело и то, что он работал в Министерстве экономики. Это открывало ему доступ к важной информации. Встреча Гордона и Гиршфельда с Харнаком в августе 1935 года выявила большое сходство взглядов собеседников на политические процессы и общую обеспокоенность агрессивным курсом гитлеровского руководства. Немецкий антифашист удовлетворенно констатировал: «Все, что я услышал, полностью совпадает с моими желаниями. Мое согласие на совместную борьбу продиктовано любовью к Родине и доверием к соратникам по борьбе. Надеюсь, что труд наш принесет положительные плоды». Естественно, советские представители указали Харнаку на невозможность для него любой дальнейшей открытой антинацистской критики. Ему было необходимо вступить в национал-социалистическую партию, убедить окружающих в том, что он уверовал в благотворный для Германии «гений фюрера». Для Харнака, ставшего советским агентом под оперативным псевдонимом Корсиканец, начиналась новая и опасная двойная жизнь. Доступ к справочному фонду Министерства экономики предоставлял ему возможность регулярно сообщать советским друзьям данные о положении в различных секторах хозяйства страны. Деловые контакты Харнака с сотрудниками ведавшего милитаризацией германской экономики Управления по четырехлетнему плану, руководством концерна «ИГ Фарбен», с представителями Верховного командования сухопутных сил позволяли ему отслеживать шаги, нацеленные на подготовку к развязыванию нацистской агрессии.

В 1930-е годы Харнак познакомился с Харро Шульце-Бойзеном, вокруг которого также сформировалась группа антинацистски настроенных немцев. Шульце-Бойзен принадлежал к аристократическим кругам. Он приходился внучатым племянником знаменитому кайзеровскому адмиралу Тирпицу. Но политические взгляды, привлекавшие Шульце-Бойзена, отнюдь не были типичными для представителей его класса. В университетах Фрайбурга и Берлина он познакомился с леворадикальными теориями. Ему оказались близки идеи социализма. В преднацистский период Германии ШульцеБойзен на некоторое время даже поселился в рабочем квартале, чтобы лучше узнать об условиях жизни пролетариата. В начале 1930-х он был известен как человек твердых антинацистских взглядов. Брак Шульце-Бойзена с аристократкой Либертас Хаас-Хайе, казалось, внешне примирил его с правящей средой. Замок матери его жены находился по соседству с имением Германа Геринга, человека номер 2 в нацистской партии. Геринг взялся покровительствовать Шульце-Бойзену. По его рекомендации он был принят на службу в Министерство авиации. На его прошлые антинацистские высказывания было велено смотреть как на проявления «юношеской незрелости». Имеющиеся у Шульце-Бойзена дарования полиглота способствовали его привлечению к работе разведки люфтваффе. Но взгляды аристократа-бунтаря не изменились. К тому же его жена Либертас тоже ненавидела нацизм. После известия о варварской бомбардировке в 1937 году немецкими летчиками города Герника в Испании Шульце-Бойзен, зная о поддержке СССР законного испанского правительства, принял решение передать в советское полпредство в Берлине секретные данные об угрозе, нависшей над Барселоной. Участница его кружка Гизелла фон Пеллниц сумела бросить письмо в почтовый ящик на воротах дипмиссии.

Харнак и Шульце-Бойзен, ставшие лидерами антифашистских групп, объединили вокруг себя людей, считавших, что патриотам Германии нужно сделать все, чтобы избавить родину от нацистской тирании. Товарищем Харнака и Шульце-Бойзена был писатель Адам Кукхоф, автор пользовавшейся популярностью на германской сцене пьесы «Уленшпигель». Кукхоф регулярно составлял тексты антигитлеровских листовок. Убежденным антифашистом проявил себя и скульптор Курт Шумахер, в мастерской которого не раз находили убежище люди, разыскиваемые гестапо. Пользуясь своими знакомствами в нацистских кругах, Шумахер смог даже переправить в нейтральную Швейцарию нескольких социал-демократов, которым угрожал арест. Инженер-проектировщик Карл Беренс в юности пережил кратковременное увлечение нацистскими лозунгами, но скоро полностью разочаровался в них и стал коммунистом. Беренс не раз передавал советской разведке важную техническую информацию. Журналист и редактор немецкого радио Гюнтер Вайзенборн был источником политической информации из Министерства пропаганды. Собрания у Харнака и Шульце-Бойзена посещали люди не только левых взглядов. Так, другом Шульце-Бойзена был ведавший в Министерстве авиации хранением секретной документации полковник Эрвин Гертц, отличившийся в Первую мировую большим личным мужеством. Он был консерватором, но считал, что ради борьбы с преступным режимом необходимо единство всех антифашистских сил.

На связи с Коротковым

В 1937 году на основании необоснованных обвинений в СССР был арестован Борис Гордон. Его преемником во главе германской резидентуры стал Александр Агаянц. Увы, жизнь этого талантливого разведчика оборвалась в 1938 году из-за прободения язвы на операционном столе в берлинской клинике. Возглавивший в 1939 году резидентуру Амаяк Кобулов, по оценке ряда исследователей истории спецслужб, в своей квалификации серьезно уступал Гордону и Агаянцу. Для исправления ситуации в руководстве внешней разведки было принято решение об отправке в августе 1940 года в Берлин одного из опытнейших оперативных работников Александра Короткова, которого нередко называют легендой советской разведки. Его выделяли прекрасные аналитические способности, дар наблюдательного психолога и незаурядное личное мужество.

Прикрытием для работы Короткова стал пост третьего секретаря полпредства СССР в Германии. Оказавшись в столице «третьего рейха», он возобновил контакты с Корсиканцем. Первая встреча после длительного перерыва прошла в тревожной атмосфере, что объяснялось недавней проверкой советского агента со стороны гестапо. В Министерство экономики поступил анонимный донос о некоем высокопоставленном чиновнике, сочувствующем коммунистам. Под расследование попал и Харнак. Корсиканец в этой ситуации действовал хладнокровно и тонко. Он и не пытался отрицать, что изучал экономическую теорию Маркса, но объяснял это не политическими симпатиями, а профессиональной необходимостью. Он напомнил, что привлекался к выработке торговых соглашений с СССР, а для этого было необходимо знать теоретическую основу советской экономики. Спокойствие и логичность Харнака сделали свое дело. Следователь счел его объяснения разумными и исчерпывающими. Перед ним даже извинились. Но в беседе с Коротковым Корсиканец признал, что отныне нужна повышенная осторожность, так как появление новых подозрений в отношении него может стать еще более опасным. На Короткова произвело немалое впечатление, что Харнак за время отсутствия контактов с советским резидентом сумел значительно расширить сеть информаторов. Базой для формирования участников антинацистского сопротивления по-прежнему оставался «Союз работников умственного труда», участники которого не желали подпадать под воздействие геббельсовской пропаганды. Корсиканец отметил рост надежд на СССР как на силу, способную серьезно противостоять гитлеризму. На эту его позицию в немалой степени повлияли и поражения стран западной демократии, в том числе Франции, в войне с Германией. В сообщении в Москву Коротков указал: «Корсиканец, потеряв в 1938 году связь с нами, возобновил свою работу. Он объединил вокруг себя своих старых знакомых, известных ему по работе в „Союзе, осторожно выискивая и привлекая к себе новых. В настоящее время в круге образовались небольшие «центры», каждый из которых работает над воспитанием и подготовкой своей небольшой группы людей. Так что Корсиканец и сам не знает всех лиц, входящих в этот круг, равно как и цифру шестьдесят человек определяет приблизительно. Организационно взаимоотношения всей этой группы состоят исключительно в поддержании хороших отношений знакомых между собой людей, стоящих примерно на одной и той же общественной ступеньке и одинаково мыслящих… Не все лица, входящие в этот круг, знают друг друга, а существует как бы цепочка. Сам Корсиканец старается держаться в тени, хотя он и является душой организации. Цель организации состоит в подготовке кадров, которые могли бы после переворота занять командные должности». Признавая несомненные успехи работы Корсиканца, Коротков в то же время обращал его внимание на то, что увеличение числа людей, задействованных в работе подполья, значительно повышает риски проникновения в организацию провокаторов.

Между Коротковым и Харнаком быстро установились не только эффективные деловые, но и замечательные дружеские отношения, основанные на взаимоуважении и понимании всей важности их общей политической миссии. Оба антифашиста отчетливо осознавали масштаб расширяющейся угрозы. 26 сентября 1940 года Корсиканец передал сообщение об усиливающихся приготовлениях «третьего рейха» к агрессии против СССР. В нем констатировалось, что по информации от представителя Верховного командования вермахта война начнется в следующем году. Целью войны должно стать отторжение от Советского Союза его западноевропейской территории по линии Ленинград – Черное море и создание на этой территории государства, целиком и полностью зависящего от Германии. На остальной части СССР планировалось создать дружественное Германии правительство. Харнак также уведомлял: «На заседании „Комитета экономической войны возглавляющий этот комитет контр-адмирал Гросс сделал намеки, что генеральные операции против Англии откладываются». В 1940 году контакты Короткова и Харнака были на время прерваны. Причиной стал провал нелегально посланной в Берлин и снабженной подлинными немецкими документами оперативной сотрудницы Червонной, которая попала в засаду гестапо на квартире агента, с которым ей была назначена встреча. В конце осени Короткова вызвали в Москву. В беседах с руководством разведки советский резидент вновь подтвердил свою убежденность в близости войны. В отношении провала Червонной разведчик заявил, что после проверки всех обстоятельств склоняется к выводу, что, вероятнее всего, причиной стало роковое стечение случайностей. Вернувшись в начале 1941 года в Германию, Коротков возобновил встречи с Харнаком. Информация, поступавшая от Корсиканца, становилась все более тревожной. Передаваемые в Центр данные являются ярким подтверждением этого. Так, в январе в одном из донесений Коротков сообщает: «В штабе авиации Германии дано распоряжение начать в широком масштабе разведывательные полеты над советской территорией с целью фотосъемки всей пограничной полосы. В сферу разведывательных полетов включается также и Ленинград». В феврале он передает: «В высших инстанциях правительств и военных организаций Германии в глубокой тайне интенсивно прорабатывается вопрос о военных операциях против СССР. Упор делается на изучение выгод от оккупации советских территорий, ресурсы которых будут использоваться в интересах рейха, в частности смягчения продовольственной проблемы, все более обостряющейся». В марте в Москву поступает следующая информация: «Решен вопрос о военном выступлении против СССР весной этого года с расчетом на то, что русские не смогут поджечь при отступлении еще зеленый хлеб, и немцы воспользуются этим урожаем». По сведениям, полученным от Корсиканца, многие советские заказы в Германии, якобы находящиеся в производстве, были на самом деле заморожены, или же их исполнение искусственно затягивалось.

Вследствие того, что политическая ситуация к весне 1941 года предельно обострилась, в Центре посчитали крайне медленной практику поступления информации от Шульце-Бойзена, имевшего оперативный псевдоним Старшина, через Харнака. К тому времени антифашистские группы Харнака и Шульце-Бойзена уже фактически объединились. Коротков получил задание установить прямую связь со Старшиной. Он объяснил Харнаку, что дальнейшее замыкание различных контактов на нем одном становится все более опасным. Ведь в случае его попадания под пристальный контроль гестапо все группы утратят связь с Москвой. Корсиканец устроил своему советскому другу встречу с Шульце-Бойзеном, прошедшую в одном из немноголюдных уголков берлинского района Тиргартен. У Короткова быстро возникло полное взаимопонимание со Старшиной. Он докладывал об этом в Москву: «Впечатление такое, что он готов полностью информировать нас обо всем ему известном. На наши вопросы отвечал без всяких уверток и намерений что-либо скрыть. Даже больше того, как видно, он готовился к встрече и на клочке бумаги записал вопросы для передачи нам…» Конечно, оставались проблемы со связью. Ведь Шульце-Бойзен находился на казарменном положении и мог выбираться в город в непредвиденные заранее дни. Было принято решение иногда использовать для общения и квартиру Корсиканца, хотя этот вариант с точки зрения конспирации оставался крайне нежелательным. Старшина передал много ценнейшей технической информации. Например, в Москве узнали о новейших разработках с целью модификации истребителей ведущего германского конструктора Вилли Мессершмитта. Рассчитывая на технический прорыв, он решил по - ставить на Ме-109F, а затем на Ме-109T более мощный мотор, добавить в боевые машины еще одну пушку и пуле - мет. Появившиеся в 1942 году над Сталинградом новые «мессеры» не стали неприятной неожиданностью для советских авиаторов. К столкновениям с ними, благодаря данным разведки, готовились заранее. Порой сведения от Старшины были и вовсе неожиданными. Так, советский резидент узнал, что американский военно-воздушный атташе в Москве – германский агент. Коротков просил об особой осторожности в деле изобличения гитлеровского шпиона. Ведь Шульце-Бойзен входил в ограниченный круг людей, знавших о двойной игре американского военного дипломата, и ни в коем случае нельзя было подвергнуть его угрозе раскрытия из-за этой истории. К лету 1941 года сообщения группы Корсиканца – Старшины стали «критическими» и приняли уже максимально тревожащий характер. 16 июня из Берлина в Москву ушла информация о том, что нападение нацистов может произойти в самое ближайшее время. По распоряжению наркома государственной безопасности Меркулова об этом было подготовлено сообщение на имя Сталина и Молотова, датированное 17 июня. В нем говорилось, что на основании данных от источника, работающего в германской авиации, «все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью за - кончены, и удар можно ожидать в любое время». В документе содержалась и агентурная информация о том, что «объектами налетов германской авиации в первую очередь явятся: электростанция Свирь-3, московские заводы, производящие отдельные части к самолетам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а так - же авторемонтные мастерские». Сообщалось, что «произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений будущих округов оккупированной территории СССР». Сообщение заканчивалось данными о том, что в Министерстве хозяйства на собрании чиновников, которые должны были работать на «оккупированной» территории СССР, выступал один из нацистских руководителей Розенберг, который заявил, что «понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты». На следующий день Меркулов и руководитель внешней разведки Фитин были вызваны к Сталину. Смотря прямо в глаза Фитину, руководитель страны спросил его о том, может ли он поручиться за честность и искренность своего источника. Глава разведки за - верил, что люди, действующие в интересах СССР в Германии, являются убежденными антифашистами и на их счет нет сомнений. По дальнейшему распоряжению Меркулова разведке было поручено срочно составить список всех донесений Корсиканца и Старшины, в которых содержалась информация о подготовке Гитлера и его окружения к войне против СССР. Трагические события 22 июня подтвердили правильность разведданных, поступавших в советские органы государственной безопасности.

«Люди Москвы» в фашистском Берлине

Накануне войны руководство советской разведки рассматривало варианты действий в условиях утраты прямых контактов представителей резидентуры с агентурой. Было необходимо подготовить радиосвязь с берлинской и другими группами. 12 апреля 1941 года в Берлин пришла шифровка, в которой говорилось: «Создавшаяся обстановка требует принятия немедленных мер по переводу основной, наиболее ценной агентуры на прямую связь с нами, т.е. создание нескольких нелегальных резидентур, могущих осуществлять связь с нами по радио. В первую очередь этот вопрос касается группы Корсиканца, Корсиканец должен понять необходимость таких мероприятий, что вытекает из его же собственных сообщений о готовящейся германской акции против СССР». Харнаку в новых условиях отводилась роль нелегального резидента, стоящего во главе группы, на которую он мог бы положиться. От Корсиканца требовали, чтобы он указал надежного человека для использования его в качестве радиста. Нужен был и человек для работы связником, через которого резидент мог бы контактировать с радистом. Короткову следовало особо проработать с Корсиканцем вопрос, кто сможет его заменить, если он попадет под подозрение. Харнак, понимавший весь трагизм возникшей ситуации, без всяких колебаний принял на себя руководство агентурной сетью. Он считал это своим долгом. В то же время Харнак отказался от рассмотрения варианта, предусматривающего передачу ему и функций радиста. В качестве аргументов он привел и недавнюю проверку его со стороны гестапо, и чисто техническую причину – неуверенность, что он сможет грамотно работать с телеграфным ключом. 18 апреля с дипломатической почтой в Берлин прибыла посылка. В ней находился портативный приемопередатчик, смонтированный в чемоданчике, с питанием от накального аккумулятора и сухих анодных батарей. Он предназначался для Корсиканца. К аппарату были приложены схема, описание и инструкция. В письме сообщалось, что он может работать в разных условиях (в поле, лесу, деревенском домике), так как передатчик обеспечен локализованным питанием и не связан с наличием электроэнергии в том пункте, из которого работает. Советские инструкторы напоминали о том, что в случае возникновения опасности захвата полицией или разведкой передатчик следует уничтожить. Советская принимающая база была оборудована в районе Бреста. Начавшаяся война внесла коррективы в деятельность подпольщиков. Приемная станция вблизи советской границы перестала существовать в первые дни начала боевых действий. Оказались необходимы срочные меры для восстановления связи. Советской разведке был хорошо известен опытный радист Курт Шульце. Еще в период Первой мировой он был призван на флот и получил образование радиотелеграфиста и авиарадиста. Шульце был убежденным коммунистом и очень хотел помочь СССР. Он был очень рад предложенной ему возможности оказать содействие организации немецких антифашистов в налаживании регулярной связи с Москвой. Среди переданных Корсиканцем и Старшиной данных были сведения военного характера, касавшиеся планов немецкого командования на 1942 год. Сообщалось о подготовке операции вермахта в направлении нефтеносных районов Кавказа. Старшина объяснял их важность для Гитлера острой нехваткой топлива для ВВС и боевой техники. Шульце-Бойзен также передал сведения о плане руководства германских вооруженных сил усилить группу войск под Москвой и Ленинградом за счет солдат и офицеров воздушно-десантных сил, участвовавших в боях за Крит. В Москве получили информацию и о серьезных проблемах люфтваффе в связи со значительными потерями самолетов на Восточном фронте. Пополнение новыми самолетами в итоге стало отставать от реальных потребностей. Важными были известия о наращивании химических боевых средств в Германии. Поступили сообщения и о захвате нацистами в Петсамо советского дипломатического кода. Старшина по-прежнему сохранял возможность получать данные о разведывательных действиях противника. Так, в Москве узнали, что после разгрома на Балканах разведсети англичан немцам удалось завербовать несколько радистов, которых стали использовать для передачи в Лондон дезинформации.

Руководители немецких спецслужб уже после разгрома «Красной капеллы» признавали очень высоким урон, нанесенный ею «третьему рейху». Глава абвера адмирал Вильгельм Канарис говорил, что для нанесения политического и морального ущерба фашистскому режиму организация сделала больше, чем военные заговорщики, организовавшие в 1944 году покушение на фюрера. Начальник внешней разведки службы безопасности Вальтер Шелленберг в своих воспоминаниях выделял успехи Харнака, Шульце-Бойзена и их соратников. Он писал, что почти в каждом имперском министерстве находились люди «Красной капеллы». Шелленберг, в частности, отмечал, что Харнак «снабжал Советы столь исчерпывающей информацией, что в Москве имели более полное представление о наших ресурсах, чем, к примеру, соответствующий чиновник Министерства вооружений, которому по долгу службы надлежало знать об этом, но который, став жертвой ведомственных дрязг по вопросу о сфере компетенции, зачастую не получал необходимых сведений». Шелленберг сообщал, что нацистских руководителей интересовали побуждения, двигавшие их противниками. Он констатировал в своей книге: «Деньги не играли для них важной роли. Как явствует из протоколов следствия, они боролись не только против национал-социализма, в своем мировоззрении они настолько отошли от идеологии Запада, который они считали безнадежно больным, что видели спасение человечества только на Востоке». Организация Харнака и ШульцеБойзена совмещала разведывательную деятельность с ведением антифашистской пропаганды. С 1941 года она стала выпускать нелегальную газету «Внутренний фронт». В ней принимали участие бывшие редакторы коммунистического издания «Красное знамя». В подготавливаемых и распространяемых листовках подпольщики обращались ко всем социальным слоям германского общества. Так, Шульце-Бойзен провозглашал: «Мы можем спасти себя и свою страну, только найдя в себе мужество вступить в ряды боевого фронта борьбы против Гитлера и тем самым доказать, что фашизм и безумие войны – вовсе не специфические немецкие явления… Вы не одни! Боритесь сначала на собственный страх и риск, а потом объединяйтесь в группы. Германия принадлежит нам!.. Господа, стоящие у власти, дрожат за свою шкуру, но они будут привлечены к ответственности!».

Название «Красная капелла», которое было закреплено за группой Корсиканца и Старшины, а также и за несколькими другими разведывательными организациями, действующими в годы войны в странах Западной Европы, имеет немецкое происхождение. Об этом, в частности, поведал на послевоенных допросах в СССР арестованный оберфюрер СС Фридрих Панцингер. Он дал показания, что отслеживание деятельности антифашистов началось после перехвата радиоспециалистами шифрованных сообщений. В контрразведке радистов называли «музыкантами», «пианистами». Немцы стали называть всю тайную структуру музыкальным термином «капелла». Поскольку было установлено, что «пианисты» ориентировали свои передачи на Москву, «капеллу» стали именовать «красной». Позднее этот термин получил широкое распространение в исторической литературе. Фюрер пришел в ярость, когда узнал, что из его столицы передают сведения русским. Он орал: «И это сейчас в такой исторический момент! Когда наши доблестные германские войска одерживают на Восточном фронте одну за другой выдающиеся победы, у нас…и где?! Здесь, в Берлине, находятся твари, способные предать нацию и меня, ее фюрера». Для раскрытия «пианистов» в июне 1941 года была образована зондеркоманда. Но это дело оказалось нелегким, хотя установленный на машине мобильный пеленгатор все же позволил выйти в пригороде Брюсселя на одного из радистов. На основании ряда собранных улик гестапо пришло к выводу, что одним из руководителей подполья является Шульце-Бойзен. С середины 1942 года за ним установили наблюдение, организовали прослушивание его телефона, начали изучение круга его общения. Работник службы радиоперехвата Хорст Хайльман, порвавший под влиянием Шульце-Бойзена с нацизмом, предупредил Старшину о том, что гестаповцы знают о его деятельности. Но это не спасло Шульце-Бойзена от ареста. Он был схвачен 31 августа 1942 года. 7 сентября был арестован Харнак. К ноябрю в нацистской тюрьме находилось уже больше сотни людей, связанных с «Красной капеллой». Расследованию дела придали высший уровень секретности. Властей Германии смущало, что против режима выступило так много людей, занимавших высокое положение в обществе. Следователи руководствовались директивой «О более жестоком ведении допросов». Антифашистов пытали, но узники вели себя мужественно и стремились сохранять человеческое достоинство. Шульце-Бойзен как человек военный, насколько это было возможно, поддерживал свой режим до самой казни. По утрам он делал зарядку, чем приводил в бешенство охранников, кричавших ему: «Послушай, Харро, до следующей олимпиады все равно не доживешь!» Обвиняемые по делу «Красной капеллы» были разбиты на группы. Предусматривалось несколько судебных процессов. Первый из них, на котором предстали Харнак и Шульце-Бойзен, состоялся в декабре 1942 года. Борцы с гитлеровским режимом, несмотря на все перенесенные мучения, и на суде остались верными своим взглядам. Они вновь говорили о преступности правящей в Германии нацистской партии и своей убежденности в ее предстоящем крахе. Опубликованные ныне прощальные послания участников «Красной капеллы» к своим близким также подтверждают колоссальную стойкость и силу духа этих людей. До нас дошло предсмертное стихотворение Шульце-Бойзена. Шедший на смерть герой писал: Перед последним рубежом Подводим жизни итог. Спроси себя: смысл жизни в чем? Ведь виден последний порог. Спроси себя в этот час роковой: А стоило жизнь так пройти? Ответ один, он такой простой: Мы были на верном пути. Когда смерть держит тебя в когтях, Жить хочется как назло. Но нет сожалений ни в мыслях, ни в снах: Нас правое дело вело. Топор и веревка нас не страшат – Не выигран ими спор. Пусть судьи суд свой неправый вершат, Не вечен их приговор.

Решение суда было ожидаемым: смертная казнь. Правда, первоначально предполагалось тюремное заключение для супруги Харнака, Милдред, и участвовавшей в антинацистской борьбе аристократки графини Эрики фон Брокдорф. Когда Гитлер узнал о подобной «гуманности», то пришел в бешенство. «За их деяние – только смерть!» – требовал он. Подручные диктатора, конечно же, выполнили его волю. Харнак, Шульце-Бойзен и их товарищи приняли смерть в берлинской тюрьме Плетцензее. За годы гитлеровской тирании здесь были казнены многие борцы с фашизмом, в том числе чехословацкий журналист Юлиус Фучик, татарский поэт Муса Джалиль, участница движения Сопротивления во Франции княгиня Вера Оболенская. Ныне на территории тюрьмы находится мемориальный комплекс, посвященный жертвам нацизма и подвигу людей, вставших на борьбу с «коричневой чумой». Именами казненных руководителей «Красной капеллы» после войны были названы улицы в Германии. Не забыли героев и в СССР. Указом Президиума Верховного Совета СССР от октября 1969 года Харнак и Шульце-Бойзен за вклад в разгром немецкого фашизма, оказанную Советской армии помощь и личное мужество были посмертно награждены орденами Красного Знамени.

Сергей Воронин

Источник: журнал «ФСБ: За и против» №4 2022