Ангел вечности
…Дервиш встретил Ангела в горах…
Миндальная ранняя весна была…
И у Ангела были глаза, как розовопенный цветущий миндаль в снегах…
Весной у всех живых такие талые глаза…
Ангел сказал:
– Ты стар… Хочешь начать новую жизнь на земле?..
Погляди на этого радостного кишлачного мальчика,
голо купающегося в хрустальном арыке…
Он бьётся в алмазе воды, как форель…
Дервиш, хочешь стать этим мальчиком и начать вновь земную жизнь?..
Дервиш сказал:
– Он счастлив, но он не знает об этом…
Он не знает, кто он…
А я уже знаю, кто я…
О, Господь…
Мальчик чует, любит арык…
А я чую Вселенную Всевышнего…
Там бегут мириады алмазных арыков…
И что Ты мне предлагаешь один…
Ангел сказал:
– Ты отказываешься от жизни…
Дервиш сказал:
– Я отказываюсь от смерти… Я устал умирать…
Ангел сказал:
– Ты веришь в бессмертие?..
Дервиш сказал:
– Ты же есть…
И Всевышний улыбнулся в небесах…
…Всякий человек на земле –
Станет Ангелом в небесах…
Айххх!..
Жаворонки...
Мой древний пылкий друг!..
Мой русский брат весенний!..
Пойдём пешком – босиком в блаженно безлюдный гористый Ляур,
В поля гранатовые хрупкие бескрайних
Еще не осыпавшихся алозадумчивых дурманных маков… маков… маков…
Где рушатся с хрустальной трелью с лазоревых струящихся девственных небес
Созревшие да перезревшие да переспелые
Сладчайшеголосистые неповинно девьи родные мои жаворонки…
Ах, где их гнёзда травяные сокровенные…
Где их обходят нежно змеи – любительницы песен…
Где их чада пуховые плаксиво нежноталые…
Где вороны да ястребы остродальнохищноалчноглазые…
Не знаю… не знаю…
Господь знает… попускает…
А я что-то рыдаю полноводно радостно в ещё несыплющихся маках,
Хотя уж первый лепесток-иуда летит, цепляется, бежит по макам…
Ах, скоро полетят, потекут по ветру вешнему гранатовые
Алые христовы лепестки, безвинно обречённо быстротечные…
Ах, мне бы затеряться навек в лепестках дурманных…
Ах, скоро отпоют, отзвенят, отжурчат
Мои крылатые хрустальные собратья поднебесные…
Затонут… заскучают… пропадут
В несметных ураганных беглых лепестках вселенского всетленья…
Ах, древний мудрый друг!..
Мой русский брат весенний!..
Ах, на родной Руси – далёкой и безбрежной,
Где бесы оседлали Русскую покорно-православную
Тысячелетнюю Святую Выю-Шею
В полях заброшенных…
В лугах некошеных…
В лесах зарубленных…
В реках загубленных…
Давно уже отпели… оттрепетали… отзвенели…
Мои жаворонки – певуны хрустально нежные…
Да птенцов пухово- млявоголосистых млечных склевали, испили, истрепали яро вороны да ястребы кромешные…
А поэтов – поклевали графоманы вороны лжепоэты бесконечные…
А Русь – без жаворонков да без поэтов –
Как седой народ – без древних вольных жгучих песен…
Как кормильная изба – без печки…
Как без материнских млековых сосков – младенец…
Как без колокола – Церковь…
О, Господь!.. Ты попускаешь… Знаешь…
Возвращение...
Мой вечнображный и оттого бессмертный
Тысячелетний брат Омар Хайям
С гранатовым кувшином мусалласа…
Мой древний друг – погонщик
вечный тленных караванов Саади
С неистово нагой ночной ширазскою тюрчанкой
Уходят окрылённо неизбывно
непереносимо вдаль… вдаль…
И только пыль… пыль прощания
непоправимого неизъяснимого
В глазах моих слезящихся – от них... от них…
И!.. Всё ближе… ближе… ближе…
Апостол Ада… Адописец Данте
Зовёт… манит… повелевает…
влечёт меня… за все грехи мои…
А я хочу, минуя Ад,
Вернуться в Рай – откуда вышел я…
Где лев родной рычит…
Где змей родной шипит…
Павлин родной кричит…
Где Девы кровью первою родною
И Отрока струёй жемчужною родною
Ещё не тронутые…
Не забрызганные… не замутнённые… не опьянённые…
Родные… Но еще не Кровные –
Бродят Евва и Аддам…
Где жемчуга текучие
Еще не встретились с текучими гранатовыми зёрнами…
Золотая старость...
Золотая айва в золотом листопаде
На дороге пустынной туманной
Плывёт… ворожит… опадает…
Золотые плоды и листва золотая – опали.
Лишь одна золотая айва
На верхушке – нагой ледяной
Упасть опоздала
И от ветра дрожит… уповает…
Так любимые жёны и други мои,
Как плоды золотые и листья хмельные,
Ушли… Затерялись… Опали… Увяли…
Улетели… Пропели… Пропали…
Только старость моя –
Золотая айва, в жизни всё потерявшая,
Но ничего не забывшая… Не запамятовавшая…
В опустелых холодных ветвях
Одиноким плодом
Шевелит…
Всё надеется,
Всё не смиряется
С тленом повальным златоопадным…
А кто смиряется?..
Искусство древней страсти...
Роковой романс
Мы встретились…
Мы сшиблись, как пенные олени винторогие
На узкой жизненной тропиночке… дороге…
Она была курчавая… невинная…
Словно каракулевый агнец
На лугах альпийских…
А я был снежный вешний ирбис-барс,
Ползующий яро по горе…
И мы запутались… забились… затонули… застонали
Затерялись
В павлиньих самаркандских курпачах…
В подушках… в изумрудных одеялах…
Как снежный переспелый барс
И нежный агнец на траве…
И я учил её
Холодному искусству жаркой страсти…
И, научившись,
Она бросила… покинула меня…
Я научил её
Змеиному искусству древней страсти…
И, обучившись алчно, сладко –
Она бросила, оставила, уползла, покинула меня…
Я обучил её
Великому искусству тайных сладостей…
И агнец стал, как барс…
И, научившись,
Она страстно… жгуче… жадно бросила…
Покинула меня…
О! Одиночество!
В пустынных самаркандских охладевших
Курпачах, подушках, алых одеялах!..
Ты – самое глубокое!..
Ты – самое древнейшее!..
Ты – самое болезное
Из одиночеств на земле!..
О! Вечноуходящая!.. Возлюбленная
Дней моих печальных!..
Зачем я научил тебя?..
Зачем?.. Зачем?.. Зачем…
