Теперь уже совершенно понятно, что надежды некоторых всегда уверенных в себе и во "власти" чиновников, а также особо недалеких и "преданных" путинистов на то, что "всё рассосется", не оправдались. Они и не могли оправдаться, ибо выиграть выборы, проведя неплохую пиаровскую кампанию (что нынешняя кремлевская команда делать умеет) — вовсе не значит разрешить политический кризис, решить реальные проблемы страны.. Однако это вовсе не отменяет другой проблемы, тесно связанной с вышеозначенной.
Вновь, в который уже раз, протестное движение в России, вовсе не лишенное реальных оснований, воспроизводит самые мрачные, самые деструктивные черты русской революции. А это, в свою очередь, означает, что специфическая болезнь, которую некоторые аналитики называют "идеоманией", у нас далеко не изжита, напротив, лишь усугубляется. Разрушительное либеральное поле начинает вибрировать и расширяться, захватывая всё новые и новые сферы жизни, заражая своим губительным вирусом всё большее число людей. И это является почти гарантированным путем к очередной русской катастрофе.
Не вполне верно обозначать эту болезнь, как чисто идеологическую. Любое идеологическое помутнение имеет всегда духовные корни. В терминах православной аскетики то состояние души, которому подобна либеральная одержимость, всегда приводящая к катастрофе, обозначается как "прелесть": человек общается с бесом, будучи в полной уверенности, что ему явился ангел света. Так и наши российские либералы находятся в полной и искренней уверенности, что борются за всё светлое и высокое против всего низкого и тёмного, против этого проклятого мракобесия русской жизни. Революционная зараза всегда приходит, всегда нападает на дотоле здоровое народное тело в романтическом ореоле героизма и чуть ли не святости, она всегда паразитирует на лучших движениях человеческой души, подчиняя их, однако, абсолютно небытийным и разрушительным целям. В одном из рассказов Л.Н. Толстого герой поражен светлыми ликами казнимых террористов и, стоя на коленях, умоляет их товарища выдать секрет касательно их веры. Герой не верит, когда в ответ слышит скучное и не особо глубокое изложение марксистских догм. Нынешние оранжево-болотные активисты далеко не все относятся к числу циничных грантоедов; многие из них вполне искренне хотят позитивных перемен в стране. Уже сложилась (или стремительно складывается) своя, новая (на самом деле хорошо забытая старая) мифология борьбы. Интеллигентные люди со светлыми и чистыми лицами искренне плачут, слыша, как "ОМОН избивает народ". В наше время подчинение людей "прелестному" состоянию души во многом облегчается работой несоизмеримо развитых, по сравнению с XIX веком, информационных технологий, технологий манипулирования сознанием. Эти технологии — явное оружие инфернальных демонических сил.
Один из великих наших пророков — Ф.М. Достоевский определял главное качество российского либерализма (в отличие от его респектабельного европейского собрата) как инфернальную, подсознательную и очень глубокую ненависть к России, ко всем основным традициям русской жизни: "Русский либерализм не есть нападение на существу- ющие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самое Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нём смех и чуть ли не восторг, он ненавидит народные обычаи, русскую историю, всех… Эту ненависть к России еще не так давно иные либералы наши принимали чуть ли не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чем она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова "любовь к отечеству" стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили как вредное и ничтожное… Факт этот в то же время и такой, которого нигде и никогда, спокон веку и ни в одном народе не бывало и не случалось… Такого не может быть либерала нигде, который бы самое отечество свое ненавидел". Достоевский вполне прав в своем диагнозе, который он ставит российскому либерализму, однако писатель, в силу объективных, чисто временных причин еще не знал, до каких ужасных форм разовьется данное явление по всему миру. Мы узнаем многие, до боли знакомые черты либерального сознания, читая, к примеру, столь нашумевшую в России книгу "Смерть Запада" П.Бьюкенена, который работает в основном на американском материале.
Либеральная идеомания (которая порождает и другие, более тяжелые формы революционной болезни) основана на жестком противопоставлении идеологической утопии жизненной органике. А это неприятие естественной, органичной, основанной на традиции жизни, согласно Достоевскому, в свою очередь, порождается воинствующей безрелигиозностью либерального сознания, неприятием религиозной составляющей жизни и сознания. Это не вполне так: приверженность "делу революции", революционной утопии всегда носила и носит в России поистине религиозный характер. Однако здесь эти религиозные энергии ложнонаправлены, имели и имеют ложный, разрушительный вектор, что, собственно, и является типичным признаком "прелести".
Достоевский, однако, был абсолютно прав, гениально угадав одну из фундаментальных черт российского ("русского") либерализма, когда говорил, что "каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает" в либерале "смех и чуть ли не восторг". За сто с лишним лет, в течение которых "идеомания" грызёт несчастную Россию, ничего существенно не изменилось. Точно так же, как во второй половине XIX века "образованное общество" аплодировало бомбистам, посягавшим на жизнь государя и высших сановников, а в 1905 году — победе японцев в русско-японской войне, в наши дни нынешние либералы-образованцы радовались неудачам русской армии в первой чеченской войне и упорно брали под защиту исламистов в момент теракта в театре "Норд-Ост" и захвата Бесланской школы. Двойная бухгалтерия либералов, когда противникам государства можно всё, а саму власть осуждают за малейший промах и за сам факт сопротивления, ничуть не изменилась. И точно так же, как тогда, вместо конструктивной, содержательной критики власти либералы упорно подменяют повестку дня, навязывая огромной стране абсолютно ложные проблемы, порождённые не трезвым видением и анализом реальности (чем, по идее, должна заниматься интеллигенция), а утопическим, враждебным естественной, органической жизни сознанием.
В своем "Красном колесе", используя множество ценнейших источников (свидетельств современников и др.), А.И. Солженицын красочно описывает начальные годы царствования Николая Александровича (конец XIX—начало XX вв.), когда в либерально-интеллигентском оппозиционном движении того времени доминировали требования не реальных реформ, которые могли бы решить насущные проблемы страны (и которые вскоре начал проводить Столыпин), а всё большего, гипертрофированного усиления "парламентаризма", всевозможных, чисто либеральных прав и свобод (которые сегодня называются "правами человека"), которые вовсе не отражали ни социальных потребностей широких масс народа, ни насущной необходимости органичного развития страны по пути позитивных, созидательных преобразований. Желая осчастливить народ путем навязывания ему своих западническо-утопических, отвлеченных от реальной жизни планов, "общество" самого народа не знало и не понимало, да и всей страны, всей русской жизни не любило. В свою очередь, "власть" по большей части наглядно демонстрировала то, что ныне по-простому называется "упертостью"; справедливо опасаясь возраставшего революционного радикализма "оппозиции", помня об убивших предыдущего царя террористах, не желала вообще никаких реформ, никаких преобразований. В результате обоюдный радикализм "черной и красной сотни" привел к революционному срыву. Истоки его — имеющее духовную природу идеологическое помутнение рассудка, приводящее к отрыву от Бога и жизненной органики.
Великие русские мыслители XIX и XX века, объясняя природу этого помутнения, стремились сделать всё, чтобы вернуть общество на "царский" путь органичного, эволюционного развития, чуждого радикализма и идеологических утопий. И теперь мы просто обязаны, если хотим, чтобы страна ныне имела хоть какой-то шанс на достойное будущее, воспринять их опыт. Критика власти (особенно нынешней) — абсолютно необходимое и более чем достойное дело, без которого власть закостеневает и отрывается от жизни, разлагаясь сама в себе, а ныне еще и — будучи серьёзно зараженной тем же вирусом идеологического утопизма, имеющего явно западническую окраску, что и противостоящая ей так называемая "оппозиция". Но критика эта невозможна без органичной связи с "телом" народа и традиционных для страны религиозных, духовных основ. И направлена она должна быть не в сторону призывов к углублению абсолютно губительных для страны либеральных реформ, а в сторону их сворачивания, отказа от безумного нарастания темпов вывоза капитала; кардинального пересмотра законодательной и кадровой политики; главное — принципиального отказа от основной утопии нынешней российской "элиты" — "вписывания" России на правах "национально-буржуазного государства" в современный западный мир. Хотя бы потому, что, как всякая утопия, этот план абсолютно нереализуем. Ибо Россию можно вписать в Запад лишь путем её полного и окончательного развала. Не это ли "тайное знание" (которое не раз уже становилось известным желающим знать) подогревает нынешнюю "несистемную оппозицию"?
С "другой стороны баррикад" мы видим, по сути, то же самое. Ныне действующий властный политический субъект не просто поддается либеральному влиянию, не просто в полной мере находится под воздействием либерального "Поля". Он сам — плоть от плоти той же субстанции; он находится в ядре либерального проекта, есть неотъемлемая часть политического субъекта, запустившего "перестройку" и все последующие безобразия; он сам абсолютно искренне и, не побоимся этого слова, "религиозно" либерален. Имя этому субъекту — либеральный КГБ, несущий главную ответственность за перестроечно-"ельциноидную" "великую криминальную революцию".
Парадоксальным образом, атакующие его либералы "болота", ненавидящие Россию, ее духовность, культуру, ее традиционный уклад до дрожи в коленях, до помутнения в глазах — это даже не внешне респектабельные Милюков с Гучковым и даже не Керенский. Это снова возомнившая себя властителем дум, лишенная малейшего чувства святого, абсолютно холодная, циничная и космополитичная, несущая, как идеолог, свою огромную долю ответственности за криминальный слом страны, "постчеловеческая" гуманоидная масса, плохо прикрытая фиговым листком осточертевшей народу демагогии на тему политических свобод и "прав человека". Ее небытийная сущность ныне виднее и яснее, чем когда-либо. Её прямая связь с боевиками, готовящими вооруженный мятеж, достаточно известна. И что же может предпринять здесь наш властный субъект?
Неимоверный парадокс нынешней ситуации, заключается в том, что, искренние либералы, либералы до мозга костей, пришедшие к власти под знаком соответствующих реформ, атакуются сегодня именно со стороны либеральной, как "фундаменталисты", ортодоксы и носители традиции. Есть ли это атака на личность? Совершенно ясно, что нет. Атакуются не личности, а, так сказать, функции: Россия, несмотря на весь свой развал и "кризис", всё еще слишком большая и цельная, и Церковь, всё еще слишком мощная, худо-бедно дисциплинированная, единая и главное — обладающая живыми для миллионов энергиями и высшими ценностями. Атакуется имеющий мост в трансцендентное, люто ненавидимый либералами высший смысл, который нынешние власти, светские и церковные, так сказать, "по должности" представляют.
Оба — и президент, и патриарх, всегда опиравшиеся на свои любимые кадры: либеральных выдвиженцев, с которыми прошли значительную часть жизни, обладающие всеми необходимыми в их положении властными рычагами, еще недавно лишь в страшном сне могли представить, что станут апеллировать к массе" — тому консервативному, традиционно-"ортодоксальному", патриотическому большинству, которое всегда рассматривалось ими, в лучшем случае, как пассивный объект реформ. И оба были вынуждены это сделать вопреки своей стержневой и, так сказать, "выстраданной" политической и жизненной логике. Что же может предпринять далее, например, Путин в создавшейся ситуации (о ситуации в Церкви необходим отдельный обстоятельный разговор)?
С одной стороны, ниоткуда не видно, чтобы властью планировались какие-либо перемены в проводимой политике. Либеральная доминанта в полной мере остается и даже усиливается, нарастающие уступки Путина либералам (особенно во внутренней политике) всё заметнее. Субстанция власти — казалось бы, вновь прочно и надолго обретенная на выборах, — словно бы растворяется, плавно перетекая в формируемый самим Путиным кабинет Медведева.
Преданный совсем недавно либеральной частью олигархата, (то есть класса, на который он в решающей степени опирался), Путин жаждет "мира", жаждет восстановить нарушенный status quo. Но, руководимый извне, предавший его политический класс, сомкнувшийся с оранжево-болотным движением "образованщины", уже не хочет уступок со стороны Путина. Путина сносят, несмотря на его вполне компрадорский курс: со вступлением в ВТО, с разрушением науки, культуры, семьи, образования, закрепленных именно с его подачи целой серией спешно принимаемых законопроектов. Либеральные кадры обсели Путина, как мухи, так, что порою кажется: он уже практически неживой.
Вблизи Москвы, как грибы после дождя, растут лагеря по подготовке "оранжевых" боевиков, которые должны будут осенью спровоцировать столкновения "мирных граждан" с ОМОНом. "Чекисты" бездействуют, по видимости безучастно взирая на происходящее. Взбрыкнувшая в период выборов официальная пресса, снова стелется перед либералами. Недавнее февральско-мартовское "Умремте ж под Москвой!" и "Мы победили!" Путина уже кажется циничным пиаром. Снова, в который уже раз, "патриотическо-державная" составляющая путинизма воочию являет свою призрачность, свою виртуальность
Всё больше различных слоев и отдельных представителей общества объединяется против Путина: либеральная образованщина, русские националисты, недовольные военные, деятели разгромленной науки. А впереди — вступление в ВТО, которое принесет с собой закрытие многих предприятий и, стало быть, массовую безработицу. Прибавим к этому и неизбежный рост тарифов ЖКХ, установление на порядок более высоких налогов на недвижимость и т.п. прелести дальнейшей либерализации. Переход немалой части консервативно-патриотического большинства (которое до сих пор почти что автоматически голосовало против ненавистных либералов) в стан "несистемной оппозиции" грозной тенью нависает над "победившим" Путиным.
В этих условиях прежний (и нынешний) курс, очевидный вопреки мечтаниям многих патриотов, будет означать окончательный закат и слом путинизма. "Политический класс" не примет вождя обратно (хотя бы потому, что с этим никогда не согласятся США, пока еще играющие роль мировой империи), и заморозить разлом в элите вряд ли удастся. Единственный шанс для Путина — это прыгнуть выше головы, осознав себя адекватно "должности" в качестве лидера нации, а не "эффективного менеджера", "всерьёз и надолго" повернуться лицом к народу. Если так произойдёт, это будет уже совсем другой Путин. Если же он этого не сделает и не проведет антилиберальную "революцию сверху", возвращение России к своей исторической идентичности, скорее всего, рано или поздно всё равно произойдет, но уже путем революции снизу, ценой бесчисленных кровавых жертв.
