Когда идёт на стенку стенка
в литературе, как в бою,
встаёт на бруствер Бондаренко
и говорит: "Я здесь стою!"
Литературная арена,
аплодисменты, свисты, крик,
а на арене — Бондаренко,
он — матадор, и он же — бык.
Что делать! Наши юбилеи
не для того, чтоб лить елей,
а чтобы знали лицедеи
твоих проверенных друзей.
Стоишь среди враждебных станов,
но светел твой иконостас,
где справа от тебя Проханов,
а слева от тебя Зюганов
и рядом сам Куняев Стас.
А за спиною, как анчутка,
стоит, бородкою тряся,
твой закадычный друг Личутка,
без коего, увы, нельзя…
Вся бондаренковская свита
не из казённых шаркунов.
Куда ни глянь — кругом элита:
Бобров, Прилепин, Шаргунов.
Здесь и Рогозин благородный,
и Зульфикаров — наш метис,
здесь Глазьев, рынку неугодный,
здесь и Лимонов — вождь народный,
трибун, поэт, авантюрист…
Всё, что ты пишешь — всё нам любо,
хвалить тебя — не хватит слов.
Ты Герцен наш, наш Добролюбов,
наш Кожинов, в конце концов!
Один изъян в твоей природе:
порой аж оторопь берёт,
когда твердишь при всём народе,
что Бродский — русский патриот.
Но тут же воздаёшь Рубцову…
Ну что ж! — не угодить на всех,
коль ты по мысли и по слову
свободный русский человек!
Ты пишешь не за ради денег,
не всем своею правдой мил:
что Бондаренко — "западэнец",
мне сам Астафьев говорил.
Но красный лик патриотизма
ты с вдохновением воспел,
и белый лик патриотизма
успел прославить наш пострел.
И русский век простонародья
ты возвеличить не забыл,
и русофобское отродье,
как насекомое, прибил.
Разнообразен дар Володин.
Он знает, что коварен враг,
но брезговать не должен воин:
дал в морду — оботри кулак.
Ты и хохол, и северянин,
а потому всеядно смел.
Твой "Лермонтов", твой "Северянин"
взошли на полку "ЖЗЛ".
Живи, твори — обильно, долго,
но помни: все твои друзья
стремятся влезть на эту полку
и среди прочих — грешный — я.
P.S.
А чтобы полностью увенчан
ты был в свой славный юбилей,
четыре строчки есть для женщин,
верней, для женщины твоей:
"Гуляет голубь по карнизу,
весна стремится к половодью.
Володя — поцелуй Ларису,
Лариса — обними Володю!"
