Жизнь. Казань. Триллер

Еще недавно, если верить слухам, готовить роль Жизели с этой девушкой должна была не абы кто, а Карла Фраччи. Теперь же девушка работает под руководством Николая Цискаридзе, и станцевала свою бедную безумную крестьянку не в столице, а в Казани. Так бывает.
Зовут эту девушку Анжелина Воронцова, и она — вызов всему "совбалету". Чувственная и холодная разом, она почти отменяет все реалистично-психологические институты "искренности" на сцене, противопоставляя им расчетливую ярость в пиковых ситуациях гендерных баталий и четкую сдержанность в эмоциях при сближении женского с мужским. Ее роли не выстраиваются по школьным прописям советского балета — она артистка античного калибра. Ее Жизель — не бестелесный влюбленный дух, но мстящая менада, отчего-то отказавшаяся от убийства. За этой девушкой — самый древний миф: женский. За этой девушкой — не правдоподобие частности, но истина мироздания. Она умеет "раздеть" вселенную до каркаса.
Недавно в разговоре с неким критиком услышал: "Когда Майе Михайловне не давали танцевать в Большом, она ехала в провинцию и танцевала лебедя там. Вот пусть Воронцова так попробует".
Анжелина попробовала. На фестивале имени Нуриева в Казани. Получилось. Ханжей корежит, денди радует. Фарисеев гневит, эстетов забавит. Веселый испуг, за которым бездна — что может быть прекраснее в балете, искусстве, от "микробных" подробностей далеком.
Чего не хватает "Жизели" в ее классической редакции? Хорошей чистки. Под нож должно попасть не только "жизнеподобное" от Григоровича, но и "жизнеподобное" от самого Теофиля Готье. В основе либретто — легенда о духах-убийцах. В основе легенды — миф. Миф все равно окажется сильнее сиюминутных требований. Да и интереснее он. Поэтому неплохо бы сделать для начала более плоской фигуру лесничего, и не смешить публику такой принижающей его деталью, как "практичное" желание поделиться с девушкой битой дичью. Следом обязательно схематизируется образ графа, он приобретет по необходимости типические сословные черты, а не индивидуализирующие признаки — хотя бы в силу симметрии, заложенной в структуру спектакля. А там окажется, что и Жизель вовсе не должна быть больной. Сейчас совместить глубинные требования мифа с чаяниями пуристов от "драмбалета" ой как трудно. Поэтому особую ценность приобретает удача, показывающая направление движения в сторону мира чистых идей. Здесь и из полумер возможно извлечь урок.
Из всех нынешних танцовщиц Анжелина, пожалуй, в наибольшей степени соответствует образу романтической балерины, известному по исторической художественной миниатюре. Идеальные пропорции, прекрасная посадка головы, грация в каждом движении — мы заждались таких девушек на сцене. Такая девушка способна изобразить чахотку, но угловатая больная тень не сможет показать нам женское. Опасное в своем ледяном совершенстве и прекрасное в безликости сияющего безразличия.
Да, здесь есть побочный эффект: менада должна по меньшей мере умереть на сцене, чтобы мы поняли: ей нездоровится. Для многих это стало бы задачей, предвещающей крах, но не для Лины! Танцовщица воспользовалась не примитивной психологизацией мотива и не вульгарной натурализацией образа — она взяла греческую маску и примерила ее. По нынешним временам, более чем смело. Анжелина воспользовалась условными средствами античной сцены — и победила. Ее лицо не волновалось в смене гримас, каждая фаза движений мимических мышц была фиксированной и завершенной. Я смотрел контрольные кадры фотографа в перерыве: ничего случайного! Знающий физиогномист оценил бы мимические способности Анжелины великолепными, но и мне, физиогномисту начинающему, было ясно: здесь все под контролем.
Апогея данный метод проживания достиг в сцене сумасшествия. Девушка пугала по-настоящему. Во власти бога безумия — Диониса — она могла разорвать графа голыми руками. Но актриса не зря надела маску, спасающую ее от разрушительных сил героини: каждое движение танцовщицы было безупречно аполлоничным. Это Жизель безумна — Анжелина нет. Это Жизель может быть порывистой — девушка, ее играющая, должна сохранять контроль над собой и умеренность в жесте: только тогда мы поймем смысл заявления Жоржа Батая о том, что даже слово "тишина" производит шум.
Анжелина выбрала нелегкий путь, но привела "Жизель" к трагедии: пусть не физически, но граф оказался разорван в конце первого акта менадой Анжелины Воронцовой. Возродиться ему предстояло во втором…
Сначала появилась Мирта. Ведущая солистка театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Ольга Сизых готовилась принять новую виллису. С веткой в руках предводительница стихийных духов намеревалась совершить таинство брака между мертвой невестой и живым женихом. Мирт — это символ семьи, цветок Афродиты и Гименея, он сулит покой и наслаждение в царстве мертвых, он желанен, но почему сломался в случае Жизели?
Ответа нет. Анжелина решила сохранить здесь тайну. Точно — спасает графа эта девушка не по любви: романтизм банален. Жизель Анжелины Воронцовой "по ту сторону добра и зла". Это страшно. И это не та Жизель, к которой мы привыкли. Тут и Карла Фраччи, пожалуй, не сделала бы лучше.
Танцовщица могла предстать жестоким испепеляющим Аполлоном, но! Ее мастерства хватит, но ее ум не дает трагедии перестать быть "песнью козла". И Анжелина без объяснений отступает от смертельной миссии виллисы — она женщина, за ней — непоследовательный Дионис. Граф собирает себя по кусочкам, уходит, а что в действительности произошло между ним и крестьянкой, становится предметом спора герменевтиков.
Такая Жизель рвет шаблоны, но на то она и менада!
Анжелина танцует, и Дионис — это мы, зрительный зал.