Есть имена, доставшиеся нам в наследство от советской власти, значимость которых, влияние на судьбы страны и отдельных людей не подвергается сомнению. Королёв, Келдыш, Гагарин, Яковлев, Жуков, Антонов, Вучетич… Имена-деяния. К таким относится и имя Валентина Распутина, деяния которого в литературе не перечеркнут никакие времена, события и пересмотр ценностей.
Значение Распутина велико не только в литературе русской, но и в общественной жизни нашей страны. И в советские годы он активно выступил против неправедности и действий, наносящих вред русской земле. Так, он боролся против проекта "поворота северных рек". Последствия осуществления сей коварной задумки были бы катастрофическими для России. Но то, что задуманное какими-то изощрёнными умами не осуществилось, свидетельствует: мнение общественности имело значение для власть предержащих и влияло на самые грандиозные планы. В отличие от сегодняшних времён, когда власти совершенно игнорируют народ и его чаяния.
Книга "Эти 20 убийственных лет" (М.: Эксмо. Алгоритм) — книга не художественных, а гражданских произведений Валентина Распутина. Это беседы писателя (в разные годы, на протяжении почти 20 лет) с публицистом Виктором Кожемяко. Издание относится к фундаментальным работам в этом жанре, как беседы Сократа, Платона. По книге можно изучать историю новой России, исследовать нравы и простых граждан, и людей, то волею случая вознёсшихся на вершины власти, то карабкающихся туда буквально по трупам: страны, людей, событий, нравственности, обычаев, традиций.
Собеседники не боятся затрагивать острые темы. Не пасуют перед именами. И при этом нелицеприятные отзывы об антигероях нашего времени — это не сведение счётов, оскорбления или ярлыки: это оценки и анализ действий персонажей "двадцати убийственных лет". В книге убивцы названы по именам.
Каково жить в эти 20 лет — не нас просвещать. Мы — не свидетели преступлений дорвавшихся до власти временщиков. Мы — их жертвы. Это нас все эти годы убивают, грабят, оскорбляют… Но в беседах дана не голая констатация известного нам — в буквальном смысле слова — на собственной шкуре. Валентин Распутин — несомненный моральный и нравственный авторитет, анализирует, почему так поступают с Россией. Кому это выгодно. Как можно этому противостоять. Он выступает заступником, показывает, что не отгородился от народных бед своим именем, льготами, поблажками. Он — плоть от плоти — полной мерой хлебает общие беды. И ему едва ли не труднее, чем нам, потому что писатель чувствует острее, переживает глубже. Душа и чувственность — это его инструмент. Без которого нет писателя.
Распутин не только тонок и точен в формулировках и определениях, он вводит новые термины: так, наряду с расхожим термином "образованщина" предлагает самозванную современную элиту называть "элитарщиной".
Поражаешься прозорливости писателя. Когда многие из нас прекраснодушничали: ах, неумехи-демократы, что ни делают, ничего у них не получается, — Распутин громко заявляет: всё, что творит эта банда со страной — умышленные спланированные осознанные действия. Потому самого писателя, понимающего суть происходящего и протестующего против измывательств над Родиной, либо замалчивают, либо подвергают травле. "Мне пришлось отрастить толстую кожу", — делится он с Кожемяко, отвечая на вопрос, каково ему слышать обвинения и оскорбления в национализме, фашизме и антисемитизме, например.
Он уверен: либералы знали, что делают и для чего все несчастья для России вершат. Ведь "народ силён подъёмным, восходительным настроением, появившейся перед ним благородной целью". А его этой цели лишают. "Сейчас опаснее всего — клеймить народ. Унижать его сыновьим проклятием, требовать от него нереального образа, который мы себе нарисовали. Его и без того беспрерывно шельмуют и оскорбляют… из всех демократических рупоров. Думаете, с него всё, как с гуся вода? Нет. Никакое поношение даром не проходит. Откуда же взяться в нём воодушевлению, воле, сплочённости, если только и знают, что обирают его и физически, и морально". "У нас же убиты не только убитые, у нас убитыми оказались живые... Имею прежде всего не нищету — хотя она косит пулемётными очередями. Но гораздо страшнее психический надлом от погружения России в противоестественные, мерзостные условия, обесценивание и обесцеливание человека, опустошение, невозможность дышать смрадным воздухом. Вымирающая Россия — отсюда: от этого выброса без спасательных средств в совершенно иную, убийственную для нормального человека атмосферу. Здесь причины эпидемии самоубийств, бездомности, кочевничества, пьянства, болезней и тихих нераскрытых смертей — от ничего, под тоскливый вой души".
Его заботят как радости и беды родного Иркутска, так и всей России: события в любой точке страны отзываются в Распутине живым участием. "Патриотизм — это не только постоянно ощущение неизбывной и кровной связи со своей землёй, но, прежде всего, долг перед нею, радение на её духовное, моральное и физическое благополучие, сверение... своего сердца с её страданиями и радостями".
В книге практически невозможно выделить что-то более значительное, важное. Это — цитатник, та книга, которую хочется иметь у себя на книжной полке, чтобы в любой момент взять и, читая, включаться в разговор не просто глубоких людей, но твоих единомышленников.
"Особенность нашего времени в том, что сейчас сытый голодного не просто не разумеет, но ненавидит. То же самое: неправый ненавидит правого за то, что тот прав". "Культура, которой благоволит сейчас власть — это заёмная, безнравственная, безнациональная развлекаловка, бесконечное и бесстыдное шоу во время чумы. Это с одной стороны. А с другой — издевательство, издевательство, издевательство над всем, что делает русского русским, что человека делает человеком". "А сегодняшнее телевидение — самое грязное и преступное в мире". "Объявлять конкурс на национальную идею — всё равно, что объявлять конкурс на мать родную… Национальная идея лежит на виду. Это — правительство наших, а не чужих национальных интересов, восстановление и защита традиционных ценностей, изгнание в шею всех, кто развращает и дурачит народ, опора на русское имя, которое таит в себе огромную, сейчас отвергаемую, силу, одинаковое тягло для всех субъектов Российской Федерации". "Ведь посмотрите: сделать из Сталина чудовище не удалось. Его оправдание в народе достигло, как мне кажется, чрезмерной святости".
Несмотря на неоптимистичное название, книга не носит безысходного характера. Валентин Григорьевич умеет найти то в русском человеке, в истории страны, что и позволит выбраться из пагубы, в которую загнали страну либералы. "Кажется, нет никаких оснований для веры. Но я верю: Запад Россию не получит. Всех патриотов в гроб не загнать, их становится всё больше. А если бы и загнали — гробы бы поднялись стоймя и двинулись на защиту своей земли".
Что ж: живы будем, не помрём. А книга ещё и пригодится на процессе, когда народ будет судить либералов за то, что они сделали со страной.
