До последнего своего часа Виктор Поляничко сражался за наше праведное житьё и в расцвете сил погиб от рук террористов. 9 марта ему исполнилось бы восемьдесят.
Говорят, чем ценнее, лучше человек, тем меньше он печётся о своей безопасности, о своей смерти, ибо жизнь его переполняют неотложные любимые дела.
Жить не уставая, жить добротворчеством, в труде познавая радость побед, — так жил и работал бесстрашный миротворец, коммунист Виктор Поляничко.
Бандитская пуля оборвала его жизнь.
"Пули летели в него давно, — в прощальном слове сказал писатель Александр Проханов, друг Поляничко. — Летели в Афганистане, в Саланге, в красной пустыне Регистан, но пролетали мимо, поражая других. Пули летели в него в Баку, в Карабахе, под Агдамом, Лачином, Шушой, но уносили другие жизни. И вот настигли его на узкой черте, разделявшей два кавказских истребляющих друг друга народа, куда Поляничко прибыл, чтобы остановить братоубийство…"
"Объясните мне, что с нами происходит? — с горьким недоумением вопрошал в тот же час знатный хлебороб из Оренбуржья Иван Яковлевич Домников. — Неплохо сами жили, другим помогали. И вдруг страна разом обнищала, словно после бандитского ограбления. Всюду дефицит, драконовские цены, налоги, хаос, произвол. И где искать защиты, если самых надёжных, славных заступников народа убивают теперь средь бела дня?"
Виктора Поляничко знали не понаслышке. Известность его была совсем не та, что создается неумолчным радиотелевизионным кудахтаньем, благодаря которому на гребень общественного внимания возносятся подчас личности не по заслугам, а лишь по официознопропагандистской нужде и конъюнктуре. Авторитет Поляничко зиждился на конкретных делах.
Самым счастливым и плодотворным этапом его жизни был гайскоорский, когда он, старший сержант, с отрядом демобилизованных воинов приехал в завьюженную оренбургскую степь и вскоре возглавил там штаб Всесоюзной ударной стройки. Это была сказочная явь: тысячи юношей и девушек поставили в этой голой, продуваемой всеми ветрами степи палатки и начали строить гигантский горнообогатительный комбинат и город возле него
Энтузиазм и самоотверженность гайстроевцев изумляли всю страну. Композиторы и поэты слагали о них песни, артисты кино и эстрады почти еженедельно выступали перед ними с концертами, работу ударников приветствовали с далёких орбит космонавты… И всюду, во всём необычайно высоко проявлялся организаторский талант Виктора Поляничко. Вот такая, казалось бы, маленькая деталь. В палаточный городок съехались отовсюду тысячи молодых людей. И хороших, и всяких. Порядок же на обозримой жилой территории охранял всего один милиционер. И порядок был: ни одной кражи, ни одной драки, ни каких-либо уголовных происшествий… Люди зачастую работали в две смены, при этом не отказываясь от субботников и воскресников, многие объекты сдавались досрочно.
С пуском Гайского горнообогатительного комбината медеплавильные заводы Урала были вдоволь загружены богатой гайской рудой, страна освободилась от импорта меди. Примечательно, что одну из улиц города Гая впоследствии назовут именем Виктора Поляничко.
"Будь господином своего слова", — советовал он каждому из сотрудников, работавших с ним в комсомольских и партийных комитетах Орска, Челябинска, Оренбурга. И сам всегда следовал этому правилу. Не было случая, чтобы кому-то отказал в просьбе, увильнул, сославшись на "непредвиденные обстоятельства", на "временные трудности", как позволяли себе подчас некоторые вежливобезучастные работники. Виктору Петровичу легко было общаться с инженерами и рабочими, поскольку сам трудовую жизнь начинал слесарем "Ростсельмаша", с полуслова понимал строителей, потому что в Гае работал мастером участка и прорабом, компетентно, с дотошной любознательностью интересовался жизнью творческой интеллигенции, писал стихи, очерки, которые позднее составили его документальные книги "Река весны" и "Мы строили счастье".
За шесть лет работы Поляничко секретарём Оренбургского обкома Партии более двадцати художников, писателей, композиторов получили почётные звания, высокие премии, персональные мастерские, квартиры, в центре Оренбурга открылся большой выставочный зал, в новое помещение переселился Музей изобразительных искусств…
Потом у Виктора Петровича была Москва. В цековском отделе пропаганды его, пожалуй, перегрузили канцелярщиной, которая отдалила его от живой работы с людьми, урезала самостоятельность, подчас он чувствовал невостребованность главных качеств своей животворящей натуры.
По стране меж тем уже гулял апрельский сквознячок горбачёвской перестройки. Из ЦК Партии потихоньку удалялись куда-нибудь подальше авторитетные, принципиальные люди. Горбачёв отсеивал кадры, формируя послушное стадо. А вскоре не только отстранил Партию от реальных дел, от ответственности за происходящее в стране, но и сделал её козлом отпущения, виновником всех прошлых и текущих бед и грехов, главным тормозом на пути преобразований. Здравые голоса о том, что Компартия — не столько политическая, сколько государственная структура, которую следует реформировать, а не уничтожать, тонули в пропагандистском рёве и гвалте атакующей контрреволюции. Потворствуя ей, Горбачёв продолжал ревностно‑лукаво возглавлять Партию, словно опасаясь, что кто-то помешает ему наверняка привести её к могиле.
И люди, как загипнотизированные, верили ему. Общество было утомлено чередой похорон генсеков‑стариков, которые без бумажки‑шпаргалки не могли и нескольких фраз произнести. А тут такой неиссякаемый оратор, говорит, говорит, говорит. Без устали и без бумажки.
Народ приветствовал курс на перестройку: наконец‑то, в добрый путь — к обновлению!
Но вскоре многие стали замечать, что в штурманской рубке государственного корабля, особенно возле компаса, происходит какая-то толкотня. Сюда тянутся руки разных лоцманов, среди которых находятся и такие, что, подобно персонажу из жюльверновского "Пятнадцатилетнего капитана", пытаются подложить под компас железку, сбить корабль с курса. Потом обнаружилось, что курсато нет: поначалу плыли вроде бы на восток, потом повернули на запад… Слово "перестройка" вдруг заменили словом "рынок", хотя рынок не предполагался, не ставился целью перестройки. Рынок возник внезапно, как остров среди бушующего моря, куда снесло огромный корабль, вышедший в плавание, не имея маршрутной карты.
В это время Поляничко находился в Афганистане в качестве советника тамошнего президента, прилагая все усилия для осуществления, разработанной им стратегии мирного урегулирования афганского конфликта. Она предусматривала немедленно вывести из республики советские войска, но оставить, сохранить над Кабулом дружественное шефство Москвы. Однако после ухода войск всякое шефство было свёрнуто, и Афганистан превратился в сплошную зону боевых действий между этническими группировками.
Прибыв в Москву, Виктор Петрович надеялся получить большой отпуск — за все три года афганского ада, где даже в охраняемом доме, в котором он проживал, его жене Лидии Яковлевне, приезжавшей из Москвы навестить мужа, выдавались бронежилет и автомат Калашникова.
В Баку, куда в должности секретаря ЦК Компартии Азербайджана был срочно направлен Поляничко, полыхала гражданская война. Неимоверными усилиями ему и его соратникам удалось исправить трагическую ошибку Горбачёва — вывести из Баку танки "оккупантов". Позже Виктор Петрович скажет в газетном интервью: "Я до последнего часа служил тем, кто нас предал".
Всячески препятствуя развалу страны, он без колебания выполнил указания ГКЧП и едва избежал тюрьмы. Избежать же больницы ему не удалось. "Проснулись все хвори, подхваченные в Афганистане, все усталости карабахских дорог. Гудела от контузии голова, болела душа от царивших кругом хаоса и погибели, в которых тонуло и рушилось всё, что составляло смысл его жизни", — вспоминал Александр Проханов, навестив Поляничко в больнице.
Оставшемуся совершенно не у дел Виктору Петровичу знакомые люди предлагали заняться каким-либо бизнесом. Он был отцом семейства: двое детей, престарелая мать, жена. Нужно было жить‑выживать… Мельчали замыслы, идеалы, мельчала жизнь, лишённая смысла и цели.
О нём, по великой нужде, вспомнили в правительстве, предложив возглавить временную администрацию Владикавказа, где в этой должности уже потрудилось несколько правительственных лиц, так и не сумевших уладить ожесточённый осетиноингушский конфликт. Другие ехать в регион катастрофы категорически отказывались. Побывавшие там уверяли, что сейчас там хуже, опаснее, чем на обычной войне, где ясно, кто есть кто. А там население вооружено, всюду кипят страсти, всюду кровавые разборки, хаос, беспредел.
Друзья и родственники увещевали Виктора Петровича: "демократический" режим недавно дисквалифицировал тебя, а теперь — ишь ты! — зовут на помощь: "охлади" ещё одну "горячую точку". Надо ли служить им? "А я не режимам служу, а России. Она сейчас в огне, в беде. Осетиноингушский конфликт же надо изучать изнутри, надо глазами этих страдающих людей посмотреть на ситуацию… А мы только и слышим: националисты, сепаратисты, боевики! Ну, кому хочется быть боевиком — бросить дом, сад, семью, работу и с оружием скрываться в лесах и ущельях, стрелять в соседа?".
Прибыв во Владикавказ, Поляничко наметил основные пути к духовным корням осетин и ингушей, через понимание которых возможно их примирение. Одновременно он начал создавать финансовый отдел при администрации, который смог бы контролировать, куда уходят российские миллиарды, направляемые на Кавказ в качестве помощи, сделать помощь адресной. Кому-то не понравилось, как пошли дела у Поляничко. В нём увидели человека, действия которого могут переломить к лучшему общую политическую и экономическую ситуацию на Северном Кавказе, где тесно переплелись интриги международной и кавказской мафии. Он был опасен зломудрым спонсорам братоубийственной бойни, и они бдительно держали его на прицеле.
1 августа 1993 года Виктор Поляничко и генерал Анатолий Корецкий на "Волге" выехали на переговоры с оппозицией. В Тарском ущелье близ Владикавказа их встретила засада и в упор расстреляла.
Это были первые потрясшие страну убийства — жертвы нового "демократического" ельцинского режима. Далее, как известно, последовали убийство за убийством, этакий несанкционированный отстрел инакомыслящих. Тех, кто не соглашался с внедряемой в их сознание ложью о том, что российский народ якобы самоохотно избрал для себя путь дикого олигархического капитализма, добровольно отказавшись от социальных завоеваний Октября, что он сам обрёк себя на нищету, а великую и любимую Родину свою — на разрушение и вселенский позор.
Эта ложь ныне осмысливается всё глубже и явственнее, ностальгия по советскому укладу бытия охватила почти семьдесят процентов населения страны, искренне и выстраданно желающих вернуть справедливую жизнь, все добрые традиции и идеалы её, все Смыслы, Символы и Ценности социализма.
Именно за это боролся и погиб Виктор Поляничко.
В издательстве "ГолосПресс" вышла книга Ивана Уханова "Цветы и пули для Виктора Поляничко".
