Перемен! Это требование звучит не от "перхоти", не от "доживающего поколения", как элегантно и вполне политкорректно именуют русских прозябающих людей господа либералы вообще и госпожа Хакамада в частности. Так давайте! Я тоже хочу перемен! Давно, настоятельно. Голосую против действующей власти, в разных акциях патриотических участвую. А пока суть да дело, давайте поменяемся с вами местами. И вот вам перемены! Взять Гудкова. Вы серьёзно хотите перемен? Могу вам помочь. Я — в Думу, вашим слугой то есть народа, а вы — в народ. И пусть кто-то скажет после, что это не перемены. Таким образом желанные для вас и меня перемены получим все!
Да и разве совсем недавно с вами произошли не перемены, когда вы, простой парень, вдруг стали депутатом? Вернее, не совсем вдруг, были вполне себе карьерные шаги, где вы никакой оппозиционности не проявляли. По крайней мере, заметить её довольно сложно на вашем пути. Да и то сказать: при папе-депутате… И ведь мы тоже хотим перемен. Чтобы место депутата не доставалось по признакам родства. Не много ли вас Гудковых, в Думе? Не наелись ли мы, простые граждане, семьями во власти? Да и разве не перемены произошли в вашей семье, когда старший Гудков из КПСС— в Единую Россию, потом в Справедливую? Да сплошные перемены, если не сказать, перемётность. А вот в моей жизни — никаких! Как 20 лет назад угробили СССР, как засунули страну под хвост Америке, так ничего и не меняется.
Хотя, перемены к худшему — это же тоже перемены. Они-то как раз нас поджидают на каждом углу — ухудшения. Получаешь коммунальный платёж, глядь — перемены: цифра в квитанции переменилась на большую.
Именно слово "перемены" меня настораживает. Помнится, даже песня была, дескать, хотим перемен! И народ впечатлился. Ведь по совковой привычке думалось, что если что-то меняется, то непременно к лучшему. Да и кто будет требовать изменений к худшему? Для себя, по крайней мере. Перемены-то произошли. Но какие? Сулили, что начальники будут с простыми гражданами в поликлиниках районных лечиться, ездить на общественном транспорте. Что выборность ожидает нас тотальная: от дворника до генерального директора. Не говоря о руководителе страны. Что шахтёры сами будут продавать уголёк. И вот те люди, которые и тогда насаждали перемены, и ныне, опять недовольны. Хотя всё, что происходит в последние годы в стране — только по их указке, по их лекалам. И всё равно недовольны! Перемены у либералов — с хороших на лучшие, у нас — с хороших на плохие, а сейчас — на катастрофические.
То дама Ахеджакова кричала, мол, защитите меня от этой проклятой конституции! Её послушались, прислушались и к Черниченко, что просил вешать на фонарях, и к Петрову, что требовал бить канделябрами, удовлетворили в полной мере — тысячи человек расстреляли в центре Москвы — защищали от конституции. Ныне тот же самый помёт кричит, мол, требуем соблюдения конституции — право гулять, сидеть и прочее. И разве это не перемены — так переменить взгляд на основной закон?
Помнится пресс-конференция режиссёра Соловьёва, который сетовал, что вот он добивался памятника певцу, страстно жаждущему перемен, но жители дома, во дворе которого памятник решили поставить, воспротивились этому культурному мероприятию. Мол, поклонники певца не дадут им нормально жить, будут собираться, вести себя свободно в самом широком смысле этого слова… Аудитория была возмущена: да что же это? Против памятника! Эмоциональная глухота! Злые люди!
Я наивно спросила, почему этот самый памятник господин Соловьев не установит во дворе своего дома? Уж его-то соседи — люди сознательные. Не станут возражать против культурности. Они безусловно эмоционально отзывчивы. Режиссёр захлебнулся от возмущения: при чём тут мой дом? А при чём не ваш? Во дворе, где хотели этот памятник установить, певец даже и не бывал ни разу.
И вот, когда на Чистых прудах либералы, которые хочут всё, как на Западе, устроили Гайд-парк, а жители противились, я тоже подумала: а почему бы не во дворе этих самых господ оппозиционеров народные гуляния устроить? Ведь, подозреваю, тоже проживают в приятных для гуляния местах. А то как-то все благородные мероприятия — подальше от мест своего проживания. Чтобы шипы перемен — гражданам, и без того замордованным реформами, а розы — либералам.
Вы, Гудков, хотите справедливости? И я тоже! А разве справедливо, что ваша зарплата, моего слуги, в десятки раз выше моей? Так давайте там, где вы можете навести порядок, обеспечить перемены, добьёмся их самым решительным образом! Переменяем наши зарплаты, или хотя бы по справедливости: слуге — меньше, хозяину — больше. Я готова. Думаю, не я одна согласна подсобить вам по мере возможности в этом вопросе. Начнём с малого — с малых наших зарплат и больших ваших — переменим.
Собчак тоже возжелала перемен! И мы за то! Сколько можно заседать в сенате и на ТВ? Перемен!
И Кудрин за перемены? Давайте! Перемените место хранения наших денежек, которые вы, назвав стабилизационным фондом, заслали от нас подальше — в Америку. А вот продукты жизнедеятельности вашей гвардии, расположившейся на бульваре — под нос жителям. Но ведь деньги, по крайней мере, не пахнут, можно было их и не отправлять от нас так далеко. А вот всё ваше либеральное — дурно пахнет.
Я хочу не перемен, а как говорится, всю систему менять надо. Но когда смотрю на господ революционеров Немцовых, понимаю, что перемен мы хотим совершенно разных. Эта публика— напёрсточники: они не могут переменить своё положение без вашего участия. Потому вопиют: поучаствуйте, ваше положение переменится. И оно-таки переменится: лишитесь последнего. И у них произойдут перемены. А как говорил Ленин? Мы пойдём другим путём.
