Предписание было строго-категоричным: радоваться. Предписание на то и предписание, чтобы выполнять. Невыполнение влечёт наказание. Граждане, которым предписание было адресовано, не радовались. И понесли заслуженное наказание: были биты розгами. Но ни во время порки, ни после не радовались. Вновь получили предписание радоваться, но снова не радовались. Вернее, улыбаться пытались, но не очень здорово у них это получалось. Им это не зачлось как радость, строго-настрого предписанная. Хоть в Голливуд посылай, чтобы научились улыбаться! О! — вскричали предписатели. И тут же решили: мысль! Выписали из Голливуда "Мисс и мистеров улыбка" разных лет, чтобы те научили "это быдло" радоваться. Мисс и мистеры, улыбавшиеся великолепными протезами, проведя рекламную акцию американских дантистов, отулыбались на миллион, который вынули из карманов обучаемых. И уехали по-настоящему обрадованными, ещё более голливудно улыбаясь. А вот оставшиеся как не радовались, так и не веселились. Хоть ты их убей! (О! Тоже — мысль! Верный способ борьбы с унынием. По-хорошему-то не понимают).
Поскольку нарушение предписаний приобрело рецидивистский характер, это повлекло тюремное заключение. С правовым нигилизмом в правовом государстве мириться никто не собирается! Но и в тюрьме граждане не радовались. Хотя надзиратели и в карцер их сажали, чтобы радовались, и в пыточную камеру запирали, и избивали, и еды лишали, моря голодом. Ничего не помогало. Не радовались, и всё тут!
Сидя в тюрьме, заключённые получили дополнительный срок к имеющемуся за то, что не радовались. То есть, власти дали хороший шанс исправиться, обдумать своё поведение, образумиться, встать на благодатный путь исправления, очищения от греха уныния, живописно выраженного на лицах безрадостных осуждённых.
Но и в дополнительный срок они не радовались. Отсидев длительные сроки, были выпущены на свободу, но вышли не с чистой совестью, потому что не радовались и по выходе! Просто неисправимы! Народ хорошим предписателям достался плохой. Что с ним ни делаешь: бьёшь, пытаешь, голодом моришь, холодом холодишь, — он не радуется! В отличие от градоправителей, которые то всегда навеселе, как один был весёлый малый. То другой на весь экран счастлив. То у третьего улыбка не сходит с лица, которое он ничтоже сумняшеся аттестует по всему миру как лицо города, его обновлённый облик. Самое весёлое в этой ситуации то, что улыбающийся мальчик так и думает, что он — символ! Да если бы у города не то, что лицо, а совсем даже другая часть тела такой была — плохи дела града на холмах.
На незаконопослушность, правовой нигизлим пенял управитель города своему городскому народу. Сам он знал, о чём говорил, поскольку был юристом, а его сын был сыном юриста. К тому же он напрямую для вхождения во власть во вверенном ему городке понаделал такого-всякого, что о правовом нигилизме знал не только на сухой теории, но и вполне окрашенной разными чувствами, эмоциями, деяниями практике.
Поскольку своими силами исполнить предписание радоваться власти города не могли, как ни бились и как ни били, то решили прибегнуть к властям сторонним, империям добра, которые знают цену человеческому счастью и довольству. Мол, сами не справляемся, ваши приезжавшие силы тоже не преуспели. То есть транзит никак не помогает в этом деле. Так давайте устроим у нас вашу постоянную базу перевалочную, чтобы граждане наконец поняли, что есть, чему радоваться, чтобы увидели, что счастье совсем близко. Переваляем их тут — мало не покажется. И если они этого не поймут, то за них возьмутся такие силы, которые уже прошлись демократическим железным сапогом по городу и миру. Пусть знают: не можешь улыбаться — научим. Не хочешь — заставим. Растянем рот до ушей! Обхохочутся тогда.
Граждане метались, не зная, куда от радости деться, в какую щель со своими безрадостными физиономиями забиться. Но поскольку видеокамерами оборудовали не только избирательные пункты, но и все подозрительные уголки свободного города, то нерадующихся граждан, чтобы всё-таки сделать их радостными, разыскивали, втаскивали, встречали с шампанским, вернее, с бутылками из-под этого благородного искрящегося напитка. Как и повелось: бутылки отдельно, шампанское — отдельно. Кто с бутылками и мухами, а кто с котлетами и шампанским — не вопрос в демократическом государстве. "Каждому — своё!" — гласит надпись на вратах города.
Граждан били, пытали, бросали в камеры с веселящим газом… И что вы думаете? Все усилия — тщетны! Какие силы, средства, кадры брошены на то, чтобы сделать этих идиотов радостными, улыбающимися, чтобы веселились, гады! Газа не пожалели! А ничего не помогает!
Иностранный контингент, о методах и средствах достижения целей которого было хорошо известно городским головам, прибывший с миссией "Поделись улыбкою своей, а не то растянем тебе рот до ушей", также прилагал все усилия, чтобы веселье у аборигенов — через край! Сами заморские исполнители заказа, по крайней мере, очень даже потешались. Сжигали священные писания города, призвавшего на помощь, мочились на трупы тех, кого не удалось развеселить, но удалось убить (хоть что-то удаётся сделать с этими неисправимыми рецидивистами). Казалось бы, просто обхохочешься на все эти шалости! Сериал "Смех в большом городе" запустили. Ан, нет! Не смеются, подлецы!
И насоздавали фондов "Ухмылка добра", "Смешурики", куда щедро закачивались бюджетные деньги. На телевидении изгнали все передачи, кроме "Смехопилорама". А программа "Смехизация населения" стала главной городской программой, которой занялись, отложив и модернизацию, и нананизацию. Так что зайдётесь в хохоте, в натуре!
