Трагикомедия «Женя, Женечка и ‘Катюша’» (1967) – уникальное творение и не лишь потому, что её режиссёр – Владимир Мотыль, автор сценария – Булат Окуджава, композитор Исаак Шварц, а исполнитель главной роли – Олег Даль. Сошлись все звёзды? Не только это. Здесь интереснейшая фоновая тема, оттеняющая и обогащающая повествование. Итак, мы наблюдаем лав-стори на фоне войны.
Интеллигентный парень Женя Колышкин влюбляется в разбитную связистку Женечку Земляникину (примерно такую же тему развил впоследствии Пётр Тодоровский в «Военно-полевом романе» (1983). Поначалу девушка игнорирует юношу, но потом всё-таки отвечает на его чувства. Финал там, правда, печальный – Женечку убивает фашист-аристократ.
А что за фон? Линия «Трёх мушкетёров» и песенки о каплях датского короля с обращением: «Кавалеры!»; с фантазиями и витиеватыми словесами Колышкина. Такой мальчик неслучаен, как неслучайно противоборство советского пацана с немецким дворянином, чьё имение и сделалось ареной для финальной схватки.
В Советском Союзе, как ни в одной стране мира в XX столетии, бытовал культ Александра Дюма и конкретно – Д`Артаньяна и трёх мушкетёров. Это было то, что называется must read. Мотив «игры в мушкетёров» прослеживается в ряде книг, написанных для детей и подростков - или в качестве главной линии, или так, походя.
От чистопрудного цикла Юрия Нагибина до иронических выкладок Радия Погодина в «Шаге с крыши» и драматической темы юных детей-аристократов Владислава Крапивина – «мальчиков со шпагами», вечно недопонятых взрослыми. Проскальзывало это и в юмористическом киножурнале «Ералаш».
«После длительных размышлений я выбрал для себя д'Артаньяна, и не потому, что он главный герой: мне больше импонировал Атос. Но я не ощущал в себе того благородства, составляющего основную черту Атоса, которым в полной мере обладал мой друг Павлик», - писал Юрий Нагибин о довоенном отрочестве своих персонажей.
Книга с потрясающими иллюстрациями Мориса Лелуара была издана в 1936 году после некоторого перерыва – после 1917 года советскому человеку пытались привить некую пролетарскую культуру, придуманную людьми отнюдь непролетарских кровей и это в конечном итоге привело к …возвращению дворянско-разночинной парадигмы.
Если вдуматься, выходило странное – пионеры отождествляли себя с опорой и защитой королевской власти, с воинами, лично преданными королю из династии Бурбонов. Кроме того, мушкетёры были не чужды грубых развлечений и вели аморальный образ жизни. Питие, любовные похождения, драки. А уж то, как благородный граф де Ля Фер лихо расправился со своей молодой супругой, увидев клеймо…
Даже не поговорил, не выяснил. Они вели себя, как нормальные господа XVII столетия. Господа. И это – пример для юного коммуниста? Cоветская цивилизация была намного сложнее, чем кажется – она отличалась поразительным эклектизмом, где плакаты о перевыполнении плана соседствовали с гимназическими фартучками и коринфскими капителями.
Заводское и коллективное перетекало в дворцово-эстетское. Но главное, хорошо монтировалось. Отовсюду бралось лучшее, и мушкетёры считывались не как бонвиваны и разрушители семей (а Д`Артаньян, по сути, увёл Констанцию от мужа!), а как образцы несгибаемой дружбы и взаимовыручки. Но вернёмся к Жене и его воображаемым плащам-и-шпагам.
Его сталкивают с настоящим дворянином, который оказывается менее благороден, чем «простой» Колышкин, лишь подражавший своей идеализированной мечте о «шпаге во имя короля». У этого Зигфрида – настоящие шпаги предков, и эти предки носили кружева, камзолы, пышные парики, погибали в ходе Тридцатилетней войны, а потом – Северной, Семилетней, за Баварское наследство.
Барочная лепота, книги, картины в тяжёлых рамах. Но он – враг и …враг, стреляющий исподтишка. В даму. Отвратительное и какое-то крысиное бегство. И стоило ли рождаться в именитой семье, где хранятся клинки Галантного Века? А Женя остался «кавалером» до конца. Советским мушкетёром. Хотя, и не таким восторженным, как раньше.
