Нечто необъяснимо боттичеллиевское мерцает в облике Тереховой: словно не-отсюда она, и современность – всегда условная в силу чрезмерной текучести времени – просто даётся игрой.
Недаром Тарковский, так любя и чувствуя живопись, восстанавливал одну из глобальных картин человечества – Охотников Брейгеля – в «Зеркале»: одном из самых эстетически выверенных фильмов.
Альбом раскрыт…
Другие кадры: свет, идущий от великого полотна, даже данного репродукцией, животворящ: он орошает душу неведомым и запредельным, что, будучи мистиком, необыкновенно чувствовал Тарковский.
Голос его отца звучит: сух, глубок и насыщен; голос, несущий миру феноменальные стихи, в том числе про судьбу: что гонится за нами, «как сумасшедший с бритвою в руке.».
Ветер дует.
Незнакомец Солоницын идёт.
Боттичелиевская Терехова сидит на ограде.
Ветер дует: не то лаская листву, не то выявляя её сущность: листья-лица, лица – мысли дерев, вмещённое в пространство другая жизнь…
(Схоже показывает природу Антониони в «Фотоувеличение», но там – другая таинственность.).
Умирающий поэт Алексей показан ребёнком и подростком, взрослым в кадре он не появляется – только голос звучит: Арсения.
Как голос Смоктуновского, неповторимый вибрациями, ватно и мускулисто, совмещая столько всего, наполняет пространство некоторых кадров.
Ассоциативное повествование: мальчик включает телевизор: в котором врач помогает избавиться от заикания подростку: для чего тот должен произнести: Я не могу говорить.
И впрямь – как можно говорить: когда не понимают?
Ещё Тютчев писал об этом, предлагая предпочесть молчание, серебряно звучащее по латыни: Silentium.
Льётся вязь ассоциаций, скручиваются грозди воспоминаний, случай на работе Марии, матери Алексея, когда из-за опечатки, которой нет, могут пострадать (что пострадать – лишиться жизни!) коллеги.
Опечатки не было.
Не было чего-то чреватого.
Что отражает «Зеркало»?
А режиссёр не расскажет: каждому глядеть в свои зеркала, но используя то, которое предложил режиссёр, взгляд станет насыщеннее.
