Бабушка из семинарии
Мне позвонили, когда я уже подвозил пассажира. Включил громкую связь. Трескающийся от помех женский голос сообщил, что меня ждут к подъезду духовной семинарии, шлагбаум будет открыт.
– Скоро буду, – вздохнул я.
Уже был такой вызов. Тогда пожилая уставшая женщина посадила в машину сгорбленную, маленькую, почти по пояс мне, бабульку. С палочкой, с пакетом каких-то булочек, она с трудом могла забраться в салон. По дороге что-то говорила об иконах, молитвах, о свечке, которую уже поставила за моё здоровье. «Дороги-то нынче не безопасные». Адрес доставки на Князя Трубецкого. Как и в этой заявке. Прошлый раз она попросила проводить до подъезда, а там и подняться на первые ступени, с площадки начинались перила. Дальше уже сама.
Похоже, снова она. Признаюсь, в какой-то момент мелькнула мысль, отказаться от заявки. Снова старческая ладонь будет сжимать мою руку, снова провожать… Нет, не красиво! Подумаешь, провожать! А совесть, а уважение к пожилым людям? Как-никак, воспитывался в Советском Союзе, а там нравственные установки впитывались вместе с лимонадом «Буратино».
Шлагбаум, как и обещали, оказался поднят. Не успел остановиться, как в дверь выглянула женская голова. И исчезла. Несколько секунд, и дверь вновь распахнулась. Ну, так и есть. Та самая бабулька.
– Помощь нужна?
– Спасибо, я сама её посажу.
На сиденье упала палочка, следом, кряхтя, забралась старушка.
– Ну, здравствуйте, молодой человек. Тут можно развернуться. А я за вас свечечку поставила. За водителя, который меня заберёт. Времена-то неспокойные.
Выехали на дорогу
– Вы к нам в гости не заходите, наверное, – продолжала бабушка. – А зря. У нас иконка есть, которая освобождение Белгорода застала от фашистов. Перед ней лампадка горит. Уже десять лет, не прерываясь.
Я попытался что-то сказать, но она не слышала. Ну и ладно.
– Вы меня к началу дома подвезите, а то некоторые таксисты к концу подвозят. А я живу в начале. А сколько там мне платить?
– Без трёх рублей двести.
Странно, но это она услышала.
– Ну хорошо. У меня тысяча рублей, у вас сдача будет? Я что-то забыла разменять. Знаю же, что у вас может не быть сдачи.
– Найду, не переживайте.
И снова она услышала.
– Вот и хорошо.
Я остановился в указанном месте.
– Удачно приехали. Вы мне помогите до подъезда дойти. А то там света может не быть. Тогда включите.
– Помню, уже повозил вас…
– А? Что?
С трудом выбравшись из салона, она ухватила мою ладонь. Рука её была тёплая и, показалось, пахла ладаном. В другую руку я взял неизменный пакет со сдобой. Совсем махонькая старушка посеменила рядом, постукивая палочкой.
– Это Почаевская икона, – продолжила она прежний разговор. – Она хранилась в Почаевской лавре на Западной Украине. Не знаю, цела ли лавра. Если не те, ироды, так наши могли разбомбить…
– Наши монастыри не бомбят.
Она не услышала.
– Я мехмат в Бердянске закончила, – она подняла сморщенное почти детское личико. – Первые места по бегу брала. А сейчас вон во что превратилась... О, свет включен. Вы меня до перил проводите. Дальше я уже сама.
Остановившись на первой площадке, она решительно забрала пакет.
– Справитесь?
– Конечно, тут перила. Я за них придержусь…
– Ну, до свидания.
– Храни вас бог!
Всё-таки добрые дела делать приятно. Какая-то лёгкость на душе появляется. И даже в походке лёгкость.
– Всего хорошего, бабушка!
Я выскочил из подъезда. На улице разливалась прохлада осеннего вечера. И снова яндекс-про. Так, следующая заявка…
Пассажир из Шебекино
Он сел на переднее сиденье, уверенно, без тени сомнения. Высокий, жилистый, с крепкими руками и скулами. Не пристегнулся. Ехать было недалеко, я не стал настаивать.
Многие со мной пытаются заговорить. Вот и он тоже.
– Как вы, не боитесь в такое время работать?
– Да не особо. А что время? Ну да, стреляют. Ну так что теперь, дома сидеть? А жить на что?
– Ну да, семью кормить надо в любом случае. А вот я боюсь.
– Ну ведь едете...
– Да, друг пригласил. Надо расслабиться. А то так всё надоело!
Я кивнул. А что тут говорить? Расслабиться в пятницу вечером – дело такое. Обыкновенное. Тем более, прав он, напряжения хватает. Он молчал, и я решил продолжить разговор. Чем-то заинтересовал он.
– Да, в пятницу вечером – почему бы и нет.
– А вы зря пристёгиваетесь. В нашем городе вообще лучше не пристёгиваться. Вдруг дроны…
– У нас дроны не летают, у нас ракеты летают. А от них – пристёгивайся, не пристёгивайся… Не успеешь.
– А у нас летают.
– Где у вас?
– В Шебекино.
– А, ну там – да. Но мы же не в Шебекино.
– У меня в квартиру соседа прилетело. К счастью, дома не было. Так бы погиб. А потом в мою попало. Я уже здесь жил. Написали. Выгорело всё.
– Конечно, страшно.
– Что вы знаете о страшно? Вы когда-нибудь ехали за рулём весь в крови, раненный?
– Нет...
– А вот я ехал.
– Что, по машине прилетело?
– Рядом разорвалось. В руку и в шею попало. Кровь лилась…
– А куда вы ехали?
– Навстречу скорой. Боялся, не успеют.
– Слава богу, успели.
– Да, успели.
Он смотрел исподлобья, враждебно, будто мир ополчился только на него. Будто высматривал на дороге летящие дроны. Мрачно и решительно.
– Прибыли. Пожалуйста.
Лицо пассажира немного посветлело.
– Спасибо. Хорошего вам вечера.
– Не за что. И вам хорошего.
Он уверенно толкнул дверцу.
Пока ждал следующую заявку, думал о том, что я бы мог ему рассказать, как нас, восемнадцатилетних, закидывали эрэсами на заставе, охраняющей северную окраину Герата. Как подкидывал тело, когда ракета взрывалась в нескольких метрах. Как на какой-то миг вдруг становилось страшно, когда под обстрелом тащил тяжеленный снаряд для стодвадцатидвухмиллиметровой гаубицы. Как оглушали выстрелы, когда её снаряды летели в пусковую установку душманов, выданную дымным шлейфом. В тот момент страшно. Но он проходит, оседает пыль, поднятая разрывами. А вместе с ней оседает и страх. В восемнадцать лет сложно бояться дольше тех секунд, в которые ты может погибнуть. И мы снова веселы и беззаботны. Как только можно быть беззаботными в столь юном и глупом возрасте.
Я бы мог ему рассказать. Но зачем? Другое время, другие люди, другие страхи. И нам с теми, прошлыми, уже нет места в этом новом настоящем. Не поймут.
Вальяжный господин
Ну не нравится мне, когда крупные мужики садятся рядом на переднее сиденье. У меня телефон с открытым приложением внизу лежит, так в него не заглянешь, не коснувшись чужой ноги. Неприятно это. Этот сел. Напористый, наглый. Без спроса откатил сиденье на максимальное расстояние. Я бы мог сделать замечание, но решил не портить настроение. Себе. Мне ещё долго работать. А этот раскинул колени, да так, что ручку коробки передач прижал. Пришлось корректно подтолкнуть при переключении. Немного отвёл ногу.
Дорогие часы, навязчивый запах парфюма.
– Что, как с заявками?
Вежливость превыше всего. Даже если мне и не хочется с таким разговаривать.
– Хватает.
Он зыркнул на меня, показалось, раздражённо.
– И куда все ездят? В такое время дома надо сидеть.
– А что, там безопасней?
– Конечно, там стены кирпичные. Хоть от осколков уберегут.
– Много они уберегли на Харгоре, там, где дом рухнул…
– Ну, это не повезло просто.
– Да нет в принципе сейчас безопасных мест. Хоть дома, хоть на улице. Везде может прилететь.
– Я бы уже уехал из города. Дела не пускают.
– Многих не пускают. Да и кому мы там нужны?
– Не знаю, всё одно уеду. Вот доделаю...
Сирена накрыла город, как всегда, неожиданно и тревожно.
Мы ехали по Попова, подъезжая к Победе. Рядом ни одного укрытия. Встали на светофоре перед улицей имени Ленина в прошлом. Пассажир забеспокоился. Несколько раз обернулся.
И тут бабахнуло над головой! Да так крепко, что, показалось, машину качнуло. И снова забахало. Будто совсем рядом. Но я же опытный, знал, не рядом это. Просто разрывы в небе слышны далеко.
Сосед мой пригнулся, да так резво! Косясь на меня испуганным взглядом, крикнул:
– Гони!
– Куда? Красный же.
– Без разницы. Гони! – с каждым «бахом» он склонялся всё ниже, словно пытаясь забиться под переднюю панель машины.
– Ну, это вряд ли, – я постарался, чтобы мои слова не прозвучали вызывающе. – Если все на красный начнут гнать, на улицах хаос начнётся. А хохлы только этого от нас и ждут.
– Быстрее, пожалуйста, – проблеял он.
И куда девалась былая вальяжность?
Загорелся зелёный, и мы поехали. Минуты через две я остановился у названного адреса. Уже не стреляли, и сирена затихла. Пассажир, пригнувшись, как из кипящего молока, прыжком выскочил из салона.
Так, пригнувшись, и бежал до подъезда.
Ну что ж. Каждый боится по-своему. Раздалось треньканье следующей заявки, и я склонился над телефоном. Где меня ждут на этот раз?
Поздний звонок
Она села, как почти все девушки садятся. Справа, на заднее сиденье. Не помню как, но стразу разговорились. Конечно, про обстрелы. Сегодня в Белгороде это главная затравка для общения. Так раньше, наверное, зачинали про погоду.
Пообщались о последних новостях, о прилётах, о раненных, к счастью, в тот день не было погибших. Поговорили о судьбе.
– Я верю в судьбу. Какая вероятность попадания снаряда именно в эту движущуюся машину на оживлённой трассе? С математической точки зрения она ничтожно мала. Значит, на роду было написано.
– Вот полностью согласен. Человек только родился, а у него на роду, как в книжке, уже прописано, чем будет болеть, основные события, сколько детей, жён. И когда умрёт, и как, тоже прописано. Поэтому, если тебе суждено уйти в мир иной в позднем возрасте в окружении домочадцев, то никакой снаряд тебя не возьмёт. А уж если судьбой запланирована смерть от осколка, то прячься, не прячься, всё одно достанет.
– Скорей всего, вы правы. Но, как говорится, бережёного бог бережёт.
– И это правильно. Лишний раз пригнуться тоже не вредно.
– А вы боитесь обстрелов?
Не боюсь я обстрелов. Сколько раз об этом думал, нет страха. Сколько раз работал под обстрелами. Ну, стреляют и что?! Это не отвага, не мужество, не позёрство и уж точно не юношеские заблуждения. Не юноша как бы… Просто чего нет, того нет. И придумывать не стану.
Не знаю, почему, но многим это не нравится. После признания иной раз ловлю на себе косые взгляды и вижу, как сжимаются губы. Они же боятся, значит, все должны бояться. То, что никак у всех, людей раздражает. Но здесь, вроде, адекватная девочка.
– Да вы знаете, не боюсь. И в укрытия не бегаю. От смерти не убежишь, так что себе жизнь страхами сокращать?! Как наши предки говорили: «Семи смертям не бывать, а одной не миновать». Так, наверное.
– А я боюсь. Что вы сказали, я тоже понимаю, но, всё равно, боюсь. Просто страшно, когда над головой взрывается. Если я на машине, то раньше всегда оставляла и бежала в укрытие.
– А сейчас что?
Она помолчала.
– А сейчас я уже стараюсь побыстрее проскочить опасное место.
– А как вы определяете, опасное оно или не опасное?
Она усмехнулась по-доброму:
– А не знаю. Просто по интуиции…
Мы ёщё немного поговорили, и она приехала. Расстались весьма дружелюбно и очень вежливо.
Пока разговаривали, убавил интернет-радио, что у меня через блютуз работает, до минимума. А потому не услышал, как навигатор выдал: «Напоминаю, поездка будет оплачена наличными». В общем, денег я с неё не спросил и даже не заметил этого, решив, что оплата по безналу.
Поздно вечером мне позвонили. Номер незнакомый, трубку брал настороженно. Кто может звонить после одиннадцати вечера? Даже не знаю…
– Добрый вечер, я сегодня с вами ехала, – затараторил девичий голосок, который я постепенно начал узнавать. – А у меня наличными оплата, оказывается. А я без задней мысли вылезла… Даже не вспомнила, думала, по карте. Я вам сейчас переведу. К этому телефону ваша карта привязана?
Какая хорошая девушка! Вот сколько уже таксую, а такой звонок у меня впервые. Хотя, неоплаты были. Двоих отпускал под честное слово, когда у них денег не оказывалось. Больше не объявились. А тут сама…
– Нет, это номер яндекса. Я вам сейчас свой продиктую. Записывайте.
– Я готова.
Продиктовал, она записала. Ещё раз извинившись, отключилась. Через минуту деньги пришли. И подпись: «Ещё раз извините». Подумав, я ответил: «Не за что. Благодарю».
Все бы такие были… Спать я ложился с хорошим настроением.
Пеночка
Не часто, но бывает, пассажиры ездят со по мной два-три раза, а то и чаще. Некоторых я даже узнаю. Этих не узнал. Парочка, видно, муж с женой. Давние, глубокие отношения заметно отличаются от влюблённости и угадываются с первого взгляда. Приятные, доброжелательные лица. Оба вежливые. С такими и катиться по городским дорогам комфортнее. Только тронулись, она заговорила:
– А вы нас не помните? Мы с вами как-то ездили.
Я посмотрел в зеркало заднего вида. Но там он, улыбается. Оглянулся. Симпатичная, немногим за тридцать. Острый носик, длинные светлые волосы, на щёчках –ямочки. Нет, не помню. В чём честно и признался.
– Мы ёщё с коробкой были. А там птенчик…
Аааа. Это я помню.
Они сели на заднее сиденье. Сразу расположили к себе. Ну есть такие люди, только поздоровались, а уже на душе светло. У неё в руках коробка из-под обуви. Открытая. Держит бережно. Не мог не поинтересоваться. А вдруг там снаряд какой-нибудь. В наше неспокойное время всё возможно.
Она дружелюбно засмеялась:
– Да ну что вы... Птенчик тут. Маленький ещё совсем.
– Ух ты. Где взяли?
– У нас, на Харгоре. Взрывом его выбросило. У нас стекло выбило в спальне. Машина под окнами сгорела, и ещё несколько осколками посекло. И нашу – тоже. Так что мы пока безлошадные. А под деревом вот его нашли. Гнездо, может, было на дереве или ещё где. Но мы не нашли. Похоже, его в огонь сбило. А вот этого, везунчика, отбросило.
Зашевелился парень:
– К тёще везём. Она несколько лет назад ежонка на ноги поставила. Она у нас специалист по выращиванию разной твари. В прошлом году воронёнка выкормила. Так он у неё на плече жил, как попугай у капитана Сильвера. С руки ел. Потом вырос и улетел. А прошлой осенью снова появился. Прилетел покормиться, на плече посидеть. Уже здоровый, а всё клювом её кудряшки цепляет. Играется.
– Мы ему мух наловили. Так он пообедал. Точнее, поужинал. И спит. Кроха совсем.
– А что за птица-то?
Оба почти синхронно пожали плечами. Я не увидел, скорее, почувствовал.
– Судя по тому, что нам выдал яндекс, то ли соловей, то ли пеночка какая-то.
– Подрастёт, понятно станет.
– Ну пусть вырастет для начала.
В подробностях тот разговор я, конечно, не помню. Но приблизительно так. Интересно, выходили птенца из уничтоженного взрывом гнезда или нет? Тогда в начале лета их видел, сейчас же осень. О чём и спросил первым делом.
Оба закивали почти одновременно.
– Ещё как выходили. Точнее, мама выходила. У неё талант. Она ежонка вырастила, а потом воронёнка, – я мысленно улыбнулся, похоже, они тоже не всё помнят из того разговора. – А эту пеночку вообще легко выкормила.
– Так это пеночка оказалась?
– Ага, пеночка. Как летать начала, её в сад тёща выпустила. Она ещё немного рядом пожила, а после исчезла.
– Скорей всего, на юга со своими отправилась. По времени пора уже.
– Ну да, октябрь…
– Мама к ней привыкла. Даже плакала, когда пропала. А до этого птичка по утрам обязательно прилетала. Сядет на провод под окном и хвостиком трясёт. Кушать просит. Мама положит там ей чего. Поклюёт и снова вспорхнёт. И целый день можно не увидеть… И вот нет её уже неделю.
В голосе пассажирки я уловил искреннюю грусть. Видно, не только мама привязалась к пеночке.
– Ничего, может, на следующий год навестит.
– Вы думаете, это возможно? Сирота же она. Родители погибли. Только мама моя и осталась…
Сколько надежды в интонации! Разве я мог не утешить?! Ну, насколько это возможно, будучи таксистом.
– И не сомневайтесь. Животные зачастую гораздо благодарней людей бывают. И память на добро у них крепче.
– Тёща тоже на это надеется. Воронёнок ведь так и прилетает. В этом году снова объявился.
– И как ни в чём не бывало на плечо маме и сел. Она даже испугалась. Так почему бы и пеночке не прилететь?!
– Прилетит! Обязательно! Вот до весны доживём.
Высадил я старых знакомых даже с каким-то сожалением. Больно уж люди хорошие. Так за птичку переживают! А потом ехал и думал. Нет, не победить народ, который так сердцем чуток и душой не чёрств.
Про Кипелова
В машине звучал чарующий голос Кипелова. Безсмертный хит «Беспечный ангел». Помните: «Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь…» Негромко, так, для фона. Слышал её много раз, но вот как-то не надоедает. На заднем сиденье – парень. Обычный, ничем не примечательный. Поздоровался, а потом молчал. На втором куплете он заговорил:
– Переключите, пожалуйста, песню.
Собственно, нормальная просьба. Может, ему Кипелов не по вкусу, может, вообще, рок не слушает. Я перещёлкнул тумблер на радио Ретро-ФМ. Заиграло что-то бодренькое, лёгкое. Он снова молчал, я – тоже. Пассажир имеет право. Сам же я разговор стараюсь не начинать.
Через минуту парень снова заговорил:
– Вы меня извините. Песня о друге напоминает. Тоже байкер, и тоже погиб. На СВО. Месяц назад похоронили. С ранением в госпиталь поступил, в Москву. Думали, всё, выкарабкается, будет жить. И чувствовал себя вроде неплохо. Говорил с ним, так он бодрячком. А потом заражение началось. И ушёл. Тоже, наверное, в рай…
Я кивнул. Что говорить? «Сочувствую?» Глупо. «Примите соболезнования?» Ещё глупее.
Вскоре он приехал. Извинительно улыбнувшись, попрощался. Пожелали друг другу хорошего дня.
Я развернулся.
«Сколько же у нас таких ребят, байкеров и небайкеров, которые попадают сразу в рай? Тысячи. А песня однозначно сильная, за живое берёт».
Прорвёмся
Лицо честное, обветренное. С правильными чертами, волевое. Наверное, такое и должно быть у командира. Сам высокий, крепкий, с сильными руками, еле поместился на переднем сиденье. Только сел, заговорил. Горячо, больно. Явно хотелось высказаться. Хоть перед кем, хотя бы и перед таксистом.
– Я уже месяц здесь. И, честно признаться, офигеваю от местных военных. Меня попросили помочь, поучаствовать. А как тут помогать, когда им ничего не надо. Говорю, сделайте так, они только руками машут. Ничего, прорвёмся.
– Кто, командиры местные?
– Они. Объясняю, укропы за несколько часов при желании от Журавлёвки до города дойдут. У вас же ничего нет на пути. «Как, – говорят, – нет? А у нас там танк стоит».
«И что, – спрашиваю, – как вы с ним свяжетесь?» «Вот мол, телефоны у нас». «А вы в курсе, что они первым делом связь мобильную кладут? Где ваши рации? Почему не вижу?» «Нам не дают». «Нам тоже не давали. Купили. А вам что мешает?» Плечами жмут.
Да и что их танк сделает? Один выстрел из РПГ, и нет его.
А всё одно прорвёмся.
– Что, правда, так печально?
– Ещё даже печальней, чем вы думаете. У меня сотня под началом была под Покровском. В рейд ушли, оборону хохлов, как нож сквозь масло прошили. Нашим кричим: «Занимайте посадки, закрепляйтесь. Никакой реакции».
Стараюсь не показать мыслей. Признаться, не очень верится как-то. Может, очередной диванный аналитик?! Но поучаствовать в разговоре надо. Пусть продолжает. Если не врёт, то интересно.
– А почему?
Он покрутил шеей. Проезжали остановку, забитую народом. Минут пять назад сирена прозвучала. Картина обычная: автобусы пустые рядком, человек несколько забились в домик-укрытие, остальные – толпятся рядом. Или не поместились или не хотят и пробовать. Вижу – неодобрительно покачал головой. Да, мне тоже это не нравится. Шлёпнется снаряд на остановку… По мне так лучше уж и не высаживали людей. В двигающийся автобус попасть сложнее. А тут разом человек пятьдесят накроет.
– Боятся, – продолжил он мысль. – Ответственность на себя никто брать не хочет. А как планы Генштаба поломают! Дуристика! И ФСБ местное тоже кур не варит. Надо же работать, цели выявлять, разведкой заниматься. А тут никто палец о палец не бьёт. Потому и «Вампиры», что по сёлам и городу долбят, не накрывают.
– Что, вообще не накрывают? Вроде же иногда попадают, как пишут.
– Вот именно, что иногда. А надо так, чтобы только высунулся, сразу туда снаряд. Надоело всё. Ещё немного с вашими военными так повоюю, да плюну. Я человек почти гражданский, могу в любой момент на диване залечь и семечки лузгать. Сражайтесь, как хотите. Мы и без них прорвёмся.
– А как так гражданский?
– Демобилизованный я, по ранению. Или назад попрошусь. Соберу своих ребят, да будем хохлам хвосты крутить. У меня ребята отборные. Лично отбирал, через полигон. Конфетка, а не сотня. Там только мы да десантура по-настоящему воевала. Тоже парни грамотные. Все бы так бились, давно победили.
– Не все так бьются?
– Не все. Далеко не все. Тиктокеров хватает. Но ничего, прорвёмся.
Я подвернул к "Мегагринну", палец сменил картинку на экране телефона, глянул сумму. Он тоже скосил взгляд. Вытягивая из кармана бумажник, сдержанно охнул. Я видел, как скривилось от боли его правильное лицо.
Мы рассчитались. Попрощавшись, он вышел из машины и вообще из моей жизни, оставив недоумение и легкий скепсис. Верить ему или не верить, я так и не определился. Ну, пусть остаётся как есть. Будем надеяться на лучшее, а готовиться к худшему. Прорвёмся!
Добрая беседа
На Промышленную не с каждого района города без пересадки доберёшься. Особенно непросто утром, в час пик, когда как раз всем и надо. Заявка пришла с Шорса. Круглое слегка недовольное личико. Блондинка, каре. Короткая курточка, стройная фигурка. Была бы симпатичная, если бы не печать раздражения в складках губ.
Но поздоровалась полным «Здравствуйте». Не мог не отметить. Терпеть не могу вульгарное «Здрасте».
Не знаю, почему, но захотелось спросить.
– Наверное, на работу?
Она ответила сразу, без паузы, будто ждала:
– Ну да. На Промышленную утром. Только на работу.
– И что каждый день на такси?
– Ага. Я так минут двадцать еду, а если автобусом с пересадкой – часа полтора. Мне тогда вообще придётся в семь часов из дома выходить, чтобы успевать.
– Да уж. Это не в половину девятого, как сейчас. А компания не оплачивает дорогу?
– Неа. Если бы оплачивали, конечно...
Она замешкалась, подыскивая слово, и я встрял:
– Молодцы бы были?
– Ага, – она засмеялась.
Ну вот. И настроение появилось. А то недовольная…
– Да, от вас прямым не доберёшься.
– Очень неудобно. Машину надо. Я раньше ездила. Потом в декрет ушла, руль оставила, машину продали. И вот малому уже шесть, а я так и хожу пешком. Муж говорит, война закончится, тогда купим. А когда она закончится?! Никто не знает.
Я поддакнул:
– Точно, никто не знает. Но хочется верить, в следующем году наши дожмут. И хохлов и запад в целом.
Девушка вздохнула
– Хорошо бы. У меня подружка, у неё дом в Новосадовом. Год уже как в Москве. Как начали нас крепко обстреливать, собрала вещи, ребёнка и туда. Сейчас работает, квартиру за пятьдесят тысяч снимает. И это ещё за городом. И ребёнок там в школу пошёл. Сказала, пока не закончится, не вернётся.
– Ну да, многие поуезжали. Новосадовый, вроде, сильно не обстреливают. Харгоре больше достаётся.
Она оживилась:
У нас, на Водстрое, когда в соседний дом прилетело, так бахнуло, я думала, наш дом треснет. Стёкла повылетали. Слава богу, не задело никого. У меня два сына, так они, поросята, бегом к окошкам – смотреть, куда попало. Насилу отогнала. У других, сама видела, боятся, плачут, даже трясучка у одного началась, видела в убежище как-то. А моим вообще по барабану. Что за мальчишки?!
В её голосе я угадал гордость за детей. Действительно, герои парни. Отважные вырастут. Так и сказал. Совершенно искренне.
Ушами почувствовал, как расплылось в улыбке её лицо. От удовольствия.
– А мы уже подъезжаем. И не заметила как. Вот к этим воротам поверните, пожалуйста.
Я завёз её на территорию промышленного предприятия. Девушка тепло попрощалась. Видел, что она чуть улыбается. Что ж, хорошее настроение – в наше сложное время это уже много. А ведь и у меня тоже потеплело на душе. Вот что значит добрая беседа.
