Предложенный к обсуждению законопроект о патриотизме весьма симптоматичен в том смысле, что ярко характеризует внутреннее состояние современного российского государства и конкретно – его законодателя.
Во-первых, сразу возникает вопрос: зачем, собственно, нужен такой закон? Патриотизм либо есть, либо его нет. Когда о чем-то слишком много говорят, это является верным признаком того, что с этим у нас большие проблемы. Некоторой аналогией является, правда, американский закон, принятый после 11 сентября 2001 года, но там была совершенно конкретная цель – оправдать бóльшую, чем ранее, свободу для спецслужб в контроле приватной жизни людей, якобы в целях безопасности. Здесь же речь идет вроде бы не об этом? Или?..
При всей расплывчатости проект ФЗ достаточно определенно привязывает «патриотическую деятельность» к военной сфере, в силу чего само понятие патриотизма заведомо выхолащивается, приобретает прикладной, а не фундаментальный характер. Происходит своего рода перверсия: заведомо прикладная военная сфера (сколь бы они ни была важной) воспринимается как нечто фундаментальное, а фундаментальные понятия нравственности, духовности и прочего, связанные с патриотизмом, поневоле, в силу ложной методологической посылки – как прикладные.
Даже «Википедия» вслед за БРЭ, в общем, вполне адекватно определяет патриотизм как «политический принцип и социальное чувство, осознанную любовь, привязанность к родине, преданность ей и готовность к жертвам ради неё, осознанную любовь к своему народу, его традициям». Между тем в предлагаемом проекте ФЗ говорится лишь о «патриотической деятельности», предпринимаемой преимущественно гражданскими и военными властями.
Под «духовностью» в проекте понимается «труд для других людей, при котором человек отдаёт им больше, чем берет взамен; труд во благо других людей одухотворяет человека, становится его духовной основой». (Ст. 1, п. 2.1). Совершенно понятно, что данное определение, как и многие другие в проекте, страдает вопиющей тавтологией; кроме того, непонятно, как, собственно, можно измерить то, о чем говорится в первой части определения. То же касается и других ключевых понятий, например, духовно-нравственных ценностей, которые определяются как «безвредные и созидательные».
Заведомая тавтологичность в определении основных понятий объясняется, во-первых, тем, что авторы пытаются формализовать идеальную сферу, которая с трудом поддается формализации, тем более столь примитивной, а, во-вторых, тем, что они больше всего на свете боятся упомянуть о тех реальных духовных основах, которые, собственно, и лежат в основе всей идеально-ценностной сферы, даже при максимальной светскости, то есть об основах религиозных.
Стремление дать определения, ничего не определяя по существу, основываясь на вышеуказанной перверсии, ярко демонстрирует вопиющую беспомощность и прямое невежество авторов, игнорирование ими самых общеизвестных понятий. Так, например, нравственность определяется ими как «безвредное и созидательное поведение человека по отношению к самому себе и другим людям», а безнравственность – как «деяние, в результате которого гражданину причинен вред». Совершенно понятно, что понятия вреда и пользы, в свою очередь, нуждаются в критериях, так что данное определение ничего не определяет. В то время как общеизвестно определение нравственности как просто соответствия поведения человека моральным нормам, принятым в обществе. И т.д. и т.п.
То же касается и других ключевых определений законопроекта.
Проект закона уделяет основное внимание военной сфере, а также прочим государственным задачам, таким, как, например, борьба с бедностью, подготовка научных кадров, учебников и т.д. Авторы прямо говорят, что патриотов можно обучить, подготовить на каких-то учебных курсах. Сама же по себе идеальная сфера остается для них, в общем, тайной за семью печатями, причем тайной опасной. Лучше эти печати не снимать, а замазать всю проблему очередным бюрократическим опусом, в котором от самого патриотизма и всего, с ним сопряженного, остались лишь пустые слова.