Юморист Михаил Задорнов объявил в "Советской России: "Хочу заступиться за Толоконникову". Попутно воздав хвалу Путину, в котором обнаружил "супербойцовские качества в отстаивании интересов России", он закончил свою статью призывом к читателям: "Я очень прошу каждого(!) написать всё(!), что он думает". О чем? Понятное дело, о Толоконниковой и о заступничестве Задорнова. Что ж, иду навстречу.
У нас почему-то всё время пишут, что эта особа и её бесноватые подружки "оскорбили чувства верующих". Ныне верующих властями и их прислужниками принято выделять в некую особую часть населения, требующую особого, в отличие большинства народа, к себе отношения. Не так давно Дума и закон приняла об оскорблении чувств верующих. Это способствует только смуте и разделению народа. А у неверующих словно и чувств никаких нет и переживать оскорбление им просто не полагается, такого права не имеют. А на самом деле у них те же самые чувства. И гнусная хулиганская выходка этих спятивших семейных баб и сексуально озабоченных девиц вызвала возмущение у всех нормальных людей, верующих и неверующих.
К слову сказать, думаю, что не следовало бесноватым давать по два года. Пожалуй, было бы вполне достаточно задать публичную порку на паперти храма.
Но сейчас не об этом речь. В письме Толоконниковой можно чему-то не верить, в чем-то сомневаться. В самом деле, угрожал ей начальник колонии или это её выдумка — как это проверить? Сказал другой работник колонии — "Учтите, я сталинист" или не говорил — какое это имеет значение? Но есть в её письме один факт, который обошли молчанием все публикации, включая передачу по телевидению и статью в правительственной "Российской газете". Об этом не упомянул и Задорнов. А факт вопиющий, чудовищный и его очень легко проверить: Толоконникова пишет, что рабочий день заключенных 16-17 часов. Если это действительно так, то всё остальное перед этим меркнет. Значит, в колониях самое настоящее рабство. И об этом никто ни слова.
Напомню, что сиделец Солженицын, например, весь срок работал по восемь часов, а по воскресеньям и по праздникам, включая чуть ли не День Парижской коммуны, были дни отдыха. И в год таких дней набиралось до 60-ти. А ныне страшнее даже, чем на каторге Достоевского, где было три свободных дня в году — на Пасху, на Рождество да на тезоименитсво царя-батюшки.
А вот о рабском рабочем дне в 16 часов в современной России — факте вопиющем — все молчат.
