В № 27 за 2011 год мы опубликовали нелицеприятную рецензию, посвященную опере «Золотой петушок». Теперь редакция представляет высказанную нашим давним автором принципиально иную точку зрения на данную постановку Большого театра.
История с «Золотым Петушком» — наезд на церковь и веру, но совсем не с той стороны, о которой вы подумали. Анонимная группа ценителей потребовала снять постановку «Золотого петушка» с главной сцены страны, «считая эту постановку (Кирилла Серебренникова в Большом театре) кощунственной по отношению к православной вере». Это, явно неадекватное требование подхватили и профессиональные кликуши, заговорившие о «театре в кавычках» и «культ-помоях», и сравнившие Большой, гордость России — с девками из Pussy Riot.
Куда вернее сравнить с девками — анонимных жалобщиков, потому что они, а не театр — враги церкви и православия. Ладно, не враги — услужливые дураки, которые опаснее врага. Провокационная жалоба анонимов не защитит церковь, а посеет раздоры между людьми искусства и православным миром, выставит православных — тупыми мракобесами. Если дать волю паранойе, то за этим обращением можно почувствовать того же кукловода, что и за плясками в храме Христа Спасителя. Да, церковь под ударом, на нее наступают, и ей приходится обороняться, как я писал. Но не от Большого театра!
«Золотой петушок» в постановке Кирилла Серебренникова — один из лучших современных спектаклей на мировой сцене. Я видел его пару месяцев назад и был потрясен высочайшим качеством режиссуры. Если вы ходите в оперу, чтобы вздремнуть в удобном кресле и выпить шампанского в антракте — не ходите на «Петушка», он не даст вам уснуть. Это зрелищный спектакль, мой пятилетний сынишка смотрел его взахлеб — как и тридцатилетние менеджеры в соседних креслах. Его темп, цвета, выдумка говорят о том, что мертвечина изгнана из Большого. Сейчас туда пришла жизнь.
Мне нравилась и «Руслан и Людмила» Дмитрия Чернякова. Те, кто кричали «позор» и уходили с его премьеры, думали, что они идут в музей, где покажут то, что уже видели их деды. Критик Форбса назвал «Руслан и Людмилу» — шоковой терапией для нашего непосвященного зрителя. «Петушок» Кирилла Серебрен- никова продолжает курс терапии. Но он ярче, короче, компактнее и сильнее бьет по нервам. Возможно, с него стоило начать новую жизнь основной сцены.
Он объясняет афоризм Андрея Синявского — почему русские мужчины предпочитают белую магию водки — черной магии женщин. «Петушок» — не про политику и не про церковь. Его тема экзистенциальна — как сексапил сокрушает солдата. Царь Дадон — старый вояка, окружен другими старыми (и не очень) воинами, вся жизнь его прошла в походах и битвах, но к вызову шамаханской царицы он оказался не готов. Никто не может противостоять ей — сыновья царя убивают друг друга, летят головы друзей и однополчан. Что скажем про царицу? Этой pussy не нужен riot, ее владычество абсолютно и ведет к смерти. Ее Эрос — сиамский близнец Танатоса.
Стиль «Петушка» — подлинный герой спектакля. Это Большой стиль новой Великой эпохи, начавшейся где-то в двухтысячном году. Мы видим этот величественный стиль во многих важных современных произведениях — и в «Борисе Годунове» Владимира Мирзоева, и в вычурной архитектуре рублевских особняков. Серебренников — мастер этого стиля, он его творец и выразитель. Кому-то этот стиль может показаться грубым, его носители далеки от идеала русской интеллигенции — но это можно сказать и о других Больших стилях.
Неужели барон Осман и другие тузы Второй Французской империи были достойнее бизнесменов Пятой Русской империи? Неужели меньше крали французские парламентарии при прокладке Панамского канала, чем русские при постройке нового Сочи? Неужели маршалы Наполеона и Сталина были изящнее путинских силовиков? В Большом стиле и не может быть утонченности, она приходит с декадансом.
Сейчас многие политики, экономисты, идеологи спорят о месте путинской России в мире и в российской истории. Но художники — такие, как Серебреников и Черняков — отвечают на этот вопрос своими делами. Недостатков в сегодняшней России не больше, чем в России Александра III, Франции Наполеона III, в Америке 20-х годов, но и величия и размаха — не меньше. Все наилучшее в искусстве сегодняшней России пронизано пониманием этого величия — и произведения Владимира Сорокина, и музыка Десятникова, и творчество Большого, этого флагмана Большого стиля.
Пропасть пролегла между искусством и «искусством», искусством Большого театра и «искусством» группы «Война», Pussy-девок, эпатажем гельмановских выставок. Об «искусстве» могут судить все, кому не лень. Чтобы понять слово из трех букв на поднятом питерском мосту, академий кончать не надо. Оно рассчитано на наименьший общий знаменатель. Ничего, кроме эпатажа, в нем нет. Настоящее искусство — а «Золотой петушок» относится к этой области — совсем другое дело; тут нужно судить Юпитеру, а не быку.
Этого не поняли близорукие анонимные жалобщики. «Суди, мой друг, не выше сапога», — советовал художник. Не заботьтесь о чести церкви — её не оскорбит подлинное искусство. А вот ваши претензии способны её опорочить и оттолкнуть идущих к ней. Возможно, мы еще увидим великие русские религиозные мистерии, поставленные Серебренниковым и Черняковым на сцене Большого — но для этого нужна полная свобода творчества.
Православие — как и генеральная линия партии — продвигается в постоянной борьбе между двумя уклонами. Вчера это был «левый уклон», профанирующий сакральное пространство. Сегодня настало время ударить по «правому уклону», вторгающемуся с монастырской меркой в свободный мир искусства.