Неочевидное торжество либеральной пропаганды. Читал рассказ нашего бывшего соотечественника о том, как он непродолжительное время учительствовал в старших классах гарлемской школы Нью-Йорка (не переживайте, я не собираюсь поведать вам нечто задорное в духе "ну, тупые!"). Так вот, когда наш бывший спросил афроамериканских подростков, почему Америка называется Америкой, внятно ответить не смог никто, но некоторые, желая достойно выйти из положения, заявили, что Америка так называется потому, что она "the land of freedom", или же, по-нашему, "земля свободы". Неважно, что ответ сомнительный, важно, что в головы молодых людей с рождения вдолблено, что они живут в свободной стране. Они столько раз это слышали, что ответ выскакивает у них рефлекторно, даже если вопрос совсем не про это.
Рефлекторно, запомнили?
А теперь посмотрим на самые яркие книги последнего времени.
В 2014 году таковой стала "Обитель" Захара Прилепина, в 2015 — "Зулейха открывает глаза" Гузели Яхиной.
Обе книги, отмеченные самыми серьёзными литературными премиями, — практически близнецы-братья и посвящены одной теме: репрессиям тридцатых годов прошлого века, тюрьмам, лагерям… Разница в освещении событий чисто гендерная. У Прилепина главный герой, смелый, отчаянный, стремится побороть систему, а героиня Яхиной, тихая, покорная, к любой системе умеет приспособиться.
Кстати, если взять любые другие книги о советском периоде, то найти такую, чтобы там не были упомянуты репрессии, раскулачивания и прочий "кровавый Сталин", это надо ещё постараться. Да если и обнаружишь, то выяснится, что ни в какие премиальные списки она никогда не попадала, да и вообще мало засвечена. И нередко из-за своей очевидной слабости.
Я не собираюсь вслед за Юрием Поляковым раскрывать литературные заговоры. Я вижу ситуацию таким образом, что за тридцать лет, прошедших с начала перестройки, мозги нашего населения промыты самым качественным образом. Нам столько рассказывали о ночных расстрелах в подвалах Лубянки, о десятках миллионов сгинувших в Сибири, о бесконечных эшелонах с зарешёченными окнами, что история СССР многими воспринимается как необязательный довесок к репрессиям и ГУЛАГу, выцветшая мишура на каркасе из колючей проволоки. Полёты в космос, ядерный проект, БАМ, великие стройки если и упоминаются, то как события, густо измазанные кровью невинных жертв.
Сейчас, оглядываясь на прошлое своей страны, почти все: и старые, и молодые — видят только кирпичные, в бурых разводах, исклёванные пулями заборы ГУЛАГа. Тема тюрьмы и репрессий в СССР является краеугольным камнем исторического сознания современного человека. Именно поэтому самые сильные вещи у литераторов получаются именно об этом.
Вот, скажем, Захар. У него отношение к СССР радикально отличается от взглядов либеральных столпов, типа Шендеровича или Коха. Но, тем не менее, своё самое сильное на сей день произведение он создал именно о Соловках и ГУЛАГе. Пусть он и пытался показать всю неоднозначность и многомерность этой структуры, большого эксперимента по сути, но написал-то ведь всё равно о советской тюрьме!
Я понимаю, почему Константин Воробьёв, Юрий Бондарев, Константин Симонов писали о войне. Они прошли через пять лет самой страшной мясорубки в истории человечества. Я понимаю, почему Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Василий Белов писали о крестьянах. Они были плоть от плоти дети русской деревни и её деградацию и вымирание рассматривали как личную трагедию.
Но когда наши молодые авторы (а Гузель и Захар — всё же довольно молодые, по литературным меркам, люди) пишут о репрессиях с такой непридуманной болью и состраданием, словно сами прошли через них, я понимаю, что процесс промывки мозгов можно считать завершённым. Система начала самовоспроизводиться. Желая того или нет, теперь уже новое поколение льёт воду на всё ту же мельницу.
Больше не нужны титанические усилия по сведению истории великой страны к одному эпизоду. Страшному, кровавому, но эпизоду.
Взгляд на период с 1917 по 1984 успешно сформирован. Расставленные идеологами перестройки акценты больше не нуждаются в постоянной калибровке. Цемент в мозгах застыл и, начиная вспоминать что-либо из советского периода, люди в первую очередь (и совершенно самостоятельно) вспоминают 37-й год, расстрелы, тюрьмы, колючую проволоку…
И подобно тому, как обитатели Гарлема в любой непонятной ситуации на автомате выдают "Америка — страна свободы", жители современной России (в том числе и писатели, и члены жюри литпремий) при упоминании СССР рефлекторно отзываются "ГУЛАГ!"… Триумф либеральной пропаганды? Очень на то похоже.
Но есть один обнадёживающий момент.
Если весь постперестроечный период нам подавали тридцатые годы двадцатого века в радикально чёрной цветовой гамме, то и Захар, и Гузель пытаются найти в этой трагедии некую многомерность, разглядеть за сталинской системой человеческое лицо. Причём именно человеческое лицо власти.
Недосягаемым примером в части беспристрастного взгляда писателя на историю был и остаётся "Тихий Дон" Шолохова, который одинаково принимают и патриотический, и либеральный лагерь. Пусть последние и отрицают авторство Михаила Александровича, но значение самого романа признают даже они.
В этом смысле прав критик Павел Басинский, когда сравнивает "Зулейху…" с "Тихим Доном". Понятно, что уровень таланта у авторов разный, но и там, и там имеет место попытка посмотреть на "жернова эпохи" с позиций маленького человека и, по возможности, избегнуть чёрно-белого или, если хотите, красно-белого взгляда на историю.
Про "Обитель" я подобных отзывов и сравнений не встречал, хотя там этот вектор выражен значительно сильнее. Но, возможно, это я просто плохо пользуюсь "гуглом". От себя могу лишь добавить, что обе книги мне понравились. Обе оставили не самое лёгкое впечатление, но, в то же время, и некую надежду на перемены. А это уже немало.
