Я не политик и не публицист, я не задорный «гражданин-поэт» с миллионами в кармане и не юродствующий концептуалист-весельчак третьесортного разлива. Я, скорее всего, даже и не литератор в общепринятом смысле этого слова. И поэтому мое мнение можно назвать «мнением последнего человека». Но, надеюсь, в вашем, так называемом «демократическом обществе», маргиналы или те, кого с такой поспешностью в эту категорию записывает официоз, тоже имеют право на высказывание.
Проще всего встать по ту или иную сторону баррикад и разделить позицию того или иного большинства. Это, по крайней мере, избавляет от невроза и открывает проток для всего вытесненного, всего наболевшего, что с гноем и проклятиями устремляется через раскрытую рану. Но тяжелее всего тем, кто смотрит на все происходящее с отчаянием, потому что понимает, что правы и те, и другие - хотя бы в чем-то одном, в отдельно взятых смыслах, и что никакого общего суммарного смысла не бывает. И за это их называют предателями и отступниками. Но, наверное, правильнее называть их индивидуалистами. И, слава Богу, что и среди русских есть на кого равняться. Такими были и Чаадаев, и Леонтьев. Таким был и недавно ушедший Евгений Всеволодович Головин. Были ли они пастырями для стад? Ну, или выражаясь посовременнее –выдающимися колумнистами фейсбучного общества потребления? Нет, конечно. Их мнение было мнением не для всех. И они понимали горькую разницу между идеалами и реальностью.
Украина – трансгрессия смыслов. Начинается как социальное, продвигается как национальное, обрастает геополитическим, грезит лингвистическим, объясняется риторическим, утешается психотерапевтическим. От микро до макро и обратно. Все перевозбуждены и все удовлетворены. Повторюсь, проще всего тем, кто кричит: маски сорваны – есть кому бить в лицо. И всем кажется, что непонятное нечто, огромное что-то наконец-то тронулось в путь. Да только так ли?
Как быстро распихиваются по карманам смыслы. В карманах макаревичей и шендеровичей одни, в карманах думских коррупционеров и «однаковцев» – другие. И как же не хочется вставать в общий строй, и быть за или против президента нашей великой и несчастной страны. О, взяться бы за публицистов и пороть их, пороть самыми что ни на есть ненормативными розгами, смоченными в нашей артистической сольце! Да только не до артистизма. Наступает время серьезных слов? Лучше бы без патетики. И как бы не - «чем проще, тем лучше».
В этом месте хорошо бы представить себе портрет своего читателя. Глубоко русский человек, и даже не в православном, а в каком-то другом, более архетипическом смысле. Ненавидит русофобов, но их критику правящего путинского режима считает во многом справедливой. Человек европейской культуры, воспитанный на европейских ценностях и, прежде всего, на заостряющем все антропологические проблемы великом европейском искусстве. Человек, открытый к Востоку и не скрывающий, а гордящийся своим знанием о родстве санскрита и русского языка. И при этом завидующий американским университетам. Обожающий американских писателей. И чтобы не утомлять обывателя подробным рискованным списком, закончим так: человек, каким-то потайным русским нутром знающий, что тайна России в том, что она всегда стояла и стоит на противоречиях, в том числе и между Востоком и Западом.
Как же может отнестись ко всему происходящему на Украине такой русский человек? И что нового он может сказать? О каких новых русских ценностях может он грезить? И разве не попробует он задуматься о новой русской сложности, в которой «великие делезовские различия» существовали бы одновременно с «великой русской реакцией»? Как признать и святой народный гнев, порождающий Майдан – «идеальную народную революцию», и одновременно признать и зловещую роль США в свершившемся оранжево-коричневом путче? С какой горечью надо признать правомерность геополитической реакции России на происходящее, ненавидя при этом всеми силами души правящий российский режим, ограбивший свой русский, да и не только, народ? И сколько нужно мудрости, чтобы не хотеть, чтобы тот же хаос разгорелся и здесь, в нашей огромной стране, дробя все и вся на части, а точнее на жирные куски, достающиеся всегда по странному дарвиновскому закону сильным мира сего? О, русский пессимизм, о, русская надежда. И сколько еще должно пройти времени, чтобы тайный леонтьевский или чаадаевский майдан вызрел в душе каждого русского человека, и чтобы начал разрешаться он, прежде всего, на местах? Чтобы каждый обличал бы в алчности, предвзятости и несправедливости, прежде всего, своего начальника? Быть может, здесь потребуется мужества не меньше, чем громыхать и лайкаться в фейсбуке по поводу больших смыслов, осознавая свою значительность, свою гражданственность, свою национальную принадлежность, свою прогрессивность или свой патриотизм. А теперь, наверное, моему читателю пора с ухмылкой спросить и меня: «Ну, так и что же, ты, автор?» Да, я не против замутить какой-нибудь литературный майданчик, - отвечу я, - почистить ПЕН-клуб, раскулачить толстые литературные журналы и премии в пользу русских авангардистов, назвать по именам наших литературных коррупционеров с «акунинбуками», «быковбуками», «улицкаябуками» и прочая. Если бы был уверен, что премьер-министром в новой литературной хунте не станет какой-нибудь Лёва Рубинштейн на пару с патриотом-олигархом типа Александра Потемкина (последний, разумеется, будет впоследствии тихо отстранен и громко замучен в подвалах Лубянки по требованию Нельсона Манделы). Хотя, может быть, и удалось бы отбить с помощью Толстого и Достоевского, Кафки и Рембо хотя бы «литературный Крым»?
Вот так. «Артистический цинизм» и цветущая сложность против цветущей ложности. Ну, так, а чего же вы ожидали? Это же мнение «последнего человека».
