...В Григории освободились пленные, затаившиеся чувства. Ясен, казалось, был его путь отныне, как высветленный месяцем шлях.
Тенью от тучи проклубились те дни, и теперь казались ему его искания зряшными и пустыми... Зачем металась душа, --как зафлаженный на облаве волк,--в поисках выхода, в разрешении противоречий? Жизнь оказалась усмешливой, мудро-простой. Теперь ему уже казалось, что извечно не было в ней такой правды, под крылом которой мог бы посогреться всякий, и, до края озлобленный, он думал--у каждого своя правда, своя борозда. За кусок хлеба, за делянку земли, за право на жизнь всегда боролись люди и будут бороться, пока светит им солнце, пока теплая сочится по жилам кровь. Надо биться с теми, кто хочет отнять жизнь, право на нее. Надо биться крепко, не качаясь,--как в стенке, а накал ненависти, твердость даст борьба. Надо только не взнуздывать чувств, дать им простор, как бешенству,--и все.
Пути казачества скрестились с путями безземельной мужичьей Руси, с путями фабричного люда. Биться с ними! Насмерть рвать у них из-под ног тучную, донскую, казачьей кровью политую землю. Гнать их, как татар, из пределов области! Тряхнуть Москвой, навязать ей постыдный мир!... Проба сделана--пустили на войсковую землю красные полки, испробовали? А теперь--за шашку!
Проезжая предместье, он увидел, что жидок его, Янкель, уже разбил какую-то ятку с навесом и продавал кремни, завертки, порох и всякие войсковые снадобья, нужные на дорогу, даже калачи и хлебы.
Янкель подошел к нему поближе и, сделав знак обеими руками, как будто хотел объявить что-то таинственое, сказал:
--Пусть только пан молчит и никому не говорит. Между козацкими возами есть один мой воз. Я везу всякий нужный запас для козаков и по дороге буду поставлять всякий нужный провиант по такой дешевой цене, по какой еще ни один жид не продавал. Ей-богу, так...
