Существуют на свете явления, вызывающие настолько яркие эмоциональные переживания – чаще всего, негативные, что, увидев их, чувствуешь себя словно причастным к этим явлениям. Отсюда, например, происходит обычай запрета смотреть на покойника, который до сих пор сохранился в виде христианизированного пережитка и в Русской культуре: смерть ужасна, и увидеть мертвеца в какой-то степени значит и самому умереть, особенно если смотрящий – человек впечатлительный. То же самое касается и запретов упоминать многие «неприличные», «неприемлемые», «не принятые» вещи. По сути, все явления, выражающие тождественные впечатления, и сами в каком-то своём преломлении тождественны. В связи с этим, произведения искусства, которые позволяют настолько явно представить ту или иную ситуацию, что чувствуешь себя грязным, мёртвым и т.д. – тождественны естественным явлениям, вызывающим такой же эффект. Очень немногие творцы действительно способны создавать нечто подобное: именно творчество настолько высокой степени реализма (превосходящего банальный социалистический, скажем, реализм) и называлось Мартином Хайдеггером поэзией. В своём фундаментальном труде «Исток произведения искусства», Хайдеггер пишет, что суть поэзии заключается в раскрытии метафизической сути вещей, а в целом – метафизического начала, в качестве манифестации которого существует наш мир. За разными, казалось бы, несхожими явлениями, стоит одна и та же сущность – и поэзия, таким образом, может показать всеединство мира.К чему это я заговорил о всеединстве? Иногда меня охватывает неописуемое омерзение, когда я читаю выступления или читаю публикации отечественных либералов-западников. Так и хочется воскликнуть: о, что может сравниться с этим уродливым действом, которое унижает весь род человеческий, а в частности – Русский народ?! Удивительно, но, когда это омерзение достигает пика, мне вспоминается произведение одного из подлинных поэтов Русской земли – Александра Куприна. Речь идёт, разумеется, о «Яме».
От природы я человек весьма впечатлительный, и потому до самой последней страницы этой повести мне не под силу отделаться от ощущения, словно всё моё тело облепил слой мерзкой грязи – еще хуже, чем после археологических раскопок, когда пыль садится на кожу, забивается в волосы, не позволяя дышать и чувствовать себя свободным и счастливым. «Яма» касается тайных сторон человеческой жизни – даже не тайных, а просто умалчиваемых, хотя и большинству людей известных. Вытесняемых, как сказали бы психоаналитики. И когда в эту «Яму» погружаешься, чувство всеохватывающей грязи настолько сильно не потому, что автор заставляет почувствовать чужую грязь ярким описанием и искусным стилем – нет, дело в том, что читатель осознает: мы уже давным-давно живём в этой яме, просто стараемся не говорить об этом, чтобы хотя бы в самообмане чувствовать себя немного лучше. Куприн не рассказывает ничего нового: он лишь напоминает, как Христос, который отверзал очи слепым, как Платон, который лишь напоминал душе о её былой небесной жизни – как, собственно, подобает каждому подлинному поэту.
«Яма» реалистична потому, что эта повесть посвящена той яме, в которой мы все живём; проститутки, о которых якобы рассказывается в повести – лишь ширма, позволяющая обеспечить наибольшую эффектность и контрастность повествования, потрясти читателя до глубины души. Важно заметить: проститутки, о которых рассказывает Куприн, не занимают самый низ общественной лестницы: они работают в «приличном» двухрублёвом заведении, и боятся оказаться в действительно нищенских домах, где любой сброд и голытьба за полтинник может делать с девушкой всё, что угодно. И на этом же фоне прославленная певица, чьи руки украшены изумрудами, так же, как эти проститутки, томно печалится о своей унылой участи: её истязает страх потерять голос, ей наскучила известность и т.д. Нищая проститутка и богатая артистка: две женщины совершенно разных социальных категорий – и обе чего-то боятся, и обе чем-то недовольны. Они равны в своём едином взгляде на жизнь. Весь мир – это яма, весь мир – это бесконечный и грязный публичный дом, от которого нет никакого спасения, в котором каждому так или иначе приходится продаваться и поступаться собственным «Я» не настолько ради того, чтобы выжить – а скорее, просто из уверенности в том, что это еще не самый худший жребий. Какой беспросветный мрак! Какое всеединство несправедливого отчаяния и фальшивой надежды! Вот подлинный реализм, заслуживающий называться метафизическим.
Куприн, однако же, показывает это безысходное всеединство только нам, читателям; герои же повести смотрят друг на друга в основном свысока, совершенно не понимая того, что у ямы нет никаких границ, что она всеохватывающа. Словно жертвы древнегреческого Тартара, они находятся в общем заключении, и при этом каждый чувствует себя одиноким, принимая остальных за уродливые тени чудовищ, обитающих в недрах небытия… «Они» – или стоило бы сказать «мы»? Ведь именно нас всех гениальный писатель представил под разнообразными масками проституток, певиц, баронесс, воров и студентов. Он описал свой мир, но не свою эпоху, а все эпохи, различающиеся лишь формально.
Почему я заговорил о Куприне и о его ужасно правдивом произведении, вспомнив о внутренних врагах России? Дело в том, что центральная сюжетная линия повести вызывает у меня тесную ассоциацию с некоторыми из них. Глубина метафоры Куприна необыкновенна. Вспомним текст: студент-анархист Василий Лихонин едет в публичный дом «за компанию» с друзьями, и там журналист-разночинец Платонов рассказывает ему о тяжелой жизни проституток, об их внутреннем мире, о том, что они достойны лучшей участи – и т.д. Платонов (как истинный платоник – какая символичная фамилия) не пытается реализовать на практике свои идеи, и лишь делится ими с собеседником, но Лихонин проникается этими словами и забирает из публичного дома одну из проституток – Любку – к себе на содержание, стремясь её «спасти» (забавное слово, которое, наверно, больше всего в отечественной литературе употреблял Достоевский – настолько часто оно у него звучит, что уже вызывает некоторый комический эффект). Однако, планы Лихонина постепенно идут наперекосяк, он не справляется со своей похотью, с миссией учителя; наконец, он попросту устает от жизни с бывшей проституткой, и при первом удобном случае выгоняет её обратно. Девушка возвращается в публичный дом с разбитым сердцем, обманутая и униженная ещё более, чем до своего бегства.
Если мы рассмотрим описанную ситуацию поподробнее, её политический подтекст станет для нас очевидным. Ещё в Ветхом Завете сравнение отношений между Правителем и Народом с отношениями между мужем и женой стало очень популярным (чего стоит яркая библейская фраза: Горе дому, коим владеет жена; горе Царству, коим владеют многие!), еще более закрепившись и оформившись после возникновения Христианства и создания ряда христианских государств (в том числе, и Древней Руси). Имя Лихонина – Василий – переводится с греческого языка как «Царь». Однако же, забрав проститутку-Любку в свой дом, он сразу же теряет своё «царское» достоинство, поскольку и не вступает в брак с ней, и не избегает с ней половой близости (хотя и осуждает таковую на словах). Лихонин мечтал о жизни с Любкой в качестве её брата, но не мужа: она такого не понимает, да и он сам не придерживается своих напрасно постулируемых взглядов. Итак, речь идёт о самообмане правителя, и о лицемерии в отношении к не понимающему его народу.
Забрав Любку из публичного дома, Лихонин пытается сразу же навязать ей свою «идеальную» модель жизни, которую он уже сконструировал для неё в своём непрактичном уме, совершенно не обращая внимания на её собственные особенности и желания – не прислушиваясь к бытию. Так, Куприн пишет о Лихонине и его помощниках, якобы содействовавших развитию и социализации Любки: «все эти самозванные развиватели, вместе и порознь, говорили о том, что образование человеческого ума и воспитание человеческой души должны исходить из индивидуальных мотивов, но на самом деле они пичкали Любку именно тем, что им самим казалось нужным и необходимым, и старались преодолеть с нею именно те научные препятствия, которые без всякого ущерба можно было бы оставить в стороне». Еще обсуждая её судьбу с друзьями, Лихонин делал это без самой обсуждаемой – то есть, фактически, они самовольно решали судьбу некоего «низшего» существа, исторгнутого ими из презренной «Ямы» на свет Божий – а ведь на самом деле, как мы уже заметили, «Яма» Куприна не ограничена районом публичных домов – она охватывает весь мир, и Лихонин с друзьями-студентами ничем не лучше Любки, «спасённой» им. Однако, наш студент-анархист слишком самоуверен, чтобы меняться самостоятельно, он хочет лишь менять весь мир под себя (хорош анархист!), и потому его стремления заканчиваются неизбежными провалами.
Подобными взглядами одержимы и наши либералы-западники, которые считают весь Русский народ «рабами», «ватниками» и едва ли не самыми презренными людьми на земле, способными благополучно жить лишь под предводительством их – мудрых учителей, получивших благословление с Запада, этих разнообразных отечественных педофилов-умландов, обольщающих наивных людей сказками о сладкой заокеанской жизни. Как и Лихонин, наши либералы стремятся действительно «спасать» Россию (ведь они видят её не иначе, как огромную и зловонную ненавистную яму), спасают же они её, пытаясь втиснуть её в прокрустово ложе Западной цивилизации. Однако же, поскольку у России собственный путь, поскольку она не принадлежит к Западной цивилизации, и поскольку наши либералы этого упорно не могут понять – им уготована печальная участь Лихонина: лицемерие и самообман, затем подлость и бегство от ответственности. Они не готовы измениться для Русского народа, на который смотрят свысока. Вспомним, к примеру, как покойная Новодворская во время дебатов с Жириновским на передаче у Владимира Соловьёва заявила нечто вроде: «мы – за власть большинства, но за власть лучшего большинства! Если большинство граждан России не хочет демократии – эти люди не заслуживают права голоса». Необыкновенное лицемерие, необыкновенное презрение к собственному народу. Мысли, высказанные Новодворской – вполне типичны для большинства её многочисленных соратников и единомышленников. Эти люди не пытаются сделать вклад в развитие России. О, нет, они ненавидят наш народ и наше государство лютой ненавистью, они мечтают развалить его, а на обломках сконструировать некую химеру, вроде тех планов, которые строил студент-Лихонин в отношении к презираемой им девушке, которой он отказывал и в собственной идентичности, и в предпочтениях, и даже в имени – ведь Лихонин знал, что настоящее имя Любки – Ирина (символично, что это тоже греческое имя, в переводе означающее «примирение»), но продолжал называть псевдонимом из публичного дома, словно постоянно намекая на её низкий статус в отношении к нему – якобы свободному, высшему человеку, спасающему падшую женщину и жертвующему собой ради её ничтожной жизни.
На самом деле, когда слабый правитель оказывается под фактической властью народа, он чаще всего превращается в тирана, и тогда страдает и сам, и издевается над народом, неспособным сбросить формальное ярмо недостойного человека. Так, Куприн пишет: для Любки Лихонин был «одновременно и властелином, и божеством, и, что всего ужаснее, её собственностью, и её телесной радостью». Божество, которое является собственностью – это ложное божество, это идол, подобный золотому тельцу, которым иудеи заменили Бога во время отсутствия Моисея (Куприн, написавший за несколько лет до «Ямы» повесть «Молох», скорее всего, подразумевал такую интерпретацию).
Но разве не такими же идолами являются для нашего отечества проповедники Западных ценностей, пропагандисты не до конца ими самими понятого учения о толерантности, свободе, равенстве, братстве, верховенстве права и прочем подобном? Они стремятся овладеть нашей страной под благим предлогом, но если они добьются своего – разве не выплеснут они на Россию свою ядовитую ненависть сполна? Закрытые для бытия, неспособные к диалогу, они окажутся под властью худших пороков нашего народа, которые захватят их, как похоть захватила Лихонина, лишь только он привез Любку к себе домой. Их крысиные душонки неспособны на свободу и любовь, которые всегда связывают истинного Бога с человечеством, истинного Правителя с народом, а истинного мужа с женой. Лишь тирания и политическое подкаблучничество – вот судьба наших западников. Краткосрочная победа либерализма в России (если таковая и возможна) лишь продемонстрирует в очередной раз несостоятельность и неприменимость либерализма в наших специфичных условиях.
Главной ошибкой западников является их желание навязать всему миру некие образцы, вопреки естественным особенностям самого этого мира. Они отрицают метафизику и считают, что человеческое общество на финальном этапе своего развития должно превратиться в глобальные Соединённые Штаты Америки. Так, мы снова возвращаемся к Хайдеггеру, который полвека назад уже укорял западных пропагандистов в так называемой «одноколейности» мышления. Метафора Хайдеггера очень проста и демонстративна: один человек, стремясь как можно быстрее достичь некоего результата, передвигается на поезде по уже проложенным рельсам – он пассивно преодолевает расстояние по стандартному пути: всё уже решено заранее, ни мышления, ни свободы нет; другой же, для которого процесс неотделим от цели, пробирается к пункту назначения по тропкам, протоптанным другими людьми, или прокладывая собственную тропу – постоянно делая некий выбор, постоянно находясь в активности: постоянно мысля. Именно в отсутствии мышления (в понимании Хайдеггера) и заключается беда русских либералов-западников, этих Лихониных, этих невольных обманщиков, больше всего на свете ненавидящих благородство, достоинство и естественную жизнь, воплощенную в святом слове: Россия.
Яма, в которой мы живём – ужасный извращённый мир отчаяния, лжи, атлантистского шпионажа и подлой пропаганды уродливых идеалов западного мира – эта яма скоро прекратит своё существование, как за один миг исчезла с лица земли Яма, описанная Куприным. С каждым днём мы замечаем всё новые признаки укрепления нашей Родины, которую всячески пытаются дискредитировать, а затем "спасти", Лихонины нашего времени, эти подлинные проститутки, притворяющиеся отечественной интеллигенцией. Однако, мы начинали нашу статью с запретов произносить отвратительные и гадкие вещи вслух. Пусть же и имена врагов России навеки останутся в забытии и презрении. Их место – Яма, которая пребудет вечно. Имя этой Яме – Ад.
