Отцу своему, любимому и
непонятому посвящаю…
I
Александр Иванович отдыхал после бани, правильней сказать «остывал». «Нонешняя» весна с теплом не заладилась, и хотя во дворе уже 5 апреля, снег лежит, почти не тронут солнцем. Александр Иванович скучал по теплу и чтобы компенсировать его природное пока отсутствие, каждую субботу топил баню «до жару». Сегодня было, как обычно. Баня, растопленная с утра, хорошо прогрелась, натомилась и ждала хозяев. Но бабка, как и сам хозяин, любящая тепло, вдруг отказалась.
- Что-то голова загудела, кабы хуже не вышло… Иди без меня, я потом позже, когда немного выстынет, обмоюсь.
Хозяин спорить не стал и в шесть часов вечера, как по расписанию, пошел. Парился он долго, не торопясь, но и не играя своей выдержкой. Не перед кем…
Когда часа через три зашел домой, бабка, лежащая в дальней комнате на своей «законной» панцирной мягкой кровати, прокричала ему:
- Там дед, идол этот, телефон твой, разрывался, пока тебя не было. Прогляди, кто звонил, поди ребятишки что…
Дед, устало растянувшись на покрытый диван, ответил:
- Никуда не денется, отдышусь, перезвоню.
Минут через двадцать, поднявшись и надев для «четкости» очки, сообщил бабке:
- Старшой звонил, - и нажал вызов. Потом несколько минут бормотал что-то в телефон, иногда высказывая удивление восклицаниями, но глуховатая бабка, хоть и прислушивалась, переставая дышать, ничего не поняла! Наконец дед отключился и босоного прошлепал к ней в комнату. Увидев его растерянное лицо, она заволновалась:
-Ну чего там, что молчишь как пень, говори скорей. – Дед выдохнул воздух, потом поглубже вдохнул и обреченно сказал:
- Племяшка моя, Валя, померла!?
Бабка от неожиданности крякнула и быстро перекрестившись, высказала:
- Она же молодая совсем, поди шестидесяти нет?
- А там хозяин не смотрит на возраст,- не прерываясь ответил Александр Иванович, ткнув пальцем в небо, - надо ему он пшик и к себе…
И отвернувшись и прошлепав в «свою» комнату тихонько вдруг заскулил, не сумев сдержать нахлынувший плачевный спазм. Плакал он не долго, но слезно, промакивая глаза висящим на шее полотенцем. Потом, красноглазый вернулся к бабке и договорил:
- Меня Коля завтра с автобуса встретит утром, и пойдем к ним. Они ее решили прямо там, в городе похоронить, ближе к себе. Сначала в больнице отпоют в храме, и сразу на кладбище, не по-людски то есть…
Дед опять убежал в комнату, упорно не желая показывать бабке свои слезы. Бабка же, не слишком хорошо помнившая покойницу, немножко конечно помокрела глазами, но потом со спокойным отношением к смерти всех старых людей, перекрестилась и прошептала:
- Господи, помоги ей обрести покой в царствие твоем. Помоги, отец, душе ее грешной, аминь, аминь, аминь…
II
Утром Александр Иванович, одет по-старчески неожиданно, но опрятно, стоял на остановке. Его родню, редко приезжавших в гости, мало кто знал в деревне. К тому же, пожилые в город ездят очень редко, поэтому дед стоял одиноко в стороне от кучки людей и ни с кем не общался. В общем, никто не знал, зачем едет в город Александр Иванович К. семидесяти пяти лет от роду.
- А так и лучше, - думал он, наблюдая за людьми…
Сын встретил его, как и обещал около автовокзала и они поехали в больницу, вернее в больничный небольшой храм, где отпевали не сумевших вылечиться больных… Среди прощавшихся родственников, он сразу узнал мало изменившегося ее мужа и всех взрослых, которые были ему знакомы. В полголоса поздоровавшись и посочувствовав по очереди всем, прошел в храм. Покойница, оставшаяся такой, какой он ее запомнил, несколько лет назад по последнему их приезду, спокойно спала в аккуратном блестящем гробике, с пластмассовыми декоративными ручками.
- Я бы лучше справил, - обидно подумал дед. Постояв несколько минут в напряженном скорбном молчании у тела, подержал руку на ее руке, и, приложившись губами к холодному венчику на голове, вышел на улицу. Он боялся просто расплакаться в храме, поэтому решил отдышаться. Около храма народ негромко общался, видны были даже улыбки.
- Жизня-то идёт, - как обычно в таких случаях сказал дед сам себе, - идёт, поэтому она и жизня…
Ровно в час, опрятные здоровые парни загрузили гроб в темный катафалк и,не очень длинная процессия быстро потеряв свою скорбность, понеслась на другой конец города на кладбище…
Минут через сорок, из-за постоянных пробок, выехали в широко открытые и заваленные снегом, кладбищенские ворота. Проехав метров триста, остановились на расчищенной от снега широкой площади, с похоронным магазином и деревянным широким туалетом. Дед побежал к нему, ругая себя за любовь к утреннему чаю…
С центральной площади расходились пешеходные дороги в четыре стороны. Гроб, почему-то, вынесли из катафалка и, поставив на стулья, стали прощаться. Это очень удивило деда, обычно последние прощания уже у могилы. Но он молчал и делал как все, скорбно не торопясь и обнажив седую голову. Через несколько минут закрыли гроб, соблюдая всю последовательность действий, принятых в народе.
- Наверно донесут и там еще прощаться, - подумал дед. Дорога, по которой несли, сузилась до широкой тропинки и люди выстроились в ряд, уже смотря в основном под ноги. И когда колонна остановилась, он, сойдя с тропинки, растерялся. Могила была выкопана среди оградок, буквально налепленных одна на другую. Он, думая, что чего-то недовидит, полез по пояс в снегу вперед.
Но действительно, могила была впритык с чужими оградками, настолько близко, что место было только для прохода одному, и то кое-как.
Дед ошарашено обратился к высокому могильщику, стоявшему на горке глины:
-Что это, скажи родной, а куда столик, лавчонку? Где поминать, когда время придет?
Могильщик, улыбаясь, ответил:
- Это коммерция, отец, тут не до жиру…
Все! За остальным, оскорбленный дед уже не наблюдал. И, только, когда кинув горсть мелочи в могилу, услышал пустой стук их о гроб, с болью понял, что его племянница уходит в бесконечность…
III
Сын быстро довез его до автовокзала и уже вечером дед заходил домой. Бабка целый день хворавшая, настолько ему обрадовалась, что соскочила с кровати, чуть не упав от головокружения. Он даже немного растерялся, видя ее неподдельную радость.
- Ну, расскажи, отец, как там родня, как погребение прошло?… Что люди говорят?
Дед, понимая, что она ни в чем не виновата, все равно еле сдерживал злость…
- А так и прошло, как по маслу. Все чужими руками, быстро, чисто, без хлопот. Как трудно жить, так легко похоронить…Давай, пожалуйста, поужинаем, я на поминки не пошел, чтобы не опоздать на автобус, голодный. Ну, а за ужином уж тебе расскажу, - и он пошел мыть руки.
IV
Двадцать второго апреля, в день рождения великого, по мнению деда, человека, В.И.Ленина, дед вошел в сельский совет. Председателя его, Князьева Виктора Александровича, он знал еще ветеринаром, работником совхоза. И тот его помнил, поэтому встретил радушно. После обмена любезностями председатель спросил о цели визита.
- Да, именно, - дед, не зная, как начать, смущенно откашлялся.
- Ты меня, Витя, давно знаешь. Я по плевым делам не прихожу. И вот, что сейчас скажу, очень для меня важно. В общем, нужна мне земля, совсем немного, но насовсем.
- Ну, Александр Иванович, у тебя же законный участок за тобой, навсегда. И по наследству твоим детям перейдет, не волнуйся. Или внукам, как сам решишь…
- Да нет, не так понял. Мне на кладбище надо участочек, квадратов всего девять, думаю, хватит, подсоби властью. Я, понимаешь, самовольно не привык, как-то стыжусь по-хищнически…
Виктор Александрович внимательно посмотрел на деда и не найдя в глазах смеха, наконец выговорил:
- Зачем? – дед помолчал.
- Место себе и бабке застолбить, на смерть чтобы. По-хорошему хотим мы с ней упокоиться, без давки и суеты. И чтобы люди могли добрым словом помянуть, в положенные дни. Смерть то она, Витя, не жизнь. Смерть это надолго…
Виктор Александрович растерянно молчал, глядя на деда, сидящего просительно на краю стула и мявшего шапку.
Вот ведь как! Ему, и всем, наверное, им, дедам, важно не только, что о них говорили и говорят при жизни, им важно, и очень, что скажут и как! про них и после смерти!!! И, наверное, после еще важнее, еще правильнее…
Дед не торопил, совершенно уверенный в правоте и логичности своей просьбы, терпеливо сидел, понемногу начиная потеть. Но раздеваться не решался, надеясь, что дело не затянется…
- А как я тебе это все узаконю или правильней будет сказать – оформлю? Мол, вот девять квадратов земли в долгосрочную аренду или в бессрочную? Так?
- Да, наверно верно, Витя, давай в бессрочную. Я то и все кто там лежит, надеемся, что кладбище не станут перекапывать или сносить. Оно же у нас за деревней, в лесочке никому не мешат.
Председатель, теперь без улыбки, вновь внимательно вглядывался в деда.
- Значит законную бумагу надо, с печатью гербовой, так?
Дед мотнул головой, сглотнул сухую слюну и посмотрев на куллер с водой…
- Можно, Витя, глоточек? Горло пересохло от волнения.
- Давай, Александр Иванович, а я пока покумекаю. Такую бумажку не приходилось еще, хотя бумаг перелопатил гору…
Через пять минут бумага была готова!
Рука Виктора Ивановича, узаконенная властью, вывела на непорочно белом листе.
«В бессрочное пользование К. Александру Ивановичу 9 квадратов земли, на территории кладбища деревни Б., в узаконенных границах того. Председатель с/с Князьев В.А. и печать»
Дед, из гордости медля и слеповато щуря глаза, перечитал бумагу.
- Вот годится, понятно и доступно!- и сам, растерявшись от непонятного определения, торопливо закончил,- Ещо дай вон салафанку просвечивающуюся, чтоб документ не загадить,- и, задохнувшись длинными словами, засунул листок в специальный пакетик, и молча пожав протянутую руку власти, изнывая от жара, быстро вышел…
На улице, наконец расстегнул свою, конца восьмидесятых годов двадцатого века, еще совсем «новую» болоневую куртку, пошел на дорогу, ругая беззлобно, холодную утром и жаркую днем, весну!!!
Добравшись на попутках до деревни, решил сразу договориться с кем-то о помощи, которая, несомненно, понадобится.
Почти в центре деревни, у памятника воинам Великой Отечественной, жил приезжий мужик, серьезно и часто пьющий, но не отказывающийся от любой работы, приносящий доход на алкоголь.
Переселили его сюда из города, как он сам говорил, за долги. Звали его Саня, а фамилию он не говорил, поэтому местные, не долго думая, назвали его Санька Памятник. Был он высокий, худой и желчный, почти всегда заросший густой седой щетиной. Отличался от себе подобных он, одной гадкой чертой. Говорил мало, но когда говорил, то постоянно крыл матом! Причем о чем он матерился, было совершенно понятно. Незнакомым, конечно, резало слух, но местные внимания почти не обращали, пытаясь только не разговаривать с ним при детях.
Саня сидел на прогревшемся «высоком крыльце», в дырявых носках, из которых торчали черные ногти, и курил обязательный «Беломор». Ограда была в тени полна еще снега, и на замечания деда об этом, беззлобно ответил:
-А кто мне…так через так….едри…твою и его…-за это заплатит? Сам же я себе не смогу заплатить, …так через так, туда и оттуда и там маленько…, не будет того кайфа от денег…, и опять мат.
Дед, испугавшись гадких слов, перекрестился и начал.
- Саня, мне твоя помощь нужна. На кладбище надо сходить, место там одно расчистить…
- Да там же еще снег,.. раз через раз, два через три, -как там уберешь?
- Не сейчас, в начале мая, как оттает все, обсохнет.
- А! Ну, сходим, а зачем тебе место, помер кто?
- Нет, но собирается, меня просил место подыскать… За тысячу рублей, получше! Поможешь, тебе половину отдам…
Саня, приоткрыв красный, полубеззубый рот, ничего не понял, но, услышав про деньги, согласился…
- Конечно, сходим, сделаем. Только аванс дай, душа горит со вчерашнего…, так через так, ё-через е, и еще маленько гаже…,- а как обсохнет, подходи, помогу…, -и уже хотел снова перейти на складный лай, но дед, быстро всучив ему сто рублей, выскочил за ограду.
- Да чтоб у тебя язык в другую сторону перевернулся, чтобы ты в себя говорил!!! – и довольный уже видимой удачей в деле, побежал домой.
V
Бабка ждала к обеду. Но, не разобравшись, что затеял дед, спокойно сидеть не могла.
- Я смотрю, старый, весна тебя бодрит, как тополь вековой. Уже посох совсем, а листочки лезут кое-где… Куда это ты с утра пораньше слетал, как на гулянку снаряженный?
Дед понимал, что вступать с ней, которую знал за пятьдесят лет досконально, в диспут не слишком правильно, но поскольку дело касалось и её, решил объяснить ситуацию.
- Я, надеюсь, старая, ты не собираешься вечно жить? - он снявший с себя горячую одежду и, ополоснув лицо, присел к столу.
Бабка, не донеся до стола тарелку с борщом, остановилась, и, продолжая держать полную её на уровне груди, заголосила:
- Ах, это вон он че, уже определяешься с наследницей, ну и как дела твои козлиные? А я ему тополь! хоть и старый, а все равно имя хорошее! Думала он что-то дельное, по хозяйству, а он подмену затеват…
Она брякнула тарелку на стол, выплеснув густой суп со свекольными кусочками, какой очень любил дед, и борщ кровавым пятном полез по скатерти.
- Что же теперь, все? Поспешать мне? Собираться? – она, как молоденькая нырнула в спальню и упала лицом в подушку.
Дед, не ожидавший такого, растерянно зачем-то оглянулся на дверь и окна, и, поднявшись, стараясь не скрипеть полом, подошел к двери.
- Да я не об этом. Я, наоборот, о другом, чтобы всегда вместе быть и остаться с тобой… и здесь и там, прости господи!…
Бабка действительно, как девчонка, затихая от плача, пока он говорит, сквозь слезы спросила:
- Как это так? Чтобы и здесь и там, неизвестно где? Ты про что опять мне врешь, ходок? Уже попался, так давай рассказывай все!!!
- А я и так хотел рассказать, только ты кончай, не вой, как о покойнике! – дед запнулся и продолжал, - вообще, ни вой никак, говорю…
Бабка, неожиданно быстро прекратив плач, перевернулась и, залезая на кровать с ногами в светлых шерстяных носках, кивком головы согласилась слушать!
- В общем, я выпросил у председателя сельского совета землю на кладбище, нам с тобой на могилы. Дал он мне бумагу,- дед подал бабке листок,- с разрешением облагородить 9 квадратов земли… Вникаешь, нервная?
Бабка, шевеля губами, дочитала листок.
- А что так много, на троих, что ли, действительно набираешь? Думаешь, я раньше сложусь, ты, все-таки, успеешь еще с одной «пожить до смерти»?
- Да о чем ты говоришь, глупая? Я там столик сделаю, скамеечку. Чтобы помянуть можно было, посидеть, повспоминать нас внукам,- и дед огорченный вышел.
Через пять минут выплыла хозяйка, и аккуратно налив нового горячего борща, извинительно заговорила:
- Ладно, дед, правильно, молодец ты у меня. Садись, обедай, потом надо с козами управиться, да отделить их. А-то молодая окатится, боюсь, старая затопчет козленка…- И она, улыбаясь самому родному в жизни человеку, стала нарезать хлеб…
VI
1мая после обеда дед Саня К. и просто Саня Памятник, взяв с собой грабли, топор и ножовку, сходили на кладбище и расчистили квадрат 3х3 между трех берез, стоящих полукругом. Дед разметил столбиками оградку, захватив в границы одно дерево и пришедшееся как раз в угол ограждения.
- Да она хорошо, мешать не будет. И какую-то прелесть придает, жизнь!
Санька, молчавший до сих пор, начал матами высказывать свое восхищение, и дед, ревниво к этому относящийся, еле уговорил его замолчать.
Основные работы решили провести завтра, поэтому Санька должен был прийти пораньше и утащить столбики, вернее увезти на мусорной тачке.
- Все нормально будет завтра, сделаем до обеда, если земля стылая отошла. И я заплачу тебе, как договорились. А Санька, восхищенный теплой погодой и солнечному веселому дню и птицам, летающим вокруг, и всему такому, ожидаемому весной, высказывал свое восхищение, исключительно, не потребной речью…
Но назавтра дал обещание не материться на кладбище.
- Только ты, дед, купи бутылочку водочки, а то мне не интересно здесь среди крестов с тобой день насухо топтаться,- и уже хотел продолжить по-своему, но вспомнив обещание и посмотрев на деда, передумал.
- Да ты и так все понял,- и ускорил ход, торопясь в деревню к магазину.
***
Ах, как хочется жить! Как еще хочется, Боже Правый! Ходить своими ногами, работать своими руками, чувствуя в них не уснувшую силу. И, однажды захлебнувшись от восхищения жизнью сделать из теплого снега снежок, и вдруг, вспомнить, как давным-давно, трехлетнимпацаном, скатал свой первый, еще малюсенький снежный шарик. И как отец, огромный и громкий, падал в снег, сбитый тобой этим снежком! И смеялся ты и картаво кричал, что очень любил папу, а тот брал тебя на руки и кидал в небо!!!
Где было это все 70 с лишним лет? И почему сейчас всплыло, как будто вчера, обрадовав память и испугав разум? Ведь все идет к концу и только память убеждает тебя в том, что ты не уйдешь в никуда, а переродишься еще раз и еще…
Дед почувствовал, как защипало глаза от нахлынувших чувств и, дождавшись, когда снег стечет с теплых ладоней, вошел в дом.
VII
После ужина, он молчавший долго, заговорил.
- Хорошее место подобрали, и не в лесу, и не на дороге. Еще береза молодая в уголочке стоит, как сестренка белая, родная, понятная – но молчащая…
Бабка испуганно присела и, прикрыв рот фартуком, тихонько сказала:
- Ты это брось, Саша, брось. Поживем мы еще с тобой сколько-то, не переживай.
- Да не переживаю я и в уме своем.
Но засело мне в душе, что человек не собака, нельзя с ним как попало. Ни с живым, ни с мертвым – нельзя. Как нам понять это грешным, ведь не было бы живых без мертвых, и наоборот. И вот думаю я, что хорошему человеку господь еще жизнь даст, и испытания конечно… И, если ты их выдержишь, тогда он тебе и еще…, А плохому, сама смотри, разве можно позволять еще раз гадить? Но только ему это решать, Господу, а не нам, рабам его. И то, что сделаю я себе место покаяния достойное, так придут люди, помянут меня добрым словом, а Господь раз, на щётах, щелк! А к другому, будь он трижды хорош и подойти никак и посидеть повспоминать его не получится. А Отец проследить не сможет, вон нас сколь у него?! И станет на земле еще одним не рожденным хорошим человеком меньше… Вот как!
Бабка, ошарашенная логикой деда, тихонько качала головой, но уже не смеялась. Ей тоже хотелось еще раз пожить! Даже мужиком, будь они трижды не ладны…
Все же молодец муж ее, Александр Иваныч, умный и серьезно мыслящий человек. Слава богу! В эту ночь, увлеченные мыслями о жизни и смерти долго не спали дед с бабкой, разговаривая через открытые комнатные двери!
VIII
Утром Памятник пришел в начале девятого. Долго не собирались, все было готово, и он, впрягшись в телегу, поволок пропитанные жидким кузбасс-лаком столбики, в сторону кладбища. Дед решил сделать оградку деревянную, только не жиденькую из реечек, как у упокоившихся старушек, а нормальную серьезную ограду, сшитую повдоль неширокими, опять же пропитанными досками. Лавка и стол были у него давно готовы и стояли в предбаннике. Их он решил увезти попозже, к родительскому дню. Вообще, пока, слава богу, здесь никто не покоился его фамилии. И как правильно по природе, ему и начинать как самому старому. Ни напряжения, ни волнения по этому поводу дед не испытывал. И даже ловил себя на мысли, что немножко гордится тем, что собирается сделать, представляя, как заметно это будет выделяться среди железных, часто неаккуратных оградок. Гордился так, по жизни правильно, как хороший хозяин гордится новой баней, выделяющийся на фоне старых, соседских…
Памятник, вкопав по разметкам столбы, отряхнул руки от налипшей земли и, выпив рюмку водки, курил свой Беломор, присев на корточки.
Утреннее солнышко, нагревая темную, еще без свежей травы землю, выпаривало из нее влагу, мерцающую блестящими волнами в ярких лучах среди деревьев.
Он так поразился, этому впервые увиденному явлению круговорота воды в природе, что сразу подвел под эту практическую базу:
- Вот вишь ты, дернул рюмашку и сразу прозрел, а ведь вчера тут же сидел и не видел…
Но деду эту теорию не высказал, зная, что тот все равно не согласится…
Дед все делал сам, по ходу дела разговаривая с помощником.
- Вот послушай, Саня, когда это случится, дай бог попозже, ты же все равно попадешь в похоронную команду, так?
Памятник, сидевший уже на куске доски под задом, привалившись спиной к березе, и радующийся охватившей его эйфории, подумав, ответил:
- Вполне логично, возможно я это дело знаю! Но, сразу скажу, не всегда соглашаюсь, поскольку иногда умирали люди очень мне неприятные… Но тебя, Александр Иванович, погребу со всеми почестями, присущими уважаемому человеку…
- Ишь ты, ну спасибо! Только я как раз об том. Когда будите могилу рыть, землю старайтесь аккуратно откидывать, не валите куда попало. Вот здесь,- он показал Сане, заставив его подняться,- я доски подошью маленькими гвоздями, и ты лично перед началом работы их аккуратно вырвешь, а по окончании прибьешь нормальными гвоздями. Понял?
Саня, серьезный и внимательный, легонько кивнул головой, явно пытаясь что-то сказать…
- А по этому поводу все понятно. Если бабка раньше, – не дай только бог, уж лучше я – сам здесь буду и самолично покажу. И еще просьба, Саня, не ругайся матом, когда все делать будите здесь, прошу. И не напивайся сильно до окончания дела!
Памятник клятвенно заверил деда и сев, налил еще рюмку. Дед закончил все и, выйдя из оградки, махнул рукой:
- А налей-ка мне, парень, грамм 50, ведь нужное дело мы с тобой сделали. И правильное!
Александр Иванович присел, по-старчески подогнув под себя ногу и отломив щепотку хлеба, выпил горькую жидкость. Памятник поднял глаза.
- А я вот помру, некому будет меня помянуть добрым словом. Вот, мол, Саня Гринев, он-жеГриня в юности, лег насовсем и лежит!.. Нет ведь у меня, дед, никого вообще, кроме сына уже взрослого. Только он, как сел в двадцать лет, так и сидит безвылазно уже седьмой год. И меня за его долги чуть жизни не лишили и выселили вот из города к вам. Но если честно, я даже рад. В городе давно бы уже кончился, а здесь все у меня хорошо, в плане живой и сытый, пока… Пробовал даже жену свою бывшую найти, только бесполезно. Давно она пропала где-то безвозвратно, очень уж увлеченная была алкоголем. Все ему и отдала…
Саня долил себе и деду, выпил и, прикурив, засобирался неторопливо.
- Видишь, уже и не матерюсь почти, желание пропало рот марать…
Дед тоже поднялся и они, собрав весь инструмент в пустую коляску, покатили по ярко-черной, еще без пыли, дороге.
Саня, согнувшись над тачкой, плавно, как большая цапля ставя ноги, и Александр Иванович, немного семеня, поспевая за ним. Уходили все-таки из покоя в суету, в свой временный, но родной мир, которым каждый по своему, как считал правильно, дорожил…
IX
Взобравшись на насыпь дороги оба обернулись к кладбищу. Александр Иванович чуть отдышавшись, заговорил, словно продолжая начатую мысль:
- Ну, вот и хорошо! Ну, вот и Слава Богу! А сейчас пускай постоит, еще годков по-больше десятка! Теперь есть у нас место с бабкой и можно вообще не торопиться, пожить спокойно, не волнуясь…Так же, Саня?
Саня, радостно ощерившись, вдыхая прокуренными легкими влажный, сладкий весенний воздух, серьезно ответил:
- Конечно, Александр Иванович, надо пожить. Торопиться совершенно некуда, нам и здесь хорошо,- и не справившись с переполнившими чувствами, матюгнулся, без зла и совсем негромко... Наверно, в последний раз!!!
19.04.2013.
