12 апреля 2017 года мы отмечаем очередную годовщину первого полёта человека в космос. Безусловно, дата эта некруглая и даже не "полукруглая" — но, в общем-то, в истории эпохальные события случаются отнюдь не по юбилейным датам: ведь ещё в 1957 году, в год сорокалетия Великой Октябрьской революции и в год Первого спутника никто не верил в то, что уже через четыре года на орбиту Земли будет выведен первый космический корабль с человеком на борту — и этим человеком станет гражданин СССР, космонавт Юрий Гагарин.
Нынешний День космонавтики мы отмечаем в совсем другой стране, в ситуации, когда Россия оказалась в положении догоняющего, чьи космические технологии вполне соответствуют дню нынешнему — но могут оказаться устаревшими и неэффективными уже в перспективе какого-то десятилетия.
Достаточно сказать, что у России сегодня большая часть космического задела — это всё ещё советские разработки, которые всё-таки невозможно бесконечно модернизировать и модифицировать в гонке за научно-техническим прогрессом. Королёвские "Союзы" и челомеевские "Протоны" родом из 1960-х по-прежнему составляют основу ракетного парка России. В то время, как самый известный российский "космический долгострой", ракета "Ангара", так и не встала на замену этим старым ракетам — второй старт тяжёлой ракеты-носителя "Ангара-А5" снова перенесён на 2018 год, а лёгкая "Ангара-1.2" отправится в космос лишь в 2019-м. О возрождении комплексов, подобных советскому колоссу "Энергия-Буран", вообще говорить не приходится — нет специалистов, утрачены технологии и даже целые предприятия, критически необходимые для проектов такого уровня и масштаба.
Не менее печально обстоят дела и с созданием полезных нагрузок для новых ракет. Тут стоит вспомнить не только широко рекламируемые единичные успехи, но и массу провалов и досадных задержек — например, так и не стартовал к МКС многофункциональный модуль "Наука", создание которого началось ещё… в 1995 году. Запуск модуля, запланированный на конец 2017 года, вновь может быть отменён из-за обнаруженного засорения в топливной системе и других неисправностей. Ещё печальнее обстоят дела с аппаратами для исследования дальнего космоса — на фоне успехов США, Евросюза и даже Японии в создании автоматических станций для исследования Солнечной системы, российскую космонавтику преследуют постоянные неудачи, во время которых автоматические станции выходят из строя прямо на орбите — достаточно вспомнить станции "Марс-96" или "Фобос-грунт".
Все эти факты показывают не "юбилейные", но совершенно системные проблемы в российской космонавтике — любая ракета или спутник начинаются не с газетного сообщения об удачном запуске (это, скорее, финальный аккорд), а создаются кропотливым и ежедневным трудом целой отрасли, как Королёв создавал на протяжении целого десятилетия свою знаменитую "семёрку", шаг за шагом улучшая и совершенствуя достаточно простые технологии первых советских ракет.
А сегодня мы видим совсем другие новости: практически с готовых ракет-носителей "Протон" отозван весь производственный задел по второй и третьей ступеням — а это, без малого, 71 двигатель! Отозван — это значит, что двигатели забракованы и предприятию-изготовителю надо полностью переделать все изделия. По-другому поступить не получится — такой же халатностью и производственным браком была вызвана нашумевшая катастрофа ракеты "Союз-У" в декабре 2016 года, когда был потерян грузовой корабль "Прогресс". Это, кстати, стало и одной из причин того, что в последнем российском экипаже к МКС отправляются всего лишь два космонавта — дефицитное третье место в "Союзе" теперь занимает грузовой контейнер.
Список неудач, задержек и потерь российской космонавтики можно продолжать достаточно долго, но основной вопрос, на который надо ответить, звучит иначе — а что мы можем праздновать сегодня и, что ещё важнее, — как российская космонавтика собирается выживать дальше?
Надо признать, что за период 1991-2017 годов российский космический сектор практически исчерпал советский задел, и дальше перед всеми вовлечёнными в космическую отрасль встаёт простой выбор: или соответствовать тому самому "времени первых", которое всегда двигало вперёд космонавтику — или же потерять целую отрасль российской промышленности и те самые "насиженные и хлебные места", в которые превратились для многих горе-руководителей начальственные посты в отрасли, которой прощали многое и часто. Опять таки, прощали исключительно из уважения к "времени первых", сделавших сначала в 1957‑м, а потом и в 1961 году невозможное и чудесное, но чего российская космонавтика не показывает уже очень давно.
Ничего невозможного в этом нет: в такой же ситуации была в начале 2000-х годов и смежная с космосом авиационная отрасль. Казалось, что гражданское авиастроение потеряно в России навсегда — но в отрасли нашлись люди, которые вывели российское авиастроение из глубокого кризиса. Хочется верить, что и в российском космическом ведомстве такие люди ещё есть, что сама жизнь заставит их понять: "точка невозврата" для российской космонавтики слишком близка и чудовищно опасна.
