Из воспоминаний Бушухиной Нины Поликарповны:
«В 1945 г. американцы сбросили атомные бомбы на японские города Хиросима и Нагасаки. Весь мир был потрясен таким варварским испытанием ядерного оружия. Все человечество убедилось, какие колоссальные разрушения несет это оружие. Были разрушены многочисленные здания и сооружения, но самое страшное – погибли и пострадали люди. Многие получили смертельные травмы, были обожжены световым излучением, а также получили большие дозы облучения. Весь мир узнал, что такое радиация и то, насколько она опасна.
В это время наша страна еще не обладала таким оружием. Была поставлена задача – во что бы то ни стало создать его. Был образован центр по созданию атомной бомбы в Челябинске-40, впоследствии названный «Маяк» под руководством И.В. Курчатова. Эту задачу решали в кратчайшие сроки, не оглядываясь на безопасность и не задумываясь ни о людях, ни о живой природе т.к. все радиоактивные отходы от этого производства сбрасывались в реку Теча, на которой были расположены многочисленные населенные пункты. Вода из реки была единственным источником питья для людей и животных.
Все это было строжайше законспирировано, а позднее в рамках секретности проводились наблюдения за людьми, за их здоровьем и самочувствием, а также за растениями и животными. Проводил наблюдение Филиал № 1 Института биофизики министерства здравоохранения СССР. При этом, где бы после отселения с зараженных территорий не находился пострадавший человек, его старались найти и вызвать на проверку состояния здоровья. Жителей села Верхняя Теча первично обследовали всех без исключения в 1952 г. и поставили на учет. Меня нашли в 1980 г. в г. Свердловск-45, куда я с мужем уехала на постоянное место жительства и трижды я проходила обследование в Челябинске-40.
После того, как произошел взрыв в накопителе радиоактивных отходов 29 сентября 1957 г., для ликвидации его последствий были задействованы войсковые части и активисты по путевкам райкомов комсомола. Мой брат умер после этого очень рано. Сейчас уже известно, что причиной смерти была лучевая болезнь, но тогда эта информация была секретной. Мы начали болеть, теряли сознание на уроках в школе, сильно болели суставы. Лечили нас фельдшера в деревнях. В очаге поражения и близлежащих населенных пунктах домашних животных и имущество уничтожали, а людей отселяли.
И только пятьдесят лет спустя после аварии вышел закон, который предусматривал компенсации пострадавшим и ликвидаторам ее последствий. Но в законе охвачен только период с 1949 по 1956 гг. Были начаты процедуры по оформлению документов, которые воспринимались нами как унижение, т.к. приходилось доказывать факты нахождения на территории, подвергнувшейся заражению.
Льготы, которые предусмотрены для ликвидаторов и жителей, проживающих по реке Теча, по своим размерам унизительны. Так, ликвидатор последствий аварии получает одну тысячу рублей компенсации в месяц, а я – сто рублей. В 2018 г. ликвидаторам стали выплачивать две тысячи, а пострадавшим – 420 рублей. Это стыд и позор! В данный момент мы находимся в преклонном возрасте и у нас нет сил бороться за свои права, а те, кто обязан этим заниматься, ссылаются на отсутствие необходимых оснований».
Из воспоминаний Безмылова А.И.: «В ноябре 1957 г. я был призван в армию. На призывном пункте сказали, что меня призывают в саперные войска. Ни о какой аварии в Челябинской области мы не слышали. Везли нас шесть суток до Челябинска в грузовых вагонах в режиме строгой секретности. Железнодорожный состав двигался только ночью, а днем его направляли в тупик. Куда нас везут, никто не говорил. Военные отвечали, что нас везут в Сибирь, а некоторые отвечали, что на Дальний Восток. Разве мы могли представить, что нас ждет впереди?
По прибытии в войсковую часть с прибывшими был проведен ускоренный курс молодого бойца, все были приведены к присяге и отобрана подписка о не разглашении военной тайны на двадцать пять лет.
В декабре настали возить на объект, где произошла трагедия. Помню, как нас собрали в клубе и большие военные чины нам объясняли, что бояться нам ничего не надо, что все под контролем и когда наберем предельную дозу облучения в 250 рентген, то нас с объекта уберут.
Перед тем как попасть на объект мы снимали солдатскую форму и шли в санпропускник, где давали нательное белье и верхнюю одежду, головной убор и резиновые сапоги. Каждому выдавали кассету, которая фиксировала полученную радиацию. Объект был разбит на зоны, разрушения были впечатляющие. Нам выдавали инструменты и средства защиты. Инструменты – это лопата, кирка, ломик, кувалда и отбойный молоток. Средства защиты – это марлевая повязка или респиратор. В первую очередь убирали весь хлам, делали дезактивацию. На разрушенных железных конструкциях выполнялись бетонные работы, делали кирпичную кладку и т.д. по окончанию выполненного задания всю одежду снимали и шли в душевую, в которой очень часто вода была только горячая. Видимо делали так специально т.к. радиоактивная пыль смывалась очень трудно. После душевой проходили через специальные установки, которые фиксировали загрязнения на теле. Если лампочка загоралась, то приходилось идти вновь в душевую. И так по несколько раз.
Немного о питании. Кормили нас неплохо. На месяц выдавали талоны на спецпитание. Командир отделения получал талоны и с несколькими солдатами шел их отоваривать за весь месяц. На талоны выдавали конфеты, печенье, колбасу и сливочное масло. Поскольку продукты в прикроватной тумбочке хранить запрещалось, поэтому мы прятали все под матрац или под подушку. Но если конфеты, печенье и даже колбасу можно было спрятать или сразу скушать, то сливочное масло приходилось выбрасывать в мусорный ящик. Это был настоящий парадокс – продукты получали на месяц, а хранить их негде.
Немного о нашей военной форме. Она была темно-серого цвета, почти как у заключенных. На эмблеме была изображена кирка и лопата. Издалека ее можно было принять за эмблему артиллериста. Пробыли мы на объекте шесть месяцев и какую дозу мы получили, никто не сообщал.
В мае 1958 г. нас привезли в г. Лесной (Свердловск-45) в войсковую часть 01060, а в ноябре 1960 г. демобилизовали. Только в 1996 г. участники ликвидации последствий аварии были признаны ликвидаторами. Более тридцати лет сведения об аварии были засекречены. За эти годы многих сослуживцев не стало. Вот так поступило наше государство.
Хочется сказать, что хотя мы и были признаны ликвидаторами, мы не входили ни в какие общественные организации. Просто были сами по себе. За потерю здоровья получали копейки. И вот наступило время когда городским обществом «Союз-Чернобыль» стал руководить грамотный и эрудированный товарищ Берг Е.С. В 2006 г. по его инициативе мы были приняты в эту общественную организацию. Им же были в 2007 г. инициированы иски в суд к городскому отделу соцзащиты о неправильном начислении выплат по компенсации вреда здоровью ликвидаторам аварии. Исковые требования были удовлетворены частично.
p.s. Были призваны в армию и жили в Лесном: Безмылов, Тушин, Конюхов, Блинцов, Яровиков, Крюков, Елистратов, Вахрушев, Давыденко. В живых остался только Безмылов А.И.»
Из воспоминаний Бушухина А.В.: «После пуска в 1949 г. предприятия по обогащению оружейного плутония, отходы сбрасывались в водоемы и заражали все, что было связано с водой. Пришлось отселять жителей из десятков населенных пунктов, а в ряде сел и деревень только часть улиц попадали в зону отчуждения и отгораживались колючей проволокой, чтобы не было доступа к радиоактивной пойме и самой реке. Жители без реки не могли обойтись, не верили в невидимую опасность, т.к. до 1957 г. какой-либо пропаганды не велось.
Все стало резко меняться после радиационной аварии 1957 г. Отселение жителей стало проводиться более активно т.к. в отдалении от реки стали строиться новые поселки. Строились плотины и дамбы, чтобы сократить разлив зараженной воды, воздвигались капитальные мосты, рылись колодцы, бурились скважины.
За населением осуществлялся систематический медицинский контроль сотрудниками филиала № 4 Института биофизики минздрава СССР. МВД СССР принимал меры к полному контролю за зоной отчуждения на всей территории распространения и накопления радиоактивных отходов. Работа милицейских нарядов сводилась в основном к разъяснению обстановки среди населения и должностных лиц, а также составлению административных протоколов на нарушителей зоны отчуждения и направлению материалов в административные комиссии для принятия мер к виновным. Кроме того, милиция контролировала, чтобы в зоне отчуждения не велось хозяйственной деятельности (рубки леса, заготовки сена, открытие карьеров, сбор ягод и грибов, охота и рыболовство, забор воды для хозяйственных и личных нужд), оказывала помощь органам местной власти по борьбе с уголовной преступностью и нарушениями общественного порядка.
Лично я работал на участке патрулирования в пойме реки Теча в Курганской области в 1960-1962 гг. Протяженность патрулирования составляла по 15 км по обоим берегам реки. В зимнее время патрулирование осуществлялось на лыжах, а в остальное время года на велосипеде. Средства защиты состояли из резиновых сапог и комбинезона. В сентябре 1962 г. меня направили в Горьковскую школу МВД, после окончания которой, служил в г. Лесном на различных должностях начсостава отдела внутренних дел.
Кроме того, я, как житель населенного пункта на реке Теча, за период с 1949 по 1956 гг. получил 15,5 бэр, что стало известно намного позднее. Ряд государственных чиновников и общественники неоднократно пытались выработать особый статус для жителей, пострадавших от радиации, и получить некоторые льготы. Однако решение вопроса затянулось надолго и состоялось только после катастрофы на Чернобыльской АЭС. Льготы, которые были установлены для ликвидаторов аварии, стали распространяться и на жителей населенных пунктов, подвергнувшихся радиоактивному заражению».
28.10.2008 г.
