Вор у вора дубинку украл

(Солженицын и евреи)

Глав­ное, чем за­ни­ма­ет­ся кри­тик Сар­нов, ко­вы­ря­ясь в на­ци­о­наль­ном во­про­се, — это вы­ню­хи­ва­ние вез­де и всю­ду, во всех встреч­ных и по­пе­реч­ных, ан­ти­се­ми­тиз­ма и ан­ти­се­ми­тов.
Из од­них толь­ко пи­са­тель­ских имён тут мож­но со­ста­вить длин­ный "спи­сок Сар­но­ва". Но я из всей ве­ре­ни­цы на­зо­ву лишь тро­их: Ва­си­лия Алек­сан­д­ро­ви­ча Смир­но­ва (1905-1979), Ми­ха­и­ла Се­мё­но­ви­ча Бу­бен­но­ва (1909-1983) и Ва­си­лия Дми­т­ри­е­ви­ча Фе­до­ро­ва (1918-1984). Смир­но­ва — по двум при­чи­нам. Во-пер­вых, я его хо­ро­шо знал лич­но и ког­да в го­ды мо­ей учё­бы там он был за­ме­с­ти­те­лем ди­рек­то­ра Ли­те­ра­тур­но­го ин­сти­ту­та, и ког­да ра­бо­тал вме­с­те с ним в жур­на­ле "Друж­ба на­ро­дов", где он был глав­ным. Во-вто­рых, о нём Сар­нов пи­шет уж осо­бен­но злоб­но и лжи­во: "Ярый ан­ти­се­мит. Он свою не­лю­бовь к ев­ре­ям не про­сто не скры­вал — он ею гор­дил­ся. Он был са­мым ис­крен­ним, са­мым го­ря­чим и са­мым по­сле­до­ва­тель­ным про­вод­ни­ком го­су­дар­ст­вен­ной по­ли­ти­ки ан­ти­се­ми­тиз­ма. Он был её зна­ме­нос­цем. В пол­ном со­от­вет­ст­вии с этой ро­лью он был тог­да глав­ным ре­дак­то­ром "Друж­бы на­ро­дов".
Хоть один факт, под­тверж­да­ю­щий хоть что-ни­будь из это­го, кри­тик при­во­дит? Ни еди­но­го. Как же так! Ведь бу­ду­чи за­ме­с­ти­те­лем ди­рек­то­ра и зав­ка­фе­д­рой твор­че­ст­ва в Ли­те­ра­тур­ном ин­сти­ту­те, имея боль­шую власть, "зна­ме­но­сец ан­ти­се­ми­тиз­ма" дол­жен бы вы­жи­вать пре­по­да­ва­те­лей ев­рей­ско­го про­ис­хож­де­ния и гор­дить­ся этим. Но, по рас­ска­зу Сар­но­ва, пре­по­да­ва­те­ля­ми в ин­сти­ту­те бы­ли Львов-Ива­нов, С.К.Шам­би­на­го, С.И.Рад­циг, Н.И.Рад­циг, А.А.Ре­фор­мат­ский, В.Ф.Ас­мус. Ше­с­та­ков, Ле­он­ть­ев, Ве­тош­кин... Сплошь ру­са­ки, хоть у не­ко­то­рых не­о­жи­дан­ные фа­ми­лии. Так что, тут, мол, смир­нов­ско­му ан­ти­се­ми­тиз­му раз­вер­нуть­ся не­где бы­ло.
Это вра­нье пу­тём умол­ча­ния. На са­мом де­ле в ин­сти­ту­те ра­бо­та­ли Бров­ман, Бел­кин, Ис­бах, Ку­нис­ский, Ле­вин В., Ле­вин Ф., Ме­тал­лов, Но­виц­кий, Не­ча­е­ва, Пе­ча­ли­на, Си­мо­нян (Еже­рец), Фей­ги­на, Щи­ри­на... И ко­го Смир­нов вы­жил? Бе­ня мол­ча со­пит... Не мень­ше пи­са­те­лей-ев­ре­ев ру­ко­во­ди­ли и твор­че­с­ки­ми се­ми­на­ра­ми.
В то же вре­мя Смир­нов дол­жен бы гор­дить­ся тем, что все­ми си­ла­ми пре­пят­ст­во­вал при­ёму в ин­сти­тут ев­ре­ев и сре­зал их на го­су­дар­ст­вен­ных эк­за­ме­нах. И ко­го же он не при­нял? И ко­го же он сре­зал? Сар­нов и тут толь­ко пу­с­ка­ет пу­зы­ри, а я ска­жу: на мо­ей па­мя­ти ед­ва не за­ва­лил, но, в кон­це кон­цов, всё-та­ки вле­пил "трой­ку" двум — Ва­си­лию Фе­до­ро­ву и Вла­ди­ми­ру Бу­ши­ну. Ни тот, ни дру­гой да­же в дет­ст­ве ев­ре­я­ми не бы­ли. К то­му же ру­са­ка-фрон­то­ви­ка Бу­ши­на по­на­ча­лу и не при­ня­ли в ин­сти­тут.
А Сар­но­ва, по­пав­ше­го в ин­сти­тут с не­ко­то­рым за­поз­да­ни­ем бе­зо вся­ких труд­но­с­тей и не­из­ве­ст­но как, на за­щи­те дип­ло­ма Смир­нов, ока­зы­ва­ет­ся, ода­рил пя­тер­кой! И это не­смо­т­ря на то, что его ис­клю­ча­ли из ин­сти­ту­та, из ком­со­мо­ла, а дип­лом­ная ра­бо­та его бы­ла об Эрен­бур­ге, ко­то­рый, по его сло­вам, "у них у всех был, как кость в гор­ле" (с.579). Тут уме­ст­но на­пом­нить, что эта "кость", как же­лан­ный гость, об­ре­ме­нен­ный дву­мя Ста­лин­ски­ми пре­ми­я­ми и ман­да­том де­пу­та­та Вер­хов­но­го Со­ве­та СССР, од­наж­ды был при­гла­шен в Ли­те­ра­тур­ный ин­сти­тут и три ве­че­ра под­ряд из­ла­гал сту­ден­там свои взгля­ды и суж­де­ния о ли­те­ра­ту­ре, ис­кус­ст­ве и о мно­гом сверх то­го. В.Смир­нов, как зав­ка­фе­д­рой твор­че­ст­ва и зам­ди­рек­то­ра, ко­неч­но, имел пря­мое от­но­ше­ние к яв­ле­нию "ко­с­ти" к нам в гос­ти. А ведь мог и вос­пре­пят­ст­во­вать.
А став глав­ным ре­дак­то­ром "Друж­бы на­ро­дов", "зна­ме­но­сец ан­ти­се­ми­тиз­ма" то­же дол­жен бы за­нять­ся из­гна­ни­ем из ре­дак­ции ев­ре­ев. Их там бы­ло не­ма­ло, да­же боль­шин­ст­во, что не­труд­но бы­ло ви­деть мне за пять лет ра­бо­ты там: от­вет­ст­вен­ный се­к­ре­тарь Люд­ми­ла Гри­го­рь­ев­на Ши­лов­це­ва, за­вре­дак­ци­ей Се­ра­фи­ма Гри­горьевна Ре­ме­ник (дочь пи­са­те­ля Гер­ша Ре­ме­ник), в от­де­ле про­зы ра­бо­та­ли Ли­дия Аб­ра­мов­на Дур­но­во, Ев­ге­ния Львов­на Усы­с­ки­на, Ва­ле­рия Вик­то­ров­на Пе­ру­ан­ская, от­де­лом пуб­ли­ци­с­ти­ки за­ве­до­вал Гри­го­рий Льво­вич Вайс­па­пир, его за­ме­с­ти­те­лем был Юрий Се­мё­но­вич Герш, и да­же в кор­рек­ту­ре — Ле­на Дым­шиц, На­та­ша Па­пер­но... Не обо­шлось и без тех, что с боль­шой "про­жи­дью", как лю­бит го­во­рить о них сам Сар­нов: Вла­ди­мир Алек­сан­д­ров, Аль­берт Бог­да­нов. За пять лет ра­бо­ты там не­му­д­ре­но уз­нать, что бы­ли в ре­дак­ции и да­мы, у ко­то­рых му­жья-ев­реи: за­вот­де­лом по­эзии Ва­лен­ти­на Дми­т­ри­е­ва, же­на из­ве­ст­но­го тог­да фе­ль­е­то­ни­с­та Ли­хо­де­е­ва (Ли­де­са), кор­рек­тор Ри­та Ко­ко­ри­на, же­на без­ве­ст­но­го Бо­ри, ко­то­рый на­ве­ды­вал­ся в ре­дак­цию... Так вот, все они как ра­бо­та­ли до Смир­но­ва, так про­дол­жа­ли ра­бо­тать и при нём. Все до еди­но­го. Уш­ла ку­да-то по соб­ст­вен­ной во­ле толь­ко На­та­ша По­пер­но, кра­са­ви­ца из кор­рек­ту­ры.
Или Смир­нов не пе­ча­тал ев­ре­ев? На­зо­ви! Я за­ве­до­вал от­де­лом куль­ту­ры, и вот кто по мо­е­му от­де­лу, в ча­ст­но­с­ти, пе­ча­тал­ся: Алек­сандр Кан­це­ди­кас из Лит­вы, Ада Ры­ба­чук из Ки­е­ва, моск­ви­чи Свет­ла­на Чер­вон­ная, Гри­го­рий Ани­си­мов, Ми­ля Хай­ти­на, цвет­ные вклей­ки в жур­на­ле де­лал фо­то­граф Фельд­ман... Ни­ка­ких со­мне­ний в их на­ци­о­наль­ной при­над­леж­но­с­ти ни у ме­ня, ни у Смир­но­ва быть не мог­ло.
На­ко­нец, мо­жет, в сво­ей из­ве­ст­ной три­ло­гии "От­кры­тие ми­ра" Смир­нов, по­доб­но Тур­ге­не­ву в рас­ска­зе "Жид", вы­вел от­тал­ки­ва­ю­щий или ко­ми­че­с­кий об­раз ев­рея? Уж ес­ли был бы, Зна­ме­но­сец вра­нья Бе­ня Сар­нов из­влек бы его для все­об­ще­го обо­зре­ния.
А вот сю­же­тик с Бу­бен­но­вым, то­же объ­яв­лен­ным "од­ним из са­мых зло­ст­ных ан­ти­се­ми­тов". Как же! Он кри­ти­ко­вал в "Прав­де" ро­ман "Жизнь и судь­ба" В.Гросс­ма­на. Од­наж­ды, го­во­рит кри­тик, Бу­бен­нов по­ссо­рил­ся с при­яте­лем. "Уж не знаю, че­го они там не по­де­ли­ли. Мо­жет быть(!), это был да­же прин­ци­пи­аль­ный спор. Один, мо­жет быть(!!), до­ка­зы­вал, что всех ев­ре­ев на­до от­пра­вить в га­зо­вые ка­ме­ры, а дру­гой пред­ла­гал вы­слать их на Ко­лы­му или, мо­жет быть(!!!), в Из­ра­иль". Ино­го раз­го­во­ра меж­ду рус­ски­ми людь­ми этот си­он­ский му­д­рец не пред­став­ля­ет. Зна­чит, он при ссо­ре не при­сут­ст­во­вал, от ко­го-то про­слы­шал о ней или по обык­но­ве­нию сам сма­с­та­чил, и глав­ный, един­ст­вен­ный до­вод у не­го — "мо­жет быть". Это­го ему до­ста­точ­но, что­бы объ­я­вить: раз­го­вор был пе­щер­но ан­ти­се­мит­ским.
А ко­ли ан­ти­се­мит, то мож­но лгать и кле­ве­тать сколь­ко угод­но. И тут же при­сту­па­ет: "Один пи­са­тель-фрон­то­вик рас­ска­зал мне, что Бу­бен­нов од­наж­ды бро­сил ему: "Вам лег­ко пи­сать во­ен­ные ро­ма­ны, а вот мне ка­ко­во: я на фрон­те ни еди­но­го дня не был". Ну, сра­зу же вид­но, что это опять ту­по­ум­ное вра­нье. Во-пер­вых, что за "один пи­са­тель"? Нет же при­чи­ны скры­вать его имя, спу­с­тя двад­цать пять лет по­сле смер­ти Бу­бен­но­ва. Во-вто­рых, с ка­кой ста­ти Бу­бен­нов не ока­зал­ся на вой­не, ес­ли, ког­да она на­ча­лась, он был здо­ро­вым му­жи­ком в са­мом сол­дат­ском воз­ра­с­те и не рва­нул же вслед за се­мь­ёй Сар­но­ва за Урал? В-тре­ть­их, ес­ли по ка­кой-то при­чи­не всё-та­ки не был на фрон­те, то за­чем бы стал так ду­рац­ки жа­ло­вать­ся на это, сам се­бя ра­зоб­ла­чать? На­ко­нец, да как бы он стал пи­сать о том, че­го не ви­дел, ког­да в это вре­мя ра­бо­та­ли мно­гие пи­са­те­ли, ко­то­рые бы­ли не фрон­те и зна­ли, что та­кое вой­на. Ни­че­го это­го не со­об­ра­жа­ет Сар­нов! Но жаж­да лгать, кле­ве­тать пе­ре­хлё­с­ты­ва­ет ту­по­умие.
А на са­мом де­ле вот что: "Бу­бен­нов Ми­ха­ил Се­мё­но­вич (1909 — 1983). Член СП с 1939 г. С мар­та 1942 — ко­ман­дир стрел­ко­вой ро­ты 88 сд 10 гвар­дей­ской ар­мии За­пад­но­го, 2-го При­бал­тий­ско­го, Ле­нин­град­ско­го фрон­тов. Стар­ший лей­те­нант. На­граж­дён ор­де­ном Крас­ная Звез­да, ме­да­лью "За от­ва­гу" и др." (Пи­са­те­ли Рос­сии — уча­ст­ни­ки Ве­ли­кой Оте­че­ст­вен­ной вой­ны. М.Во­е­низ­дат. 2000. С.49). Та­ков сю­жет, ко­то­рый мож­но оза­гла­вить "Гвар­де­ец и ты­ло­вая кры­са". Я по­ни­маю, кры­са мог­ла осер­чать на Бу­бен­но­ва за ста­тью о Гросс­ма­не. Так ты же не про­сто кры­са, а ли­те­ра­тур­ная, на­пи­ши от­вет, до­ка­жи, что ста­тья оши­боч­на или да­же лжи­ва. Нет, сде­лать это он не мо­жет и ору­ду­ет, как си­ко­фант, кле­вет­ник, по­до­нок, как про­сто кры­са. Это что ж на­до иметь в груд­ной клет­ке и в че­реп­ной ко­роб­ке, что­бы са­мо­му улиз­нуть от фрон­та, но имен­но это при­пи­сать фрон­то­ви­ку, гвар­дей­цу, ор­де­но­нос­цу. А умер он от ту­бер­ку­лё­за. Сар­нов уже пе­ре­жил его на 30 лет...
К сло­ву ска­зать, и ка­пи­тан В.А.Смир­нов по­лу­чил два ор­де­на Оте­че­ст­вен­ной вой­ны, Крас­ной Звез­ды, ме­да­ли то­же не за Ура­лом, где Бе­ня со­чи­нял свои па­ск­ви­ли на Ста­ли­на.
До то­го, как вплот­ную за­нять­ся Со­лже­ни­цы­ным, по­до­зре­ния в ан­ти­се­ми­тиз­ме ко­то­ро­го на­ра­с­та­ли, кри­тик еще про­шел­ся по Ва­си­лию Фе­до­ро­ву. И тут есть не­что не­по­сти­жи­мое уму. В 1990 го­ду Сар­нов со сво­ей Ксан­тип­пой по­бы­ва­ли в Аме­ри­ке, там встре­ча и раз­го­вор с од­ной род­ст­вен­ни­цей Со­лже­ни­цы­на за­ста­ви­ла его шиб­ко за­сом­не­вать­ся: "Ес­ли она, пе­ред ко­то­рой Иса­ич вряд ли стал бы та­ить­ся, ис­крен­не не счи­та­ет его ан­ти­се­ми­том, то, мо­жет, и он сам то­же не лу­ка­вит? Мо­жет, он ис­крен­не ве­рит, что он не ан­ти­се­мит?"
Кри­тик со­мне­вал­ся, му­чил­ся, тер­зал­ся... Вдруг — "От­вет при­шел не­о­жи­дан­но. От че­ло­ве­ка бес­ко­неч­но от ме­ня да­лё­ко­го, от­кро­вен­но мной пре­зи­ра­е­мо­го — от по­эта Ва­си­лия Фе­до­ро­ва". Что зна­чит "от­кро­вен­но" — пре­зри­тель­но пи­сал о нём? И при жиз­ни? Как мож­но-с! Нет, он пре­зи­рал в ду­ше, там у не­го боль­шие ём­ко­с­ти для са­мой мерз­ких га­до­с­тей. И по­том это го­раз­до удоб­ней, бе­зо­пас­ней, а вот те­перь, ког­да Фе­до­ро­ва нет в жи­вых, мож­но и от­кро­вен­но.
Но за что же кри­тик пре­зи­рал ав­то­ра око­ло пя­ти­де­ся­ти книг, со­ста­вив­ших 5 то­мов со­бра­ния со­чи­не­ний, ла­у­ре­а­та и Рос­сий­ской, и Все­со­юз­ной пре­мий, на­ко­нец, по­эта, че­ло­ве­че­с­ким и твор­че­с­ким кре­до ко­то­ро­го бы­ли сло­ва:
До­ста­лись мне креп­кие ру­ки бой­ца
И серд­це се­с­т­ры ми­ло­серд­ной.

За что? По­че­му? Толь­ко по­то­му, что у са­мо­го ру­ки шу­ле­ра и серд­це га­дю­ки... Он знал Фе­до­ро­ва "толь­ко в ли­цо", по­сколь­ку оба в од­но вре­мя учи­лись в Ли­те­ра­тур­ном ин­сти­ту­те. "Ни­ка­ких от­но­ше­ний, го­во­рит, у нас не бы­ло. Да­же не здо­ро­ва­лись". Но Сар­нов "знал" про не­го, что он ав­тор по­эмы "Про­дан­ная Ве­не­ра". То есть, не толь­ко хо­тя бы один том, но и по­эму-то он не чи­тал, а толь­ко "знал" о ней. И опять с чу­жих слов сплет­ник за­яв­ля­ет, что она на­пи­са­на "убо­гим сти­хом" и лжи­во, из­де­ва­тель­ски и без­гра­мот­но пе­ре­ска­зы­ва­ет её со­дер­жа­ние. На­при­мер, на­зы­ва­ет при этом Л.М.Ка­га­но­ви­ча, а тот ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к по­эме не име­ет. "Не вы­зы­ва­ло со­мне­ния и при­над­леж­ность Фе­до­ро­ва к "па­т­ри­о­ти­че­с­ко­му", т.е. к чер­но­со­тен­но­му кры­лу оте­че­ст­вен­ной сло­вес­но­с­ти".
Гос­по­ди, ка­кой без­дон­ный ре­зер­ву­ар зло­бы! Ведь и не зна­ет че­ло­ве­ка, и ни­че­го не ви­дел от не­го пло­хо­го... А я знал Фе­до­ро­ва очень близ­ко не толь­ко по­то­му, что при­над­ле­жу к то­му же "кры­лу", но и по ин­сти­ту­ту, и по ра­бо­те в "Мо­ло­дой гвар­дии", и про­сто по жиз­ни, в ча­ст­но­с­ти, и по за­сто­ль­ям. И по­то­му мне смеш­но чи­тать даль­ше: "Од­наж­ды этот Ва­ся в Ма­ле­ев­ке, вой­дя в сто­ло­вую, как обыч­но пья­ный в дра­ба­дан, про­воз­гла­сил своё жиз­нен­ное кре­до: "Ес­ли ты уе­хал в Из­ра­иль — ты мой луч­ший друг! Ес­ли ос­та­ёшь­ся здесь — ты мой злей­ший враг!"
Ну, во-пер­вых, ка­кое же тут "жиз­нен­ное кре­до"? Это все­го лишь ча­ст­ный во­прос об от­но­ше­нии к уез­жа­ю­щим ев­ре­ям и к ос­та­ю­щим­ся. Но об­ли­чи­тель уве­рен: всё, что лю­ди го­во­рят о ев­ре­ях, это не что иное, как не­пре­мен­но "жиз­нен­ное кре­до". Вот та­кой ту­пой ги­пер­бо­лизм или ев­ре­цен­т­ризм, что ли, в ду­хе ко­то­ро­го он, на­при­мер, уве­ря­ет ещё и в том, что член По­лит­бю­ро А.Жда­нов лич­но за­ни­мал­ся его де­лом об ис­клю­че­нии из ин­сти­ту­та, а дру­гой член По­лит­бю­ро В.Гри­шин лич­но зво­нил до­му­пра­ву о слеж­ке за Бе­ней. Ну, про­сто ди­во див­ное! Че­ло­век так на­пич­кан пу­да­ми про­чи­тан­ных книг, что ци­та­ты тор­чат у не­го ото­всю­ду — из обо­их ушей, из обе­их но­з­д­рей, ка­жет­ся, да­же... И не зна­ет, не по­ни­ма­ет про­стей­ших ве­щей! Ну, не мог­ли, Бе­ня, за­ни­мать­ся то­бой чле­ны По­лит­бю­ро, для это­го бы­ли со­от­вет­ст­ву­ю­щие ин­стан­ции, служ­бы, лю­ди... Не се­чёт! Во-вто­рых, в сто­ло­вой Ма­ле­ев­ки Фе­до­ров мог пря­мо об­ра­щать­ся толь­ко к тем ев­ре­ям, ко­то­рые ос­та­лись, си­де­ли в за­ле, но ни­как не мог го­во­рить о сво­ей друж­бе тем, кто уже уе­хал и на­хо­дит­ся на бе­ре­гу Мерт­во­го мо­ря. На­ко­нец, за все го­ды при не­од­но­крат­ных за­сто­ль­ях я ни ра­зу не ви­дел Фе­до­ро­ва "пья­ным в дра­ба­дан" и спо­соб­ным на та­кие вы­ход­ки. Он бы­вал вспыль­чив, но ни­ког­да не пе­ре­сту­пал гра­ни­цу при­ли­чия.
А то, что Сар­нов и на сей раз врёт, он сам тут же и до­ка­зы­ва­ет: "Для ме­ня это бы­ло мо­мен­том ис­ти­ны. Вот так же, на­вер­но, мыс­лит и чув­ст­ву­ет Со­лже­ни­цын". Да ка­кой же это "мо­мент ис­ти­ны", ко­ли "ис­ти­на" об­ре­та­ет­ся по ана­ло­гии: ес­ли А так, то и Б так. А кро­ме то­го, как же Фе­до­ров мог стать "мо­мен­том ис­ти­ны" для со­мне­ва­ю­ще­го­ся кри­ти­ка в 1990 го­ду, ес­ли он, Ва­ся-то, умер в 1984-м. Ах, Бе­ня... К сло­ву ска­зать, ты ро­дил­ся и вы­рос в сто­ли­це, был в се­мье един­ст­вен­ным ре­бён­ком, ко­то­ро­го ро­ди­те­ли по чет­ным дням кор­ми­ли чер­ной ик­рой, по не­чёт­ным — крас­ной, по­или в та­кой же оче­ред­но­с­ти то апель­си­но­вым со­ком, то то­мат­ным. А Фе­до­ров был де­вя­тым ре­бен­ком в бед­ной кре­с­ть­ян­ской се­мье. Что та­кое ле­бе­да, слы­шал? А по­том, ког­да ты па­ко­ст­ни­чал в ты­лу, Ва­ся ра­бо­тал на авиа­ци­он­ном за­во­де. Что та­кое за­вод, зна­ешь?
А он про­дол­жа­ет как бы от ли­ца Фе­до­ро­ва: "Ез­жай­те се­бе в Из­ра­иль и жи­ви­те там сча­ст­ли­во. Но не суй­тесь в на­ши рус­ские де­ла! Не лезь­те, как ска­зал Блок Чу­ков­ско­му, сво­и­ми гряз­ны­ми одес­ски­ми ла­па­ми в на­шу рус­скую боль!" Тут мож­но до­ба­вить толь­ко од­но: Алек­сандр Блок, Бе­ня, это те­бе не Ва­ся. И его со­вет Чу­ков­ско­му те­бе сле­ду­ет при­нять и на свой счёт, хо­тя ты ро­дил­ся не в Одес­се, как Чу­ков­ский.
Сар­нов ещё и при­зы­ва­ет к на­ци­о­наль­но­му по­ка­я­нию, пи­шет, что "к не­му в пер­вую оче­редь при­стой­но об­ра­тить­ся рус­ско­му ав­то­ру". И взы­ва­ет к Со­лже­ни­цы­ну: "По­ка­жи при­мер!" Ну, что ж взы­вать к по­кой­ни­ку-то? Опоз­дал, дя­дя! Но сам-то жив, хоть и на ка­рач­ках. Вот с се­бя и нач­ни, по­ка­жи при­мер. Я го­тов по­мочь. Готов дать те­ле­фо­ны квар­тир, где жи­ли В.А.Смир­нов, М.С.Бу­бен­нов и В.Д.Фе­до­ров... Мо­жет быть, там по-преж­не­му жи­вет кто-то из род­ст­вен­ни­ков. Хоть пе­ред ни­ми по­кай­ся за свой ли­те­ра­тур­ный блуд.
За­тро­нув во­прос об отъ­ез­де ев­ре­ев в Из­ра­иль и к отъ­ез­ду с род­ной зем­ли во­об­ще, кри­тик Б.Сар­нов пи­шет, что ког­да его друг (ещё один!) Ар­ка­дий Бе­лин­ков "со­вер­шил го­ло­во­кру­жи­тель­ный по­бег из на­шей об­щей тюрь­мы че­рез Юго­сла­вию в Аме­ри­ку", то он, по­жиз­нен­но за­клю­чен­ный, "про­сто оша­лел от вос­тор­га и за­ви­с­ти". Ну, ша­ле­ет Бе­ня, как мы зна­ем, то и де­ло — и от вос­тор­га, и от огор­че­ния, и от стра­ха, но ча­ще все­го — от зло­бы и не­на­ви­с­ти к "со­вет­ской тюрь­ме", взле­ле­яв­шей его в сы­те и хо­ле.
Вот и сей­час — оша­лел. И что даль­ше? На­до мчать­ся вслед за Ар­каш­кой, прав­да? Тем па­че, го­во­рит, на­счет "мо­раль­но­го пра­ва сбе­жать, по­ки­нуть ро­ди­ну, у ме­ня ни­ког­да не бы­ло ни ма­лей­ше­го со­мне­ния". Ка­кие, го­во­рит, мо­гут тут быть со­мне­ния, ес­ли Тют­чев хо­тел сбе­жать, ес­ли Го­голь сбе­жал в Ита­лию (прав­да, нена­дол­го), ес­ли мой учи­тель Шклов­ский сбе­жал (прав­да, тут же и вер­нул­ся), и вот те­перь мой друг Ар­каш­ка... Ну, и?.. "Я ту­по смо­т­рел на от­крыв­шу­ю­ся ка­лит­ку и не тро­гал­ся с ме­с­та... Но, тем не ме­нее, ос­та­вал­ся ярым сто­рон­ни­ком эми­г­ра­ции". И яро­ст­но аги­ти­ро­вал за неё. Уе­ха­ли все до­ро­гие дру­зья — Са­шень­ка Га­лич, Эмоч­ка Кор­жа­вин, Лё­вуш­ка Ко­пе­лев, Ва­сень­ка Ак­се­нов, Во­ву­ля Вой­но­вич... Есть ос­но­ва­ния по­ла­гать, что имен­но под вли­я­ни­ем его аги­та­ции. Все ука­ти­ли! А у ме­ня, го­во­рит, "от­вра­ще­ние к со­вет­ской жиз­ни до­шло до пре­де­ла", но — ни с ме­с­та! По­ни­мал, что у тех, ко­го он спро­ва­дил, всё-та­ки бы­ли име­на, там, за бу­г­ром они име­ли не­ко­то­рую из­ве­ст­ность хо­тя бы по шум­ной ис­то­рии со сбор­ни­ком "Ме­т­ро­поль", что по­мог­ло бы им ус­т­ро­ить­ся там, а ко­му мо­жет по­на­до­бить­ся он со сво­и­ми со­чи­не­ни­я­ми о Мар­ша­ке да опы­том ра­бо­ты в жур­на­ле "Пи­о­нер"? То есть, ору­до­вал он как ис­тин­ный про­во­ка­тор.
"Кое-кто из зна­ко­мых, — пи­шет, — уже стал на­ме­кать, что мне и са­мо­му луч­ше уе­хать". В чис­ле этих зна­ко­мых был и я, толь­ко не на­ме­кал, а пря­мо го­во­рил: "Бе­ня, шпарь! В тю­ря­ге же си­дишь. Хоть Ксан­тип­пу свою по­жа­лей. Дай ей вздох­нуть воз­ду­хом сво­бо­ды". Но эти на­мё­ки, го­во­рит, "при­во­ди­ли ме­ня в ярость". Стран­но, на­мё­ки-то бы­ли про­дик­то­ва­ны со­ст­ра­да­ни­ем. Но ско­рей все­го, де­ло тут в том, что он по­ни­мал: со­вет­чи­ки по­ни­ма­ют его про­во­ка­тор­скую сущ­ность. И он про­дол­жал: "Рос­сий­ский ли­те­ра­тор луч­ше вы­пол­нит своё пред­наз­на­че­ние, ко­неч­но же, не здесь, в тюрь­ме, а — там, на во­ле!" И при та­кой-то убеж­дён­но­с­ти — ни ша­га в сто­ро­ну во­ли.
Ма­ло то­го, он про­дол­жал фи­ло­соф­ст­во­вать на эту те­му и "осуж­да­ю­щее от­но­ше­ние к тем, "кто бро­сил зем­лю", не про­щал да­же Ах­ма­то­вой". Ну как она, го­во­рит, мог­ла на­пи­сать та­кое!
Мне го­лос был. Он звал утеш­но,
Он го­во­рил: "Иди сю­да,
Ос­тавь свой край глу­хой и греш­ный,
Ос­тавь Рос­сию на­всег­да.
Я кровь от рук тво­их от­мою,
Из серд­ца вы­ну чер­ный стыд,
Я но­вым име­нем по­крою
Боль по­ра­же­ний и обид".
Но рав­но­душ­но и спо­кой­но
Ру­ка­ми я за­мк­ну­ла слух,
Чтоб этой ре­чью не­до­стой­ной
Не оск­вер­нял­ся скорб­ный дух.

Тут мно­го стран­но­го. Во-пер­вых, по­че­му Рос­сия на­зва­на греш­ной? Во-вто­рых, что, "го­лос" зо­вёт в без­греш­ный свя­той край — где он? В-тре­ть­их, от­ку­да и чья кровь на ру­ках по­этес­сы или, ес­ли угод­но, её ли­ри­че­с­кой ге­ро­и­ни? В-чет­вер­тых, что за "чер­ный стыд"? Ведь это чув­ст­во свет­лое, оно сви­де­тель­ст­ву­ет о том, что со­весть жи­ва. В-пя­тых, за что стыд-то? Ка­ко­ва его при­чи­на? В-ше­с­тых, о ка­ких по­ра­же­ни­ях, о оби­дах на что тут речь? На­ко­нец, не очень-то яс­но, как мож­но но­вым име­нем "по­крыть" ста­рую боль — на­звать её бла­жен­ст­вом? А под сти­хо­тво­ре­ни­ем сто­ит: "Осень 1917 го­да". Но та осень 25 ок­тя­б­ря пе­ре­ло­ми­лась по­по­лам на две не­со­еди­ни­мые по­ло­ви­ны. Так в ка­кую из них на­пи­са­но сти­хо­тво­ре­ние? Не­из­ве­ст­но.
Ко­неч­но, глав­ное здесь — ре­ши­тель­ный от­каз ав­то­ра слу­шать "утеш­ный го­лос", то есть по­ки­нуть ро­ди­ну. И за этим про­ни­ца­тель­ный кри­тик уже ни­че­го боль­ше не ви­дит, ни­ка­ких не­до­уме­ний у не­го нет, это за­тме­ва­ет для не­го всё.
И он при­во­дит дру­гое сти­хо­тво­ре­ние Ах­ма­то­вой на ту же те­му:
Не с те­ми я, кто бро­сил зем­лю
На рас­тер­за­ние вра­гам.
Их гру­бой ле­с­ти я не внем­лю
Им пе­сен я сво­их не дам.
И веч­но жа­лок мне из­гнан­ник,
Как за­клю­чен­ный, как боль­ной.
Тем­на твоя до­ро­га, стран­ник.
По­лы­нью пах­нет хлеб чу­жой.
А здесь, в глу­хом ча­ду по­жа­ра
Ос­та­ток юно­с­ти гу­бя,
Мы ни еди­но­го уда­ра
Не от­кло­ни­ли от се­бя.
И зна­ем, что в оцен­ке по­зд­ней
Оп­рав­дан бу­дет каж­дый час...
Но в ми­ре нет лю­дей бес­слёз­ней,
Над­мен­нее и про­ще нас.

Это на­пи­са­но в ию­ле 1922 го­да. И опять мно­го стран­но­го. Во-пер­вых, здесь име­ют­ся-то в ви­ду не те, кто бро­сил ка­кую-то не­ве­до­мую "зем­лю", а бро­сил ро­ди­ну, сбе­жал из Рос­сии. Так и сле­до­ва­ло ска­зать. Во-вто­рых, ко­го ав­тор на­звал вра­га­ми, тер­за­ю­щи­ми ро­ди­ну, — цар­ских ге­не­ра­лов и ино­ст­ран­ных ин­тер­вен­тов, пы­тав­ших­ся за­ка­ба­лить её, или боль­ше­ви­ков, ко­то­рые спас­ли ро­ди­ну? В-тре­ть­их, на­чав об­ли­че­ние с тех, кто бро­сил ро­ди­ну, ав­тор вдруг пе­ре­ско­чи­ла на "из­гнан­ни­ков". Но это же сов­сем дру­гое: пер­вые бе­жа­ли са­ми по сво­ей во­ле, а вто­рые ока­за­лись за ру­бе­жом вы­нуж­ден­но. И мно­гие из них, на­чи­ная хо­тя бы с Ови­дия, во­все не за­слу­жи­ва­ют пре­зри­тель­ной жа­ло­с­ти. В-чет­вер­тых, та­кой жа­ло­с­ти не за­слу­жи­ва­ет и за­клю­чен­ный, ес­ли он осуж­дён не­спра­вед­ли­во, а уж о пре­зре­нии к боль­но­му и го­во­рить не­при­лич­но. В-пя­тых, ос­та­вив бег­ле­цов и из­гнан­ни­ков, ав­тор вдруг пе­ре­клю­чи­ла своё пре­зре­ние на "стран­ни­ка", т.е. на пу­те­ше­ст­вен­ни­ка. Да чем он-то про­ви­нил­ся — хоть Афа­на­сий Ни­ки­тин, хоть Тур Хей­ер­дал, хоть ны­неш­ний наш мо­ре­ход Ко­ню­хов? В-ше­с­тых, не­по­нят­но, о ка­ком по­жа­ре тут речь. В 1922 го­ду Граж­дан­ская вой­на окон­чи­лась. В-седь­мых, как по­этес­са мог­ла го­во­рить о сво­ей гиб­ну­щей юно­с­ти, ког­да ей шел тог­да уже чет­вер­тый де­ся­ток и она бы­ла ма­те­рью де­ся­ти­лет­не­го сы­на? За­клю­чи­тель­ные стро­ки сти­хо­тво­ре­ния не под­да­ют­ся внят­но­му объ­яс­не­нию, но мож­но, в ча­ст­но­с­ти, за­ме­тить, что очень труд­но пред­ста­вить се­бе, что­бы над­мен­ность и про­сто­та со­че­та­лись в од­ном ли­це.
Вос­тро­гла­зый кри­тик и тут не ви­дит ни од­ной стран­но­с­ти, для не­го глав­ное вот: "Я го­тов с ува­же­ни­ем от­не­с­тись к тем, что в не­лёг­ком вы­бо­ре пред­по­чел ро­ди­ну. Но по­че­му на­до пре­зи­рать тех, кто вы­брал сво­бо­ду?" Ну, вот, по­лу­чил ты сво­бо­ду с до­став­кой на дом. Сыт?

Одни клевещут,  другие творят. На фото режиссёр Карен Шахназоров, лауреат премии "Золотой орёл" за лучший игровой фильм 2012 года "Белый тигр", посвящённый Великой Отечественной войне.