Поймал себя на мысли, что размышлять нужно — может, впервые в моей жизни и в политической карьере — не о причинах произошедшего и путях его преодоления, а о рождении и формировании чего-то совсем незнакомого, неизведанного, на моём жизненном пути не встречавшегося. Причём нарастает ощущение, что событие, "взорвавшее" стабильность в мире и заставившее вмиг закрыть границы между странами, регионами и семьями, по своей значимости ничтожно перед грядущим переустройством жизни, является "маскировочной сеткой" над назревшими грандиозными трансформациями.
Моё стремление объяснять всё и вся рациональными и логичными факторами, безусловно, не было уж совсем "абсолютным": жизнь преподносила столько сюрпризов и загадок, что оставалось только верить в существование некоей всемогущей силы и мирового разума! Но смею заявить: переживаемый человеческими общностями, государствами, моей семьёй "миг истории" мною прогнозировался, просчитывался и проговаривался. И мой прогноз-диагноз сводился, в общем-то, к одному: ни природа, ни абсолютный разум-сила не могут безропотно покориться агрессивной деятельности "субъекта истории", начисто забывшего, что он — всего лишь богоподобное существо, а не сам "абсолютный дух". Нарушение всех мыслимых и немыслимых правил и законов, балансов и равновесий, вызывающее пренебрежение и тотальное игнорирование исторического опыта многих поколений, забвение общечеловеческих ценностей и национальных традиций должно было рано или поздно воззвать к компенсации и реваншу здравого смысла, справедливого миропорядка и жизнеутверждающего мировоззрения.
Не мог предположить, что поводом к всеобщему отрезвлению, стимулирующему столь же всеобщее прозрение и возвращение здравого рассудка, станет вещь, в общем-то, прозаическая и легко прогнозируемая: вирус, мутирующий с завидным постоянством и периодичностью, даже в его современном состоянии не самый разрушительный, — неожиданно "поставил на дыбы" и Новый, и Старый Свет. Для меня очевидно: дело — не в самом коронавирусе, а в отношении к нему как предзнаменованию и предупреждению о надвигающейся более страшной беде, о достижении всем сообществом порога терпимости, после которого — либо очищение, либо опустошение. Дело совсем не в результатах тотальной глобализации, хотя и на символической чаше весов урон, нанесённый человечеству этим, казалось бы, закономерным до неизбежности и фатальности процессом, явно перевесил ту чашу, на которой была водружена практическая полезность и идеологическая состоятельность "глобального объединения мира". Дело в том, что абстрактный человек утратил свою богоподобную сущность, да и богоподобный облик заодно. Все сущности, смыслы и идеологии, подтверждающие и утверждающие богоподобное появление, явление и предназначение человека, уступили место торжеству всепоглощающего чувства достижения материального благополучия, удовлетворения, вынужденного или намеренного, самых простых потребностей "живого". Увы, человек перестал видеть своё счастье в радости ближнего и величии своего государства, перестал рассматривать своё предназначение в служении народу и Отечеству, в поклонении предыдущим поколениям и родителям, давшим ему жизнь, перестал ощущать необходимость в делах на благо общества, перестал искренне радоваться семейным походам в театр, пуску автогиганта в родной стране, открытию новой школы в своем микрорайоне, перестал гордиться людьми, завоевавшими Олимпийскую медаль, либо совершившими подвиг в борьбе с терроризмом, или намолотившими тысячу тонн зерна в "битве за урожай".
"Подобие Бога", искавшее счастье в гармонии с природой, обществом и самим собой, "нашло себя" в одержимости жизненным успехом, рамки которого широки: от поиска куска хлеба до обладания яхтой и самолётом, — но начисто лишены каких-либо духовных оснований. На мой взгляд, коронавирус, обрамляющий сползание мира и человечества в глобальный социально-экономический кризис, остановил на миг движение и развитие только для того, чтобы мы перевели дух и, наконец-то, задумались: а в верном ли направлении мы шли, насколько адекватные цели перед собой ставили, насколько эффективные методы использовали? И ещё один мучительный вопрос: а может быть, мы проскочили единственно возможный поворот, приняв его за цивилизационный тупик?
И наконец: а остались хоть какие-то предпосылки к историческому оптимизму, или поезд ушёл без нас и безвозвратно для нас? На все три вопроса, представляется, коронавирус заставляет нас ответить однозначно и категорически. Надо признать (без горечи, сожаления либо удовлетворения), что надежды той самой советско-постсоветской элиты, одним махом отказавшейся и от страны (СССР), и от народа (советский народ как новая историческая общность), и от общественно-экономической модели (социализм на его ранней стадии), стать ресурсной частью глобального экономического пространства — не оправдались.
И не только потому, что интеграция в западную цивилизацию на американских условиях и по американским правилам виделась реформаторам верным средством для удержания власти и приватизации собственности, принадлежавшей государству на основе общественного договора с тружениками (даже большевики, попытавшиеся эту собственность уничтожить в масштабах огромной страны, по Земельному кодексу 1922 года передали огромные земельные угодья в пользование трудящимся крестьянам). Трагедия реформаторов 1990-х заключалась, прежде всего, в абсолютно неверной оценке ими как своих возможностей, так и перспектив бывшего противника. Отказавшись от объективно более прогрессивной, но не идеальной, общественно-экономической социалистической системы, которую не только не захотели "переформатировать" в связи с изменившимися цивилизационными условиями, но не сумели даже адекватно оценить заложенные в ней могучие перспективы и тенденции, элиты 1980-х—1990-х гг. утратили мощную опору в виде уже созданного и невиданного доселе в России экономического фундамента, социального государства. Но — самое главное! — человеческого потенциала: творческого, нравственного, обладающего ресурсами многовековых национальных традиций и зрелой гражданской идентичностью. Отсюда –— навязанно-приобретенная роль ресурсной периферии "золотого миллиарда".
"Коллективный Запад", который реформаторы вожделенно рассматривали через розовые очки "общества народного благоденствия" и "высочайшего уровня потребления" (в этой связи роль Н.С. Хрущева, впервые заявившего о желании жить не "по труду", а по "потребностям", трудно переоценить!), на поверку оказался этим стандартам совсем не соответствующим. Но заманчивые иллюзии были настолько завораживающими, что реформаторы не удосужились даже посмотреть в сторону китайского соседа, не спеша трансформирующего, т.е. "урезающего" всё, не прошедшее социалистическую апробацию, и активно интегрирующего достижения капитализма и частной собственности в свою специфичную социалистическую систему. Ведь уже тогда, на рубеже 1980-х—1990-х КНР начала стремительно догонять западные страны по части стандартов производства и потребления.
Уместно будет напомнить, что в начале XX века, когда, используя достижения немецкой исторической школы, — прежде всего, в части признания решающей роли государства в процессе модернизации страны — лучшие представители просвещённой бюрократии Российской империи С.Ю. Витте, Н.Х. Бунге, Д.М. Сольский, В.К. Плеве, П.А. Столыпин всё-таки настояли на преобразованиях, ведущих к рождению новой Великой России, то мгновенно против такой России объединились враги: внутренние и внешние.
И социалистическая модернизация, с её космической программой, бесплатными образованием и медициной, с высокообразованным и высоконравственным народом не могла не встретить ожесточённого сопротивления со стороны внешних врагов и внутренних перерожденцев. Сегодняшняя ситуация за окном заставляет меня констатировать: Россия, причём — большая Россия, в её имперском и советском территориальном измерении, — могла бы играть роль, соразмерную значимости и влиянию современного Китая, если бы, во-первых, не отрекалась, а реформировала в нужном правлении социалистическую систему, во-вторых, не поддалась бы обманчивому искушению "обвенчаться" с западно-иллюзорным благополучием вместо рационально просчитанного и разумно адаптированного поворота к китайской модели социалистической модернизации. Увы, вернуться назад и начать всё сначала уже невозможно, историческое время течёт хоть и неравномерно в разные периоды, но всегда в одном направлении…
Тем не менее, карьера политика, профессия историка и национальный характер превратили меня в исторического оптимиста. Убежден, что страна справится со страшной пандемией и приступит к конструированию совершенно новой модели развития.
Александр Андреевич Проханов сформулировал сегодняшнее мироощущение кратко и ёмко: нам необходим мобилизационный проект, содержанием которого может стать реализация Русской Мечты! Весь мой опыт подсказывает: это единственно верное решение, другие альтернативы уже не способны выправить положение, в котором находится страна и народ. Да, собственно, осуществление этого мобилизационного проекта уже началось. Налог на богатых, предложение о сокращении страхового взноса малого и среднего бизнеса сразу в два раза, анонсирование социальных программ свидетельствуют о возвращении адекватности в управлении экономическими процессами. И это происходит в условиях падения рынков, национальных валют, нефтяных цен. Борьба с коронавирусом "неожиданно обнаружила" методы и средства, на применении которых как экономически оправданных в условиях отсутствия экономического роста, падения доходов населения и гигантского социального расслоения общества настаивали практически все здравые экономисты. Направление системного реформирования выбрано правильно и, по всей видимости, не только на период карантинных мер…
Следует предположить, что руководство страны осознало необходимость начала конструирования и реализации мобилизационного проекта гораздо раньше, но стремительное разрастание глобальной рецессии заставило на ходу редактировать мобилизационную программу. Очевидно, речь идёт о такой конфигурации власти, которая способна не просто контролировать ситуацию в стране, обществе и экономике, но и молниеносно, без промедления и раздумий, реагировать на вызовы и риски. Речь идёт о поправках в Конституцию, которые, по сути, создают в стране новый "единый центр власти", имеющий характер, полномочия и оперативность наподобие Государственного Комитета Обороны в годы Великой Отечественной войны. Именно поэтому склонен к предположению о невозможности откладывать принятие конституционных поправок в долгий ящик. Высочайшая степень управляемости в чрезвычайных условиях такой огромной страны, как КНР, продемонстрировала главный и, по сути, единственный фактор, необходимый для победы в любой войне, будь то сражение с коронавирусом, или же создание новой экономической системы: наличие политической воли, сосредоточенной в "едином центре власти".
Мобилизационный проект должен быть исключительно "молниеносным" по срокам и радикально-революционным по содержанию. Сталин индустриализацию страны (т.е. мобилизационный проект в преддверии мировой войны) назвал "революцией сверху", начал её без долгой раскачки и сосредоточения средств, без формирования материальных резервов и людских ресурсов (когда закладывали ДнепроГЭС, Алексей Стаханов ещё батрачил в Орловской губернии). На мой взгляд, идеология изменения вектора экономического развития страны с "нефтянки" (благо, цены на "чёрное золото" упали, и нефтяные ресурсы уже не выглядят "неисчерпаемыми") на рост производящего сектора (автомобили, пассажирские самолёты, атомное оборудование, модернизация инфраструктуры, экологически чистая сельхозпродукция и т.д.) и создание "экономики знаний" — уже заложена в майских Указах Президента 2018 г. и в 12 "национальных проектах". Неизбежный распад рынков уже к грядущей зиме не оставит выбора нашей стране — она будет вынуждена сосредоточиться на внутреннем производстве и потреблении. Главным условием успешной реализации мобилизационного проекта должна стать "революция в умах" — идеологическая составляющая мобилизационного проекта. На мой взгляд, сделать нового человека, точнее, из "грамотного потребителя" сформировать патриота, творца и созидателя — задача более сложная, чем строительство новой индустрии. Ведь необходимо убедить целые поколения, родившиеся в эпоху распада и дележа собственности, что расцвет страны и жизненный успех равноценны, что власть и государство существуют не сами по себе, а для народа, что российская нация — это общность людей, одинаково любящих свой этнос и общее государство, что мечтать, творить и созидать — долг, обязанность и потребность, а отнимать, делить, захватывать — предмет уголовного разбирательства.
Обретение российским народом исторического сознания, грамотно структурированного и логичного, по крайней мере, связного и цельного, направленного на преумножение, а не на оскудение, на возвышенное, а не низменное и убогое, на развитие духовного, а не на потребление материального, — может стать той самой Русской Мечтой: не мифом, а спасительной национальной идеей.
Представляется, что Изборский клуб со своей Русской Мечтой может стать идеологическим центром российской государственности, духовного обновления российской нации, модернизации её экономики. Основные параметры намечающегося процесса реализации мобилизационного проекта во многом совпадают с критериями реформации России, предлагаемыми экспертами и членами Изборского клуба, и целями Русской Мечты, провозглашённой его создателем и руководителем. Для превращения мобилизационного проекта из политического манифеста в реальную стратегию российской модернизации, обеспечивающий возрождение величия и мощи Российского государства, клуб обречён на обретение нового статуса и преобразование в Изборское движение. Это позволит не только расширить социальную базу реформации Российского государства в духе обретения им жизнеустойчивости и величия, но и сделать Русскую Мечту мировоззрением российской нации.
Дмитрий Аяцков
