...Замысел тысячеустого п р о ч т е н и я гениальной эпопеи Льва Николаевича ТОЛСТОГО заслуживает внимания и одобрения... Вместе с тем и с к у с с т в о б ы т ь ч и т а т е л е м предполагает широкий кругозор, глубокое знание классики, высокую нравственно-духовную энергетику, таинственно-вдохновенную "диалектику души", "диалектику вочеловеченности".
...........................................................................................................................................................................
...........................................................................................................................................................................
СЛОВО О ТОЛСТОМ
РЕЧЬ, ПРОИЗНЕСЕННАЯ Л. М. ЛЕОНОВЫМ 19 НОЯБРЯ 1960 г.
В БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ СССР НА ТОРЖЕСТВЕННОМ ЗАСЕДАНИИ,
ПОСВЯЩЕННОМ 50-ЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ ТОЛСТОГО
Уважаемые гости, дорогие друзья, товарищи!
Полвека назад, в канун зимы 1910 года, у нас в стране произошло событие, которое глубоко взволновало современников. На исходе одной ненастной ночи писатель Лев Толстой ушел в неизвестность из своей яснополянской усадьбы. Кроме немногих доверенных лиц, никто в России не знал ни адреса, ни истинной причины, заставившей его покинуть насиженное гнездо.
Четырехдневное скитание, порой под проливным дождем, приводит великого старца на безвестный полустанок. Болезнь, чужая койка, огласка... и вот приезжие деятели, духовенство, мужики, «синематографисты», жандармы толпятся поодаль бревенчатого строения. Там, за стеной, один на один со смертью Лев Толстой. Все торопятся делать, что им положено в беде. Старец Варсонофий рвется вовнутрь благословить отлученного от церкви мыслителя до его отхода в дальний невозвратный путь; из Москвы поездом № 3 Рязано-Уральской железной дороги срочным грузом высылаются в Астапово для больного писателя шесть пудов лекарств. Смятение отринутых им церкви и цивилизации. Затем роковая ночь, черная мгла в окнах. Морфий, камфара, кислород. Последний глоток воды, в дорогу. Без четверти шесть Гольденвейзер прошепчет в форточку печальную весть, которая к рассвету обежит мир. Закатилось...
Европа шлет словесные венки на могилу гения. В одну строку с Гомером, Лютером и Буддой. А в Ясной Поляне белесая пасмурная тишина. Мерзлая комковатая дорога под можжевельником, сотня стражников переминается у ворот, вокруг с непокрытой головой Россия. «Несут, несут...» Могила смыкает свое объятие. К потемкам на бугре посреди девяти молодых дубков вырастает холмик, который сближает самые несхожие биографии... Тогда стоял ноябрь, самый сумеречный месяц, пожалуй, наиболее сумрачного в России года, считая с начала века. День шел на убыль, круче примораживало, но передовая русская мысль уже провидела рассвет в этом подобии ночи...".
Леонид Леонов - продолжатель т о л с т о в с к о й т р а д и ц и и... И леоновское "Слово о Толстом" исполнено глубокой любви к великому сыну России...
"...Все внятно автору «Войны и мира», «Казаков», «Анны Карениной» и «Воскресения» — бури и неощутимый ветерок, столь громадное, что не умещается в нормальном зрачке, и мнимые мелочи, ускользающие от рассеянного взора, полдневное величие и вечер человеческой личности. Кроме того, противоречивая и сложная биография Толстого помогла ему показать людское сердце в самых неожиданных сеченьях, и, конечно, после Руссо никто еще не распахивал его читателю до такой степени настежь. Сегодня, с полувекового расстоянья, Толстой без всякого подсвечиванья виден нам во весь исполинский рост не только свершений, но и колебаний, крайностей и заблуждений своих, неминуемых для искателей правды, которая никому пока не попадалась в чистопородном виде".
Продолжая толстовскую традицию, автор "Русского леса", "Дороги на Океан", "Пирамиды", стал крупнейшим писателем современности. Его "Слово о Толстом" весомо, профессионально, философски-концептуально...
БОНДАРЕВСКИЙ ВЕНОК ЛЬВУ НИКОЛАЕВИЧУ ТОЛСТОМУ
Когда заходит речь о критериях художественного мастерства, часто приводят слова Льва Николаевича: "В сущности, когда мы читаем или созерцаем художественное произведение нового автора, основной вопрос, возникающий в нашей душе, всегда такой: "Ну-ка, что ты за человек? И чем ты отличаешься от всех людей, которых я знаю, и что можешь сказать нового о том, как надо смотреть на нашу жизнь?"
Юрий Бондарев имеет с в о й голос, с в о ё видение мира, быта и бытия человека и человечества. Его позиция такова: "Литературная работа чрезвычайно индивидуальна. Лев Толстой не ездил в специальные командировки, но обладал гениальным душевным опытом, прожив сложнейшую жизнь. Иван Бунин исколесил половину мира, но лучшие вещи написаны им не о путешествиях, а о России, по которой он тосковал и которую чувствовал, помнил и знал превосходно"...
Движение жизни... Движение искусства... "Идеи времени" и "формы времени"... Уроки классики... Юрий Бондарев предупреждает: " Конечно же, перестал учиться у классиков - перестал писать. Уверен в этом еще и потому, что на голом месте быть ничего не может. Писатель учитывает опыт предыдущей литературы и создает свое. Подобное происходит и в науке. Непревзойденные вещи мировой классики - русской и западной - возбуждают к творчеству. Может быть, это импульс к совершенству. По-видимому, у опыта нет общей школы, и, хотя своих учеников он учит порознь, то, что я скажу далее, будет, очевидно, не ново. В моем писательском пути меня мучило и мучает три одинаково главных вопроса: 1) умение создать настроение у читателя; 2) построить сюжет так, чтобы он был скрыт, неощутим внешне, но вместе с тем создавалось бы полное ощущение стремительного движения жизни; 3) найти то слово или сочетание слов, которое точно и зримо передавало бы обстановку, состояние героя, "воздух вещи". Первый и третий вопросы очень тесно сплетены, неотделимы, разница здесь только в некоторых уточнениях. Не только меня всегда поражало и не перестает поражать гениальное умение Л.Толстого создавать настроение с первой же страницы. Вот начало "Анны Карениной". Утро, Стива Облонский вспоминает сон: какие-то графинчики, они же женщины, - сразу сон этот как бы оттеняет недавнюю ссору с женой, - вошел вчера к ней ночью в спальню веселый после театра, с грушей в руке... Жена уже знала, что он изменил ей. Вы прочитали это, и становится ясным, почему "все смешалось в доме Облонских", вас охватывает ощущение непорядка в доме, семейной ссоры, вы уже занимаете определенную позицию: на чью сторону встать, кому сочувствовать, кого жалеть и т.д. Или вспомнил начало "Казаков". Зимняя ночь, безлюдная Москва ("Все затихло в Москве"), подъезд особняка, из-под затворенной ставни светится огонь - в комнате молодые люди из высшего общества провожают Оленина на Кавказ, - и с первой страницы вас уже окружает этот "воздух прощания", вас овеяло настроением ожидания: какова же будет новая жизнь Оленина? Или прочитайте внимательно, например, главу о скачках и главу о Кити и Левине на катке - в этих великолепных главах свои и ритм и интонации, но они выделяют определенное состояние героев: тревогу и влюбленность. С заведомой целью я через некоторые промежутки времени перечитывал Толстого, и каждый раз независимо от моего самого разного настроения перо великого мастера побеждало; настроение вещи властно передавалось мне. Ритм, инверсия, интонация, короткие или длинные периоды, назывные предложения, порой глагольная или насыщенная эпитетами фраза, повторение слова и определения, образованного от этого слова, точные детали - это те художественные компоненты, которые создают настроение, вводят читателя в атмосферу произведения, "строят" ту обстановку, которая нужна для мысли, идеи той или иной сцены".
Юрий Бондарев - талантливый культуролог, публицист. Ему принадлежат серьёзные историко-литературные,философско-цивилизационные сочинения. - "Для нашей классической русской литературы (Толстой, Чехов)
не характерно "закручивание сюжета", - полагает он. - Сюжет у великих мастеров не лежит на поверхности.
Он - глубинное движение повествования, как бы подводное течение. Сюжет у больших писателей никогда не
строился ради возбуждения интереса читателей. Интерес заключался в мысли, в идее, характерах героев произведения, в той социальной значимости, в той, я бы сказал, общественной нагрузке, которую несет роман,
повесть или рассказ. Усиленно выпирающий на первый план сногсшибательный сюжет показывает белые нити шитья, является как бы рукой автора, которую он назойливо протягивает читателю, что разрушает правду вещи.
Я целиком за сюжет, в котором движение произведения - стремительное или медленное движение самой жизни.
Возможно, я выскажу весьма спорную мысль, но думаю, что современный литературный язык (если говорить о
классической традиции) состоит из сплава объемной, "мыслящей" фразы Л.Толстого, отточенной ясности Чехова, легкой пластичности А.Толстого и народной яркости Шолохова". Юрий Бондарев оптимистичен:"Уверен, что мы стоим
на пороге необычайного подъема литературы. Ведь и сейчас заметно, как ярко обновляется искусство - ежегодно
приходят в него молодые имена, заявляя о себе полновесно и сильно. И в литературе нашей появляется много
индивидуальностей, появляются различные манеры письма, подчас очень точные и емкие Но что есть критерий
художественной формы? Где образец? Совершенно очевидно, единого образца не может быть в искусстве. Чехов
не пытался писать, как Толстой, Бунин - как Чехов, Флобер - как Бальзак, Мопассан - как Флобер или Золя.
Они с необычайной мощью выражали свое время и себя, обладая разными стилями, разными темпераментами"...
.......................................................................................................................................................................
.......................................................................................................................................................................
ИЗ ИНТЕРВЬЮ ЕЛЕНЫ МАСЛОВОЙ (при вручении премии "Ясная Поляна":— Для вас Лев Толстой кумир, учитель, вы подражали ему, когда создавали свои произведения, ведь вы оба военные писатели, офицеры...
— Был ли Лев Толстой военным писателем, написавшим замечательные вещи о той великой войне 1812 года? Он складывал всё — дыхания, движения, конфликты, победы и поражения того общества, в котором жил. Творчество нескольких писателей целого поколения, связанных с войной, назвали лейтенантской прозой. В том числе и моё. Почему? Я начинал, когда у меня было звание лейтенанта. Но как можно назвать мою прозу лейтенантской, когда там действуют — от верховного главнокомандующего до самогосамого незаметного солдата? Что возражать? Хорошо, пусть будет лейтенантская проза. Важен читатель. У меня вышло... Ну, не будем вспоминать миллионные тиражи. Мои книги переведены на множество иностранных языков. Я доволен — у меня есть читатель. Лейтенантская проза, капитанская проза, полковничья проза – словесная игра несерьезных критиков. Военный писатель? Что...
— Вы предсказали в ваших романах «Выбор», «Берег» многое из того, что принесла нам перестройка за 30 лет до её начала...
— В романе «Берег» — любовь между русским офицером и немкой, которую он спас от изнасилования. И таких историй между русскими и немцами тогда были тысячи... А романов написано мало. Поскольку я человек чрезвычайно любопытный, меня интересует всё, происходящее в стране, где живу и должен закончить свой путь. Почти везде был — и на баррикадах Белого дома, и внутри него, и на демонстрациях. Смотрел и говорил с людьми, чтобы понять и написать о нашей российской реальности ХХ и ХХI веков.
— Вы как писательпророк можете предсказать, что ожидает нашу страну?
— Какой там пророк!!! Я думаю, наша жизнь будет развиваться по законам мировой системы. Вы знаете смысл жизни? Я не знаю эту великую загадку тайн жизни. Мы живём, постепенно разгадывая её, не в состоянии ответить ясно и точно как дважды два четыре, в чём смысл нашей жизни? Ничего просто так на этом свете не происходит. Есть причина, есть движение, есть завершение — жизнь, в которой мы появляемся, смерть, в которую уходим. В движении всё будет — и провалы, и события плюсовые... Почему писатели мучительно ищут, рождают слова? Потому, что познают самих себя в каждом написанном романе или статье.
— Вы выступили против целой ХIХ партконференции против всесильного тогда коммунистического генсека Михаила Горбачева и назвали нашу страну самолетом, который летит сам не знает куда. Как вы набрались смелости и пошли в атаку против всех?
— Потому, что смысл и жизни, и творчества для меня, как для серьезного писателя, всегда вместе, рядом. Никак иначе...
— Как вы относитесь к фильмам о войне нового поколения режиссеров?
— Сейчас нет достойных фильмов. Не осталось режиссеров, которые прошли войну, а не пройдя войну, свои блокбастеры могут ставить только американцы. Но считаю приличным белорусский фильм «Брестская крепость»...
— Как вы оцениваете состояние современной литературы?
— Готов быть терпеливым и ждать тот роман, который разверну с трепетом, ожидая открытия жизненной правды, горя, радости всех человеческих чувств. А не только смеха. Хотя смех оздоравливает, но не всегда...
— Что вы можете сказать о премии «Ясной Поляна»?
— Такие премии очень нужны. В современном мире надо усилить внимание к литераторам. Это, как Лев Толстой говорил... Я подражаю ему во всём и люблю безмерно, как самого близкого, самого умного, много давшего человека...
Министр культуры России ВЛАДИМИР МЕДИНСКИЙ: «Эта премия, как никакая другая, абсолютно лишена предвзятости. И сама по себе стала нравственным эталоном литературы. Вручить её для меня большая честь, ведь книги символа советской литературы Юрия Бондарева лежат у меня в шкафу с детства"(Беседовала Елена МАСЛОВА).
.....................................................................................................................................................................
........................................................................................................................................................................
БЕССМЕРТИЕ... ШАГИ ИСТОРИИ САМОЙ...
Леоновское "СЛОВО О ТОЛСТОМ": "Облик этого человека не умещается в рамки даже выдающихся литературных судеб. Подобно тому, как о Пушкине, по слову Белинского, стыдно говорить смиренной прозой, имя Толстого требует сегодня праздничного словесного обрамления. Имя это входит в список едва ли полной дюжины великих мастеров слова, начиная с античной колыбели культуры нашей. Самый труд его представляется нам поистине геркулесовым подвигом, — он весь, как гора на столбовой дороге прогресса, с высоты которой видна вековая, иссеченная тропами даль человеческой мысли. Все они там, от самого Фалеса — собеседники Толстого!.. И здесь мне полагалось бы остановиться на немеркнущей пленительности толстовских образов, и в частности провести хрестоматийные параллели между Татьяной Лариной и Наташей Ростовой; сглаживая трудности духовных исканий Толстого, полагалось бы помянуть вскользь про его всепоглощающий пантеизм и одновременно подчеркнуть столь основательное у Толстого и несколько чрезмерно часто упоминаемое сегодня знание жизни, которое, по правде говоря, само собою вытекает не только из подразумевающейся писательской честности, но также и — профессиональной потребности нашего ремесла, то есть — проникновенье в жизнь, что иная его страничка кажется пригоршней неостылого житейского вещества, выхваченного из глубины тогдашней действительности. В связи с этим было бы важно еще раз раскрыть замечание Ленина о сильнейшей разоблачительной стороне толстовского творчества, которою является его «самый трезвый реализм, срыванье всех и всяческих масок».
Леоновские мысли, наблюдения, обобщения одухотворены мощной духовно-нравственной энергетикой: "Подобно общеизвестной трагической проблеме Гоголя, существует проблема Толстого: в ней и лежит разгадка — от жизни или, напротив, к жизни уходил Толстой из дому за полторы недели до кончины...
Можно спорить, в какой степени правомерно столь вольное толкование ведущей толстовской темы. Но даже в ту, насквозь скорбную неделю, ровно полвека назад, пока еще не завяли цветы на свежей толстовской могиле, настолько расходились мнения современников о нем, что в один и тот же день погребенья Гауптман провозгласил Толстого величайшим христианином, а Метерлинк — величайшим атеистом века: единственно правильное в обоих суждениях — эпитет. Тем более, на мой взгляд, потомок имеет право на самостоятельное понимание явления, предстающего ему во весь рост без досадных подробностей и в полувековой дальности, — пусть даже на толкование запоздалое и, верно, столь же несовершенное!"...
Как мы видим, Леонид Леонов глубоко и многогранно исследует сложнейшие, противоречивейшие вопросы и проблемы: "Итак, он был вполне сыном Земли, Лев Толстой, упорный труженик и гордец, который в полную нагрузку принял на свои плечи добровольное и пленительное бремя борьбы и тревоги за людей; и не следует считать зазорным недостаток, если подобные Толстому, при своем росте, не в меру часто достают головою небо. По его собственным словам, он принадлежал к тем людям, которые «может быть, и рады были бы не мыслить и не выражать того, что заложено им в душу, но не могут не делать этого, к чему влекут их две непреодолимые силы: внутренняя потребность и требование людей». Великий художник, он в то же время был ненасытного жизнелюбия человек, который в пятьдесят лет уселся за изучение древних языков ради ознакомления с первоисточниками общеизвестных истин. Всякий звук жизни вызывал гулкое эхо в его душе, ничто не ускользало от его нетерпеливого и деятельного внимания — философия истории, сословная архитектура государства, задачи педагогики и воспитания, смертная казнь, голод в Поволжье, деньги и землевладение в России, духоборческая эпопея, вопросы веротерпимости, бессмертия, любви и воли. Игрой политической оказии подвернувшийся в 94 году обменный визит русских и французских моряков вызывает у Толстого обобщенный саркастический отклик на целых три печатных листа. Все касается гения в его эпохе, всякое явление стремится он уложить в логический и моральный чертеж, чтобы высказать ему приговор или оправдание. Он пашет землю, кладет печи и шьет сапоги для высшего познанья через мускульное ощущенье, которое для писателя неизмеримо важнее знания книжного, а тем более понаслышке. Даже во внешнем облике его сквозят знакомые и вечные черты другого, столь же ненасытного исследователя жизни Леонардо, который вот так же шествовал по своей эпохе, вызывая завихренье творческой мысли вокруг себя"...
********************************************************************************************
***********************************************************************************************
..."Вечные вопросы" требуют новой идейно-духовной и художественной трактовки каждого этапа развития жизни, культуры, искусства. Настоятельную, неизбежную потребность перемен почувствовал гениальный Л. Толстой: "Поэзия народная всегда отражала, и не только отражала, предсказывала, готовила народные движения...": он скептически настроен по поводу дворянской оппозиционности: "Что может предсказать, подготовить поэзия нашего паразитного кружка?". Л. Толстой раскрывает специфику "литературы народа", связывает народность её с воплощением нравственного идеала: "Литература народа есть полное, всестороннее сознание его, в котором одинаково должны отразиться как народная любовь к добру и правде, так и народное созерцание красоты в известную эпоху развития"...
Из леоновского "СЛОВА О ТОЛСТОМ":Творческая лаборатория Толстого раскрывает нам поучительный опыт поистине великанских — как свершений, так и заблуждений, уводивших его порою от эмоциональной пушкинской традиции к рационалистической проповеди, тем уже опасной для художника, что она схоластическим умозрением подменяет критическое наблюдение действительности. И на эту проповедь была истрачена половина жизни поразительного художника, который повелением пера внушает читателю любое из спектра человеческих чувств — всегда с оттенком наивного, как при чуде, удивления, — оно неслышно преобразует человеческую душу, делая ее стойче, отзывчивей, непримиримей к злу. Не за то ли благодарны мы Толстому, что он дал нам силу и право презирать и отвергать Каренина; вместе с Наташей волноваться у постели раненого жениха; плакать от гордого восхищения перед подвигом Тушинской батареи; возмущаться фальшью и преступным равнодушием сословного судилища над Масловой, их же безвинной жертвой; вместе с Левиным жадно испить сладкой усталости в знаменитой сцене покоса; навечно и благодарно запомнить зрительное и нравственное потрясение от той, на пределе мастерства исполненной разоблачительной встречи простертого на Аустерлицком поле Болконского со своим кумиром, осуществляющим истребление жизни? Все эти сцены наполнены трепетом подлинной жизни, и не этого ли глубинного проникновения в человеческую душу, продиктованного уважением к всегда неповторимой человеческой личности, так недостает подчас нынешней литературе?.. К какому же методу, из испробованных Толстым, надлежит обращаться современному художнику слова для скорейшего и надежного воздействия на читательское сердце; каким плугом и на какую глубину выгоднее поднимать слежавшийся душевный пласт, чтобы не обесплодить его еще до засева зерном под завтрашний урожай?
Кресло Толстого стоит пустое. В мировой литературе, в нашей нынешней также, некому пока сравниться с Толстым. Может быть, не в том и была наша задача, чтобы немедленно и до конца изъяснить открывающуюся новь, наполненную вспышками молний, содроганиями тверди, грохотом исполинской ломки. Порой бумага тлела в наших руках! Не в том ли заключалась обязанность наша, чтобы пронести пламя отечественной литературы сквозь бурю величайшего преобразования, довести до сведения потомков — как же свершалось все это. Еще не одно поколение литераторов впереди займется изображением баснословных дней и подвигов минувшего полувека, после которого иначе стали выглядеть людские души и поверхность этой страны.
На смену нам придут замечательные творцы слова, и один из них объединит в своем сердце предания молвы народной, новую, социалистическую человечность, материальные завоевания обновленной цивилизации, и это даст ему силу подняться в толстовскую высь, откуда видна будет с полета исправленная и дополненная карта мира и еще — как прожитая нами трудная эпоха вписывается в большой поток человечества.
В нашей литературе ясно различима черта, до которой нет Толстого и после которой все в нашей духовной жизни содержит след его творческой мысли. Как бы ни были богаты наши деды, создавшие нам историю и язык, заложившие основу материального бытия, мы богаче их: во всех нас есть хоть по крупинке от Толстого. Вот пример взаимодействия Родины и Гения, который посредством врученного ему дара прославил ее всемирно и через это сам стал Львом Толстым, которого ныне славит мир!" (продолжение следует)
