XVIII век можно считать веком философии – именно в этом столетии созданы философские школы, которые теперь принято именовать – классическими. 19 век – это век науки, в нем были открыты фундаментальные принципы, на которых стоит современная наука и техника.
ХХ же век сделался веком войн. Причем не только из-за пролитой в сражениях крови, но и из-за прорывов военной науки и техники, наконец, восприятия войны, как культурного феномена. Поражает просто чудовищный прогресс, совершенный военной и военно-технической мыслью всего за одно столетие. Такого не было прежде, такого не наблюдается и в ХХI веке. Например, еще в начале ХХ века встречался вполне официальный военный термин «стратегическая конница». К его завершению это сочетание слов могло вызывать лишь недоумение и смех. «Что, неужели такое было?!»
Да, к началу нового тысячелетия эпитет «стратегические» могут носить лишь ракетно-ядерные силы. А между конницей и ракетами уместилась жизнь еще двух видов оружия, каждое из которых сыграло роль стратегического. Танковые войска, рождение, могущество и увядание которых прошло исключительно в ХХ веке. После них ни один из видов сухопутных сил на роль вершителя судеб войны более не претендовал. Да, танковые войска есть и сейчас, но их роль отошла исключительно на тактический, в лучшем случае – оперативный уровень. И главное - прежнее их стратегическое использование, породившее в свое время концепцию сухопутного блицкрига – глубокий прорыв крупных танковых сил, более не рассматривается. Положение танков вернулось к началу их истории – к составной части общевойсковых соединений с полной потерей былой самостоятельности, которая и делала их стратегическим оружием. В роли «бога войны» побывали и тяжелые бомбардировщики дальнего действия. Они и по сей день имеют статус стратегических, но их положение среди остальных носителей ядерного оружия – лишь подчиненное. Они предназначены для решения узкого круга специальных задач.
К середине ХХ века было создано оружие тотальной мощности - ядерное, что сделало победу в войне из плода науки и военного искусства – исключительно делом случая. Теоретически, больше шансов победить имеет тот, кто первым нанес удар, но абсолютная гарантия, разумеется, отсутствует. С другой стороны, цена поражения – невероятно высока, что удерживает все страны от применения ядерного оружия с момента его создания. Страх перед ядерной войной заставил отыскивать способы максимальной безопасности от внезапного применения атомного оружия. Этого можно было достичь лишь максимально возможным контролем за основными пространствами, из которых удар мог быть нанесен за воздушным пространством и океаном.
Со временем возникла мысль соединить эти системы с оказавшимся в тени ядерного т.н. «обычным» оружием. Это стало рождением высокоточного оружия и соответствующего ему поколения войн, которые отечественный военный теоретик В. Слипченко назвал «Войнами шестого поколения».
Таким образом, применительно к военному делу, ХХ век завершился изобретением двух тотальных вещей, воплотившихся в два вида тотального оружия – оружие тотального разрушения (ядерное) и оружие тотального контроля (высокоточное). Причем если в первом мы держали знаменитый паритет, юридически выраженный в т.н. «Концепции ядерного сдерживания», то во втором мы безнадежно отстаем. Исходя из чего В. Слипченко рекомендует как можно быстрее сокращать отставание и достигать паритета по высокоточному оружию, в частности – с США.
Что такое догоняющее развитие в области военной техники? Это – пресловутая «гонка вооружений», которую наша страна не смогла выдержать, даже имея прочную научную и промышленную основу. Что же говорить о нынешнем моменте, когда отечественная наука практически уничтожена?! Ввязывание в эту гонку будет идеальным подарком лишь для наших противников, давно жаждущих повода милитаризации своей экономики. Мы же окажемся в положении постоянно отстающих, а, значит, будем без всякой пользы разбазаривать огромное количество ресурсов, при этом не создавая нечто новое, но бесконечно повторяя уже созданное кем-то. В случае войны этот принцип окажется губителен, ибо побеждает тот, кто хотя бы на полшага опережает соперника. На вооружение нельзя смотреть, как на игрушку. По принципу: «Если есть у другого, значит, должна быть и у меня!». Оружие – это, прежде всего, инструмент победы. Значит, для его создания требуется концепция победы.
Итак, посмотрим, сможем ли мы победить в настоящем мире с военной точки зрения. Как показал генерал В. Слипченко, в настоящее время главенствует высокоточное оружие, то есть – оружие контроля. Победить противника в этом случае можно лишь отобрав у него полностью или частично контроль за теми стихиями и пространствами, которые он ныне (извините за каламбур) контролирует. Сделать это возможно, опередив противника в технологиях высокоточного оружия, что в реальности трудно достижимо (или вообще недостижимо), о чем я писал ранее. Но есть и еще один вариант – попробовать для победы воспользоваться теми пространствами, контроль над которыми противник пока еще не захватил, либо установлением контроля над которыми он пренебрег. Этот путь много более перспективен, ибо в направлениях, куда устремится наша техническая и военная мысль, противник будет таким же новичком, как и мы. То есть мы окажемся с ним на равных.
Здесь речь идет уже об иной философии войны, войны партизанской, начало которой положил немецкий геополитик Карл Шмитт. Партизанские войны велись и в прошлом, но сейчас настало время оценить партизанскую войну на качественно новом уровне. Ибо из удела отдельных смельчаков-одиночек партизанская война становится достоянием государств, даже шире – целых цивилизаций. Причем, если партизанские войны прошлого носили в основном оборонительный характер, то ныне нам придется задуматься о высокотехнологичной наступательной партизанской войне. Попробуем дать определение партизанской войне.
Партизанская война – ведение боевых действий небольшими самоорганизованными группами в пространствах, слабо контролируемых противником. Какие же пространства контролируются слабо? Во-первых, это те пространства, в которых тотальный контроль невозможен по технологическим причинам. Это – космос, глубины океана и подземная среда, которые могут быть освоены с помощью глубоководных подлодок, воздушно-космических самолетов и подземных ракет, прообразы которых уже были созданы в нашей стране. Во-вторых, это – пограничные пространства, лежащие в местах контакта разных стихий. Прибрежное морское пространство, околоземное воздушное пространство. Конечно, в этих областях контроль не отсутствует вовсе, он лишь ослаблен, потому боевая техника, действующая в них, должна обладать высокой мобильностью. Экранопланы, соединения боевых вертолетов, - им предстоит совершить ту же эволюцию, которую совершили танки в ХХ веке – уйти от связи с низкомобильными сухопутными войсками и научиться действовать самостоятельно. Приобрести собственные пехотные силы и освоить взаимодействие с авиацией - единственной силой, способной оказывать поддержку вертолетным войскам.
Но самым уязвимым пространством постмодернистской цивилизации является все-таки город-мегаполис. Его сердцевина – это массы социально и национально разобщенных людей, множество легальных и нелегальных мигрантов, чей язык и чьи привычки чужды коренным жителям. По большому счету этих разрозненных людей сплачивают во что-то более-менее целостное лишь средства массовой информации. Таким образом, население мегаполиса представляет из себя толпу, ведущую себя по законам психологии толпы, открытым когда-то Густавом Лебоном. Толпа не способна на какое-либо обдуманное действие, зато очень склонна к панике. Местность, прилегающая к мегаполису, обычно не способна обеспечить город всем необходимым. Отсюда – растянутые и плохо охраняемые коммуникации, которые можно с успехом перерезать. Если, к примеру, осада средневековых городов длилась годами, блокада Ленинграда во II Мировую войну – 900 дней, то современный город капитулирует от одной лишь угрозы блокады. Его автономность – ничтожна, использовать в качестве заменителей съестных припасов в настоящее время практически нечего (ибо даже вместо кожи чаще всего используется кожзаменитель). Отапливать жилье древесно-стружечными плитами также невозможно, к тому же в современных городах отсутствует печное отопление. Таким образом, современный город – идеальное пространство для действия боевых групп. Боевая техника и оружие, давно переставшее быть эффективным на поле боя (например – бронеавтомобили) может оказаться очень успешным в условиях густо населенного города, если, конечно, будет туда доставлена.
Разумеется, партизанские войны случались и прежде. Но они имели одну особенность – велись лишь на собственной территории оккупированной противником и редко выходили за ее пределы. Потому объектами нападения могли быть лишь тыловые силы противника и органы его военной администрации, при этом его духовные, интеллектуальные, промышленные и т.д. центры оставались недоступны для действий партизан. В глубоком тылу противника работали лишь специально обученные разведчики-нелегалы. Причиной этому была национальная и культурная однородность на территории противника, при которой чужака, не знающего местных привычек и обычаев, было легко обнаружить. Теперь же ситуация изменилась почти что на прямо противоположную. Террористические акты, совершаемые разными силами, говорят о начале новой эры войн, в которой действующей стороной может быть не только государство, но и подпольная организация. Границы, прежде казавшиеся непреодолимыми, например – океанские, теперь играют прямо противоположную роль. Ведь в портовых городах – наиболее пестрое, разноязыкое население, среди которого проще всего затеряться. В своих интересах участники войны могут затянуть официальное вступление в войну, действуя на территории противника нелегальными боевыми группами, связанными между собой надежными системами связи. Вступление в войну случится лишь тогда, когда противник начнет терпеть поражение. Разумеется, такие методы ведения войны всячески осуждаются. Это не удивительно, ведь осуждалось когда-то и огнестрельное оружие, как «варварское и антигуманное», осуждался пулемет, а ядерное оружие осуждается до сегодняшнего дня, что не мешает его существованию. Да и химическое оружие упразднено вовсе не за «антигуманность», а за низкую эффективность в сравнении с современным обычным оружием.
Можно представить себе и боевую тактику будущей городской партизанской войны. Сначала – боевые действия на коммуникациях города, что распылит антипартизанские силы противника. Затем – выведение из строя стратегических городских объектов, что породит панику и создаст условия для окончательного удара – по административным центрам. «Классическая» партизанская война неизбежно будет сочетаться с войной информационной – распространение информации, порождающей панику. Что будет усиливать эффективность партизанских действий. Такие технологии стали доступны в наше время, и некоторые мыслители уже говорят о чисто виртуальной, информационной войне как войне будущего. Допустим, значение информационной составляющей будет возрастать. Но все равно будет необходим посредник между виртуальным и реальным мирами, то есть – вооруженный человек. В абсолютно виртуальной войне и результат будет лишь виртуальным, за который войны вестись не могут. Вооруженные силы «старого» образца будут с наступающей стороны – способствовать действиям боевых групп через обеспечение связи, снабжение, а в некоторых случаях – и огневую поддержку. Для этого могут быть эффективны мобильные малозаметные средства, т.е. действующие в слабо контролируемых пространствах – от воздушно-космических самолетов до вертолетов и подземных ракет включительно. Этими же средствами могут доставляться и сами боевые группы. Пехота вертолетных войск и воздушно-десантные войска вообще должны представлять из себя именно слаженное множество отдельных боевых групп. В случае с применением сил, действующих в слабо контролируемых пространствах, «классические» вооруженные силы должны прикрывать их развертывание и закреплять результаты их действия. Таким, к примеру, может быть взаимодействие между авианосно-ударными группами и соединениями экранопланов. Или между общевойсковыми дивизиями и вертолетными боевыми группами. Или между обычной и воздушно-космической авиацией. Хуже придется обороняющейся стороне. Ее «классическим» вооруженным силам придется предпринимать тщетные попытки пресечь боевые группы противника и его силы, действующие в слабо контролируемых пространствах.
Противопоставить глобальной партизанской войне в современных условиях по большому счету – нечего. Можно лишь сократить слабо контролируемые пространства, в первую очередь – мегаполисы, изменив в целом систему расселения и сделав приоритетными населенными пунктами – малые города. Создание экранопланов, мобильных вертолетных войск, воздушно-космической авиации и т.д. будет не только усилением наступательного потенциала, но и организацией обороны в соответствующих пространствах. Разумеется, народам, считающим себя на данный момент почти полными победителями, тактика глобальной партизанской войны ни к чему. «Болезнь» победителя – это любовь к тому, чтоб покрасоваться своим оружием, символизирующим мировую власть. Авианосцы, самолеты-гиганты, громоздкие танки вполне для этого подходят. Глобальная партизанская война по своей сути – это война реванша, и потому ее теория и практика необходима народам, которые желают реванш взять. Русский народ не смог сделаться «мировым буржуем», не был допущен и в «мировые пролетарии», и для него осталась лишь одна участь – стать «мировым партизаном». Поэтому именно русскому народу предназначена и теория глобальной партизанской войны, которая, в принципе, может вестись народом даже при потере им своего государства.
