Представление о роли собственной страны в мире — важная часть идентичности любого народа. Вопрос о геополитической миссии России сегодня, на фоне событий в Сирии, становится все более актуальным. Однако, есть все основания полагать, что российская элита вовсе не горит желанием видеть Россию как одного из ключевых международных игроков. Можно вспомнить, что идея "нормальной страны вместо сверхдержавы" была одной из мантр развала СССР. Именно она казалась столь привлекательной советской интеллигенции. Да и сегодня российские либералы не устают призывать к отказу от державных амбиций в пользу хороших дорог и честных чиновников, которые якобы сразу же откуда-то возьмутся после этого признания себя "нормальными".
В ситуации нынешней геополитической нестабильности мысль об отказе от своей миссии для России крайне опасна. Призывы держаться в стороне от "Большой игры" и заниматься лишь внутренними проблемами в долгосрочной перспективе являются стратегией слабого. Который, рано или поздно, окажется перед фактом, что он все равно в этой игре участвует — но уже не в качестве субъекта, а в качестве объекта, судьбу которого будут решать те, кто от своих амбиций не отказывается.
Казалось бы, об этом нет поводов беспокоиться — еще в "Мюнхенской речи" президент Владимир Путин ясно дал понять, что Россия себя видит одним из ключевых субъектов мировой политики и уходить никуда не собирается. Но, кроме президента, в стране есть элиты. И их мотивации иные. Снижение международных притязаний страны и народа — безусловный успех для их геополитических конкурентов. Кто сегодня поддерживает эту идею и что ей можно противопоставить?
Элиты без миссии
Недавно было опубликовано исследование экспертов Валдайского клуба "Российские элиты-2020". В данном проекте уже на протяжении многих лет изучаются взгляды представителей властных структур, политических объединений, бизнеса — тех, кто влияет или будет влиять на политическую повестку дня в стране. Авторы отмечают тренд, который не может не вызывать разочарования горизонтом мышления респондентов — с каждым годом все большее их число полагают, что национальные интересы России по большей части должны быть ограничены только нынешней ее территорией. На 2012 год такое мнение имеют 60% опрошенных. Если в середине 2000-х годов половина респондентов считала, что сфера национальных интересов России включает территорию СНГ, то к 2012 году количество таких ответов упало до 15%. Приграничные страны считают сферой интересов России сегодня 14%. Всё меньше и число сторонников концепции, которая предполагает, что сфера российских интересов распространяется почти на весь мир — это лишь 11% .
Авторы доклада отмечают как тренд: с течением времени все меньше респондентов считают, что сфера национальных интересов России шире ее государственных границ. Более того, динамика изменений ускоряется с течением времени: самое резкое снижение численности сторонников "широкого" определения сферы национальных интересов пришлось на период между 2008 и 2012 годами. При этом, чем младше респонденты, тем уже они определяют сферу национальных интересов страны.
"Соответственно, можно предположить, что постепенно геополитические амбиции, унаследованные от советского прошлого, сменяются более трезвой оценкой существующего положения сил на международной арене. Все больше людей считают, что Россия фактически утратила статус мировой державы и должна сосредоточиться на решении внутренних проблем", — пишут эксперты Валдайского клуба, подчеркивая, что наблюдаемые тенденции к снижению геополитических амбиций элит в значительной мере расходятся с декларируемыми претензиями России на одну из ведущих ролей в международных отношениях. После "Мюнхенской речи", задекларировавшей, что Российская Федерация претендует на статус одного из ключевых акторов мировой политики, Россия неоднократно это уже подтвердила — в южноосетинском конфликте, в реализующемся проекте Евразийского союза, в нынешней жесткой позиции недопущения военной агрессии в Сирии.
Как же все это может сочетаться с вышеописанными настроениями элит? Эксперты объясняют это тем, что сейчас вопросы внешней политики курируют представители старших поколений, которые "по советской инерции" склонны более широко рассматривать сферу национальных интересов России. А им на смену идут молодые прагматики, которые полагают, что Россия должна сосредоточиться на решении внутренних задач.
При этом, в то время, как количество сторонников широкого определения сферы национального интереса России падает, по данным доклада, увеличивается число людей, считающих военную силу ключевым фактором международных отношений. В исследовании нет иллюзий относительно либеральных настроений элиты — большинство является сторонниками вертикали власти и достаточно авторитарных методов в политике. Кроме того, в настроениях элит высок уровень антиамериканизма. Вроде бы это какое-то несовместимое сочетание. Авторы исследования делают вывод, что такие элиты рассматривают существующую российскую внешнюю политику не как геополитическое мессианство, а как стремление устранить потенциальные внешние угрозы путем повышения авторитета страны, а также обеспечить защиту национальных интересов, особенно в приграничных районах. И что со временем "в основу проводимой политики ляжет более рациональный подход, и представители внешнеполитической элиты будут руководствоваться, в первую очередь, национальными интересами страны, рассматривая внешнюю политику, скорее, как инструмент их защиты, а не способ реализации амбициозных геополитических планов".
Другими словами, элиты чувствуют, что вокруг России — вовсе не друзья и соратники, и что свои интересы нужно как-то защищать. А вот понимания, что выстраивание стратегий только защиты, без стратегии рывка и экспансии — это позиция проигрывающего, у них нет. Или есть, но они считают соотношение "прибылей и убытков" для такого проекта не в свою пользу. Подобная позиция стратегически бесперспективна — пусть даже российского оборонного ресурса и в будущем хватит для того, чтобы избежать любых прямых посягательств на ее территории, если Россия прекратит отстаивать свои интересы в других регионах, ее просто медленно и вполне мирно "выдавят" со всех территорий, где она ранее имела влияние.
"Стать как все"
Истоки подобных настроений российской элиты следует искать в недавнем прошлом. Концепция "нормальная страна вместо сверхдержавы" была ключевой для оправдания распада СССР в глазах интеллигенции. Вот как это описывает в своей книге директор Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин: "К середине 1980-х годов не только интеллигенцией, но и широкими кругами общества овладело стремление открыться внешнему миру и "жить в нормальной стране". Общее стремление "стать нормальной страной", "стать как все", естественно, поднимало вопрос о том, что такое "нормальная страна" и "кто есть все"… Либеральная интеллигенция мечтала, чтобы Россия, перестав быть советской, стала "нормальной европейской страной". Диапазон моделей простирался от Германии (как исторически и эмоционально наиболее близкого примера) до Швеции или Швейцарии (как наиболее желательного)".
Сегодня очевидно, сколь наивны, если не сказать, безумны, были чаяния этих "широких кругов". Впрочем, и сегодня как в России, так и на Западе кто-то еще надеется на подобные сценарии. Эксперт European Council on Foreign Relations (ECFR) Яна Кобзева недавно написала: "После окончания "холодной войны" многие думали, что Россия превратится в большую Польшу и надо просто помочь ей с демократическими реформами". И оказались разочарованы тем, что Россия превратилась во что-то другое, а точнее — вернулась вновь к притязаниям на независимое поведение, несмотря на не вызывающий на Западе сомнения проигрыш в "холодной войне".
Для кого-то в России подобный отказ от геополитической миссии мирового масштаба был философией, потому что в полном соответствии с духом постмодерна "большие смыслы" должны закончиться и должен был наступить фукуямовский конец истории. А всякая мировая миссия по определению — тоталитарна (разумеется, за одним исключением — кроме миссии демократических перемен).
Другие действительно ограничили уровень своего мышления рациональным и правильным, как им кажется, прагматизмом. Зачем нам миссия, когда есть торговля, военное сотрудничество и прочая конкретика. И вообще, у нас нет врагов, у нас кругом "партнеры". Увы, хотя такое мышление не является каким-то демоническим предательством национальных интересов, оно ущербно в силу своей ограниченности.
Ложная дилемма и те, у кого ее нет
Вообще, постановка вопроса "или мировая миссия, или нормальная жизнь", вот это "или-или" — типичный пример ложной дилеммы, когда нужно выбрать из якобы несовместимых вариантов. И здесь включается аргумент — ну, вы же не хотите вместо хороших дорог, разнообразия товаров и вообще благополучной жизни вновь жить в нищете, но зато с ракетами и рассказами миру, какое будущее надо строить?
А вот другие государства, эксперты которых столь часто объясняют России необходимость отказа от претензий на самобытность и самостоятельность, вовсе не считают нужным ограничивать такими дилеммами себя. Особенно смехотворно тезисы о необходимости отказа от "сверхдержавности" выглядят на фоне действий и деклараций США. Самый большой в мире военный бюджет, бесконечные заявления о том, что уговорами или силой, но демократию мы будем нести всюду так, как сами хотим, военные кампании… США не собирались и не собираются отказываться от мессианства.
Прекрасный пример — реакция в американской прессе на недавнюю статью Владимира Путина в газете "Нью-Йорк Таймс", где он, в частности, написал: "Президент США предпринял в своей речи попытку обосновать исключительность американской нации. Проводимая США политика, по словам президента США, "отличает Америку от других". "Вот что делает нас исключительными", — прямо заявил он. Считаю очень опасным закладывать в головы людей идею об их исключительности, чем бы это ни мотивировалось". После чего в газете "Вашингтон Пост" появилась публикация "Yes, Vladimir, America is exceptional" ("Да, Владимир, Америка — исключительна"). В которой автор поддерживает мысль Обамы, приводит многочисленные цитаты о "сияющем граде на холме" и о том, что "американские ценности, зафиксированные в Конституции США, в законах, в демократических практиках и вере в равенство и свободу, — исключительны". А главное, именно эта исключительность дает США полное право вмешиваться в любые ситуации, где нарушаются права человека, в том числе сейчас — провести военную атаку в Сирии. И финал: "Yes, Mr. Putin, you can call that American exceptionalism. I like it a lot better than the Russian kind". ("Да, мистер Путин, мы называем это американской исключительностью. И мне она нравится гораздо больше русской"). А сейчас свой ответ Путину в виде статьи готовит сенатор Джон Маккейн — и нет сомнений, что метафоры станут еще ярче.
Партнеры с большими планами
Другие наши геополитические конкуренты формулируют свои цели более тонко. На днях, в ходе визита в Казахстан, состоялось выступление председателя КНР Си Цзиньпина в "Назарбаев Университете", посвященное проводимой Китаем в отношении Центральной Азии внешней политике, одним из главных направлений которой является формирование "экономического коридора Шелкового пути". Директор Исламабадского института стратегических исследований Инамул Хак отмечает, что "инициатива председателя КНР свидетельствует о том, что Китай будет оказывать на процесс развития центральноазиатского региона все более значительное стимулирующее воздействие".
Китайское агентство Синьхуа задало вопросы ряду российских экспертов о том, как они оценивают данную инициативу. И получило весьма положительные комментарии. Например, такие : "Следует понимать, что современная Россия — не фабрика XXI века. И Казахстан — не фабрика XXI века. И США — после самовывоза 70% промышленного потенциала больше — не фабрика. Необходимые развитию технологические циклы в полноте есть только в Китае и в Германии. Сотрудничество Китая со странами ЦА просто констатирует эту данность. И только Китай может выступить патроном развития государств ШОС не одними кредитами, но технологиями, и, самое главное — педантичной требовательностью к скрупулёзному исполнению программ развития, так как паразитические настроения части элит России и стран ЦА опасно велики: дайте денег, мы уедем в Лондон, а вы воюйте сами… У КНР есть на это силы, есть социальные технологии и есть грамотная молодёжь, способная руководить и контролировать ход практического выполнения программ развития на всех уровнях иерархии — сидя не только в столичных кабинетах".
Понятно, что эксперты констатируют реальность. Но при всей декларируемой дружелюбности, очевидно, что Китай рассматривает центральноазиатский регион как зону своих, а вовсе не российских, интересов. Так, во время упомянутой встречи в Астане Си Цзиньпин рассказал историю Ли Юанькана — китайского гражданина, который спустя много лет нашел свою мать, живущую в Алматы. Любые истории в ходе государственных визитов не звучат просто так, особенно на Востоке, и даже сам Ли Юанькан предположил, что "Возможно, председатель Си рассказал о моей истории для того, чтобы подчеркнуть важность дружественных контактов между народами Китая и Казахстана". И не просто контактов — а родства и необходимости исторического воссоединения.
Права человека как инструмент влияния
Не собираются отказываться от своей миссии и европейцы. Сформулированная социальным философом Юргеном Хабермасом, она, безусловно, отличается от миссии США, и даже изначально предполагалась как оппонирующая ей в момент иракской кампании. В ее основе — права человека, секуляризация, приоритет государства по отношению к рынку, социальная солидарность, доминирующая над чисто производственными достижениями. А также отказ от практик доминирования — скепсис в отношении всесилия техники, осознание парадоксов прогресса, отказ от права более сильного, ориентация на сохранение мира в свете “исторического опыта утрат”.
На деле, конечно, все шло и идет не так гладко: евроконституцию принять не удалось, мультикультурализм буксует, европейцы во многом несамостоятельны, порой, до вопиющих примеров, как в случае с посадкой самолета Эво Моралеса и весьма умеренной реакцией на откровения Сноудена. Но риторика не меняется. "Восточное партнерство" имеет своими задачами расширение ареала влияния ЕС. И, в целом, ЕС пытается позиционировать себя как геополитического субъекта с уникальной цивилизационной идентичностью, которую считает вполне вправе (если не силой как США, то моральным давлением) продвигать в другие государства. И делает это далеко не всегда вежливо — в бесконечных декларация ОБСЕ, заявлениях немецкого Бундестага, не говоря уже о высказываниях отдельных европейских политиков, европейцы постоянно пытаются указать России, что она должна делать, какие законы принимать и так далее.
Заметим, что все упомянутые мировые игроки не сомневаются, что их геополитическое мессианство вполне совместимо и, более того, неразрывно связано с благополучием их граждан. И если на фоне всех этих вполне реальных амбиций близких и далеких соседей большая часть нашей элиты не видит смысла отстаивать интересы России, даже на территории СНГ, о какой безопасности и суверенности вообще можно говорить?
Интуиции державности
В отличие от элит, население России имеет другое мнение. Очень интересные результаты два года назад получили Институт социологии РАН и Фонд Эберта в своем исследовании "Двадцать лет реформ глазами россиян". Уже 15 лет остаются стабильными представления о том, какая идея могла бы объединить российское общество. Лидирует бессменно идея единения народов России в целях ее возрождения как великой державы, далее идут: идея России как правового государства и идея объединения народов для решения глобальных проблем, стоящих перед человечеством. Можно считать такие воззрения россиян наивными или ностальгическими, но получается, что, несмотря на свой критический и даже порой пессимистичный взгляд на настоящее России (а в том же исследовании самое распространенное по частоте переживания чувство у опрошенных — чувство несправедливости всего происходящего вокруг, его испытывают более 90%. Более того, 34% опрошенных постоянно, а 38% — иногда испытывают желание "перестрелять всех взяточников и спекулянтов, из-за которых жизнь в стране стала такой, какова она сейчас"), в качестве идеала они видят сильную страну, где главенствуют закон и справедливость, которая заботится не только о своих гражданах, но и помогает создавать мирное и уверенное будущее для всего мира.
Социологические опросы вновь и вновь показывают, что россияне гордятся достижениями России в мировых масштабах, такими, как победа над Гитлером и полет Юрия Гагарина. Именно державой, а не просто "нормальной страной", они хотят ее видеть и сейчас — недавний опрос ВЦИОМ показал, что к 2020 году россияне хотят видеть свою страну великой процветающей державой (43%, остальные факторы — уровень жизни, стабильность набрали лишь по несколько процентов).
То есть население России, по сути, гораздо более "мессиански" настроено, чем ее элита. Я присутствовала на презентации упомянутого выше доклада об элитах Валдайского клуба и задала авторам исследования вопрос: чем они объясняют подобное различие? По их мнению, народ рассматривает Россию во многом через нематериальную призму ее исторической миссии, в то время как элиты прагматически оценивают, во что им обойдется эта миссия, и полагают, что сегодня Россия не может себе позволить такую роскошь — на это нет ресурсов. Мобилизационные стратегии для нынешней элиты не привлекательны.
Но это означает, с другой стороны, лишь отсутствие "большого проекта России" в голове этой конкретной элиты. И если она не способна видеть Россию как государство-миссию и создать соответствующую концепцию этой миссии, привлекательную в мировом масштабе, то значит, это должна будет осуществить другая элита. С другими горизонтами мышления. А настроения россиян — это тот потенциал, который она могла бы использовать как мандат доверия.
Жан-Сильвестр Монгренье, доктор геополитики и научный сотрудник Института Томаса Мора, говорит, что сегодня "Путинская Россия не размахивает над головой знаменем возвышенных представлений о человеке и его отношения к космосу. Таким образом, ее нельзя считать носителем некой вселенской миссии,.. "белой Мекки", то есть политического и идеологического центра консервативной философии". А ведь такую "Россию с миссией" ждут в мире многие.
Думается, именно отсутствие собственной "большой идеологии" и псевдоэффективный прагматизм хаотического "решения проблем по мере их поступления" без единой стратегии становятся сегодня опасностью для будущего России. Отсутствие миссии и соответствующей государственной философии вовсе не делает нас "нормальной страной", а наличие — отнюдь не противоречит построению экономического и социального благополучия, и не означает бездумной лояльности любым действиям и ошибкам власти.
И этот тот случай, когда "информационное оружие", вирусная идея, работает спустя много лет после ее запуска, а ее проводниками являются вовсе не внешние враги или чьи-то агенты. А просто люди, масштаб которых не соответствует масштабу государства, в котором они родились.
