Виктор Боченков. По голгофским русским пригоркам. Статьи о писателях. СПб.: Алетейя, 2021 - 456 с.
Что заставляет человека браться за перо, приступать к написанию книги? Желание поделиться размышлениями, увлечённость темой, которая нуждается в выходе, стремление к просветительству? В современных реалиях побудительных мотивов много, за исключением одного – желания заработать. На пальцах одной руки можно пересчитать тех пишущих, кто в состоянии прокормиться писательским трудом.
Но что бы ни двигало пишущим, книготворение увлекательно тем, что это область, где можно совершать открытия, пойти нехожеными дорожками, испытать чувство истинного творчества! И у читателя – радость открытия, зачастую там, где, казалось бы, всё изведано.
Именно открытия ждут читателей книги «По голгофским русским пригоркам». Имя её автора, Виктора Боченкова, широкой публике не ведомо, но оно хорошо известно тому узкому, буквально избранному, кругу, кто интересуется историей, культурой Руси. Виктор Вячеславович – один из ведущих исследователей русского старообрядчества XIX–XX веков. Данное издание отчасти посвящено этой теме, которая представлена очень разносторонне, автор показывает, как вера, приверженность канонам влияло на жизнь не отдельных людей, а страны. Но не только ей одной. Кроме того, это сборник литературоведческой эссеистики, а не научное исследование.
Открывает издание статья «Мятежный пастырь, книжник дикий» (слова из стихотворения Ярослава Смелякова). Подзаголовок поясняет, о чём она: «Протопоп Аввакум и русская современность». Чтение притягивает сразу – даже не с первых страниц, а с первых слов. Первая статья название главы - «Два пророка». Исследователи книжного рынка, социологи сообщают, что в России попросту гигантский спрос на литературу, связанную с пророчествами, угадыванием будущего… Но здесь в пророках не экзотические дамы с магическими шарами и разложенными картами Таро. Пророки – это Аввакум и Достоевский. Автор сопоставляет их вслед за известным русским филологом Юрием Селезнёвым, который показал, как близки два этих человека, вроде бы такие разные и далёкие.
В России не только поэт больше, чем поэт. Писатель – предвидец, прозорливец, он порой пером вычерчивает образы будущего. Старообрядчество и русская литература – тема неохватная. Начинаясь с аввакумовского «Жития…», с соловецких челобитных, она идёт, не прерываясь, дальше, вплетаясь в литературу чисто светскую. Старообрядческая тема не слишком звонкой нотой, однако звучит вскользь у Кантемира, у Ломоносова, у Радищева. В XIX веке она будет раскрыта другими писателями куда шире».
Говоря о протопопе Аввакуме, автор размышляет и о произведениях Достоевского, Ярослава Смелякова, Юрия Нагибина, Фёдора Абрамова... Статьи построены именно как размышления. О вере, о русской будущности, добре и зле, о страданиях и благодеяниях. Но в то же время повествование так насыщенно фактами, архивными документами, порой ещё и не введёнными в научный оборот, что, прочитав, ты словно прошёл академический историко-литературный курс. Энциклопедическими знаниями надо уметь владеть, чтобы стать не начётчиком, а именно наставником и просветителем, коим, даже по прочтении одной статьи или главы книги, признаёшь Виктора Боченкова.
Да, чтение это – не досуговое, не «книжка для времяпрепровождения в отпуске», не та, что лежит на тумбочке, чтобы перед сном раскрыть, да и погрузиться в дрёму. Она состоит из исследовательских работ, это глубокие интересные тексты-рассуждения, когда автор и тебя приглашает вместе подумать. То самое – ум хорошо, а два лучше. И ты во всём соглашаешься с писателем, с его убедительными доводами и умозаключениями. И с удовлетворением думаешь: как хорош этот ум!
«По большому счёту на земле имеет смысл только то, что созидает человечество в единую братскую семью, где каждому отводится своя задача, цель и предназначение», – с чем тут не согласиться?
Любая глава книги – авторское исследование. «Русский Гомер. Десять сокровищ Павла Мельникова (Андрея Печерского)», «Кто напишет Суздальский патерик? Об участии Льва Толстого в освобождении старообрядческих узников из тюрьмы Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря с семью постскиптумами», «По голговским русским пригоркам. Заметки на полях биографии Николая Клюева».
В статье «Мужество быть одиноким. Константин Воробьёв и его правда о человеке» Виктор Боченков пишет: «У поколения, к которому принадлежал Константин Воробьёв, было то, без чего вообще нельзя творить и чего нет у многих современных литераторов, даже известных, …что отсутствует во всех литературоведческих словарях. Без чего вообще нет Писателя. Была судьба». И далее – взгляд на судьбу как источник творчества, как камертон писателя-фронтовика.
Процитировав Константина Воробьёва: «Я не требовал наград за свои дела, потому что был настоящим русским», – автор заключает: «Здесь немного слов, но смысл их неисчерпаем и в них сущностная основа его творчества, одна из его непостижимых тайн: такие произведения, как например, "Крик", "Убиты под Москвой" в принципе невозможно написать за деньги, за награду, ради славы».
Вторая часть книги – диптихи: «Чешский», «Люксембургский», «Венгерский». Жанр путевых заметок не нов. Но в данном случае это познавательно-философские экскурсии человека, который идёт по местам, ему уже известным ранее по книгам, архивам. Автор посетил места, связанные с жизнью и деятельностью Ярослава Гашека и Божены Немцовой, Виктора Гюго, Гёте, венгерского писателя Мора Йокаи и художника Тивадара Чонтвари. Он на этом, уже прочерченном до него пути, совершает открытия, осмысляет то, над чем до него либо никто не задумывался, либо не смогли посмотреть под тем углом, под которым тайное становится явным.
Начиная ту или иную статью, автор не раскачивается, не набирает темп, не торопится. Его стиль – вертикальный взлёт. Быка – за рога. И окончание работы над текстом – тоже вдруг словно бы говорит: «Долгие проводы – лишние слёзы». Но при этом нет ощущения внезапности или незавершённости работы.
Каким бы начитанным ни был человек, открывший книгу Виктора Боченкова, он найдёт для себя много нового, неожиданного, оригинального. И насладится прекрасным русским языком.
