В середине прошлого, ХХ века, человечество узнало, что безнаказанно «внедрить» инородное тело в живой организм, невозможно. Успешно «вставленное» сердце, печень, почки и другие органы, немедленно подвергались атаки силами организма и вскоре отторгались, приводя его к гибели. Мудрые биологи и медики придумали различные подавители природного иммунитета организма, отторгавшего инородный орган. Это, в свою очередь, привело к ослаблению защитных функций организма, и существо с чужим органом, может умереть от простейшей простуды. Имплантированные стали малопригодными для нормальной жизни. Нечто похожее происходит и с современной Россией. В 1991 году, ей сделали насильную пересадку западных органов, в виде возвратного капиталистического строя и системы управления, основанного на инородном Магдебургском праве. Социально-политический строй оставим без рассмотрения, а вот заморское государственное право, уместно исследовать повнимательнее. Его внедрение произошло без какого-либо обсуждения. При сборке Конституции РФ образца 1993 года, в комиссию по её созданию, ворвалась группа «экспертов», которая даже тогдашних «борцов за свободу» ошарашила нормами местного самоуправления, заверив, что «теперь все так носят», и что не след демократической России отставать от Европы всей. Так и вшили. Да так, как «вольной Европе» и не снилось. Воистину, заставь дурака Богу молиться… Но уже тогда сепаратизм громыхнул так, что Ельцин был вынужден воевать в Чечне. В путёвые времена Конституцию изрядно покантовали, под нужды режима, сделав то, что имеем. Чтобы продолжить, кратко напомним, что такое «Магдебургское право», возникшее в XIII веке. Ганзейские города, немерено разбогатев на заморской торговле, стали тяготиться властью королей-бездельников, интересовавшихся только войной и развлечениями. В результате хорошо проплаченных заговоров, купцы и ремесленники, смогли добиться юридической и экономической независимости от центральных властей, став «вольными городами», сами по себе. В результате, лишённая экономических и организационных основ, огромная, по тем временам, Германская Империя (I Рейх), рассыпалась, то ли на сорок, то ли на сто сорок карликовых королевств, герцогств и лендграфств, влачивших веками жалкое существование и люто враждовавших между собой, покуда в XIX веке Бисмарк не объединил их железной рукой, сохранив, в утешение, фиктивные остатки Магдебургского права в рамках федеративного государства. Остальная Западная Европа умеренно применяла магдебургские нормы, сведя их к внутреннему самоуправлению городов и местечек, но с подчинением центру в вопросах внешней политике и в экономике. «Магдебургства» было больше там, где город примыкал к внешним границам и в приморских городах, которые периодически становились разменной монетой враждовавших держав, заманивая «вольные города» обещанием дать больше «вольностей». Когда государственность в Европе укрепилась, Магдебургское право, было сведено к правам местного самоуправления, в которое центр вмешивается лишь в чрезвычайных ситуациях. В Восточной Европе, прежде всего, в Речи Посполитой (Польше-Литве, с оккупированными территориями Юго-Западной Руси-Украины и Западной Руси-Белоруссии), Магдебургское право расцвело буйным цветом, предоставляя магнатам и городским богачам, право плевать на центральные власти. Исключением было русское население, лишённое этим «правом» любых гражданских прав, если они придерживались русской веры – православия.
Разумеется, на территории формировавшейся России, с её бескрайними территориям, многочисленными народами и народностями, подобные вольности, немедленно привели бы к безвозвратному распадению на бесчисленные враждующие друг с другом эрзац-государства, ставших быстрой и лёгкой добычей воинственных соседей, окружавших нашу страну со всех сторон, и стеревших с лица земли наших предков, как это случилось в Русской Прибалтике. Жёсткая централизация, по ныне модному; вертикаль власти, была единственной надеждой на выживание. Поэтому, Россия «шла своим путём», непонятным западным наблюдателям, которым наша государственная система казалась варварской и деспотичной. К слову, во времена Екатерины II, кое-где, на освобождённых нашей Армией западных русских территориях, было сохранено Магдебурское право, которое, в русской действительности, практически сразу скукожилось и было отменено. Граф Панин, горячий поклонник и сторонник Екатерины, побывав в Европе, проникся «духом свободы» и предложил немке Екатерине внедрить шведскую парламентскую и местную систему управления. Екатерина, при избытке немцев при Дворе, отвергла это предложение, разъяснив недотёпе, что сначала надо стабилизировать нынешнюю систему и уладить все спорные вопросы с соседями, и только потом допускать вольности. Так и двигалось до 1991 года.
О становлении старинной русской системы Земских Соборов, как высшей формы госуправления, рассказано в предыдущей статье.
Здесь рассмотрим, как возникли местные советские органы власти. Появление Советов, как системы власти, подобно всему великому, стало стечением случайных обстоятельств. Как правило, историю Иваново-Вознесенского Совета в советские времена изображали, если не искажённо, то однобоко. Ивановский Совет появился после Алапаевского, на Урале, но там обошлось без большевиков, поэтому его не упоминали. Ивановский возник из объединённого (выбораных от предприятий) общегородского стачечного комитета, предъявившего властям города сугубо экономические требования. Официальные власти, теряя нити управления в условиях возникшей анархии, маневрируя, стали тянуть время и выдвинули стачкому требование прежде навести их силами порядок в городе, а потом уж вести переговоры. Совершенно не понимая, что они творят, чиновники явочным порядком передали городскую власть избранным представителям народа. А в городе действительно было неладно. Распоясавшиеся хулиганы перешли к грабежам и погромам. Нарушилось продовольственное снабжение, стал ощущаться недостаток продуктов питания, вся система жизнеобеспечения пришла в расстройство: люди боялись выходить на улицы, даже дворники прекратили уборку. Так, совершенно неожиданно для себя, руководители стачкома, вспомнив древнее слово, превратились в городской Совет. В нём оказались достаточно грамотные люди, имевшие навыки руководства политическими процессами и обладавшие силой воли и решительностью. Им пришлось решать управленческие и правовые вопросы города. Результат был ошеломляющий, какого даже организаторы не ожидали. В течение нескольких дней был наведён образцовый правовой порядок. Народные дружины рабочих собственными методами добились полнейшей безопасности для жителей и предпринимательской деятельности. Все торговые и общепитовские заведения вновь открылись и заработали в обычном режиме, никто не смел косо посмотреть в их сторону, город прибрали, навели на улицах чистоту и порядок. Оказалось, что простой народ, через своих избранных депутатов, может не только удерживать порядок, но и эффективно осуществлять местную власть. Случайно найденная форма управления, поразительно напоминала земельные Соборы, которые ни раз спасали российскую государственность в тяжёлые и смутные времена. Подобно степному пожару, новая форма самовыражения народа, в условиях явного кризиса растерявшейся власти, разлетелась по всей стране. Где-то её проявления были столь же успешными, где-то, по различным причинам, не столь хороши, а где-то провальными – дело было новое, неведомое, вернее, хорошо забытое. Царской власти, в те годы, удалось стабилизироваться, восстановить рычаги управления, и система Советов вскоре свернулась. Но память о таком демократическом «народопредставительствовании» – осталась. Когда недалёкие генералы в февральские дни 17-го совершили авантюрный государственный переворот, при этом даже не попытавшись взять власть (и ответственность) в свои руки, тогдашняя Госдума явила полнейшее безволие и буквально в первые же дни упустила переданную ей военными власть, которая стала «гулять сама по себе». И здесь вновь, как по волшебству, стали повсеместно возникать Советы. Сначала в оказавшейся без военачалия Армии: Советы Солдатских и Казачьих депутатов, затем в городах; Советы рабочих депутатов, а за ними и Советы крестьянских депутатов. Это было не пойми что: кое-где местные Советы овладели ситуацией, но в большинстве мест была полная неразбериха. В.И. Ленин в это время говорил о Советах, как о непонятной, аморфной и зыбкой структуре. Но когда Троцкий, возглавив Петроградский Совет, в море разгула анархии, превратил его в орган диктатуры рабочих, то все политические силы страны, бросились завоёвывать Советы, стремительно набиравшие силу. Советы первых лет существования, как и Царская Дума, строились по принципу курий. Но в них смысл курий был иной. Дворяне, буржуазия, и многие интеллигенты были лишены своего представительствования, а вскоре лишились и других гражданских прав («лишенцы»). Органы власти тогда именовались «Советы рабочих, крестьянских, казачьих и солдатских депутатов». Но пропорции представительствования были ассиметричными Царской Думе: большинство мест вновь принадлежало меньшинству, только теперь не дворянско-буржуазному, а «пролетарскому», как официальному гегемону и диктатору. Говорить о публично провозглашённой большевиками диктатуре, бессмысленно, т.к. любая власть «от века» есть чья-то диктатура, и «проигравший плачет». Хуже или лучше Советы, как и предшествовавшие им Земские Соборы и Курултаи – спорить бессмысленно; это другая идеология и другая традиция, для других условий. Бухаринская Конституция 1936 года вновь уравняла в гражданских правах всех граждан. Правда, попытка Сталина сделать выборы состязательными (он руководил предвыборными кампаниями большевиков в две Думы, знал и понимал выборные процессы), была заблокирована партноменклатурой. В почти неизменном виде Советы, образца 1937 года, продержались до конца нынешнего цикла Советов в 1991 году, и, окончательно исчезли в 1993 году, после танкового расстрела здания Верховного Совета.
Выросло уже целое поколение россиян, живущих при новой представительской системе, состоящей из «муниципальной» и «государственной» власти на западный манер.
двойной клик - редактировать изображение
Но наши соотечественники так и не привыкли к тому, что в стране «две власти»: центральная и местная, совсем независимые друг от друга, как в Европе. Это там издревле города получали «вольности», жили по своим уставам отдельно от королей, герцогов и прочих лендграфов, практически от них не зависели. Разделение властей для них дело привычное и естественное. Когда их страны и города завоёвывали другие короли или герцоги, нарядный народ выходил радостно встречать новых правителей. Волновало их только то, чтобы сохранились их «муниципальные вольности»: но все правители там из одной пробирки, поэтому ничего не менялось. Для Европы всегда было непостижимым азиатским варварством русских, когда при нападении внешнего врага, под княжеские и царские знамёна становился весь народ, от дворян до крепостных крестьян, яростно защищал свою землю и своих «эксплуататоров». Мы из разных миров: для русских есть одна, единая власть, сверху донизу, по другому мы не понимаем. Да и сейчас, реально, от местной управы, до Госдумы, у нас единая власть, несмотря на «демократический декор» «разделения властей» – так мы живём, и по другому не будет, это неоспоримый исторический факт. Невозможно скрестить ужа с ежём. Вот и Президент, пытаясь наладить управление страной, столкнулся с «парадом суверенитетов», когда свои права утверждали региональные территории, отдельные города и районы. В ходе последовательного изменения законодательства, включая корректировки Конституции, все «вольности» в духе «Магдебургского права», были искорены, да так, что и прежние, советские права, кажутся верхом демократии. Ведь и в правление КПСС, тоже была вертикаль власти; от Верховного Совета, до Сельсовета, где нижестоящие подчинялись и зависели (это главное!) от вышестоящих. Вопреки духу «Магдебурга», в России утвердилась изуродованная «магдебургская система», где нижестоящие превратились в бесправных подчинённых, зависимых только от верхов, что чувствует народ и что так возмущает наших «чистых демократов». После путёвых «корректировок», от «муниципальных вольностей», осталось одно название. В Магделургском праве немыслимо, чтобы Глава государства вмешивался в дела муниципалитетов и давал указание заасфальтировать дорогу или провести к дому газ. На Западе власть обеспечивает безопасность страны, проводит внешнюю политику, регулирует финансы – всё. Когда там пытаются «навести порядок на местах», то встречает отпор, как населения, так и местных властей. Недавний тому пример – Портленд, когда президент США попытался ввести федералов в город, этому воспротивились не только громилы-бунтари, но и мэрия, которую, собственно, и громили. Такая вот сила традиции. Для западного главы муниципалитета губернатор не начальник, а тому, в свою очередь, не начальник президент. Немыслимо, чтобы на Западе, как у нас, Президент заслушивал «отчёты с мест». «Перегнув палку», власти довели ситуацию до состояния, когда все вопросы адресуются одному лицу. Территориальные управленцы лишены как политических, так и экономических прав. В системе местного и госуправления, чиновники всех уровней зависят только от воли и настроения одного лица, без права какой-либо апелляции: их назначение (как и избраных) зависит от одного человека. Все выборы, фактически, сводятся к выборам этого единственного человека, который неподсуден, некритикуем, невозражаем. Вероятно, власти опасаются, что если пройдут «бесконтрольные» выборы, то народ замайданит на украинско-белорусский манер, и лучше держаться подальше от такой заразы. Так и живём. Думается, после восстановления в стране полного народовластия, система представительствования вернётся к своим историческим традициям: Советам-Соборам, снизу доверху.
