И когда молишься, не будь, как лицемеры,
которые любят в синагогах и на углах улиц,
останавливаясь, молиться, чтобы показаться
перед людьми.
Евангелие от Матфея, 6:5
В этих заметках хочу поделиться наблюдениями касательно того, какое место занимает религия в жизни заключенных, находящихся в следственных изоляторах. В большинстве СИЗО есть свои тюремные храмы, но почти всегда это не отдельные строения, а помещения в самом изоляторе, которые раньше использовали под склады, камеры, комнаты обыска. Поскольку большинство тюрем построено еще в советское время, никто заранее не выделял под храмы никакого места. Естественно, сейчас эти храмы созданы не по инициативе государства, а усилиями Церкви, общественных организаций, заключенных. Это вообще основная политика государства по данному вопросу: ограничиваться уступками своеобразному гражданскому обществу – соответственно, после определенного противодействия. Хотя такое положение вещей касается не только религии, но и всего остального в СИЗО: спортинвентарь, телевизоры, стиральные машины – все это предоставляет не государство, а приобретают родные и близкие по просьбам заключенных.
Вот, например, как обстоят дела в «Матросской тишине». В СИЗО есть два храма, располагающиеся в небольших помещениях в здании тюрьмы, строится отдельный храм, среди подследственных и заключенных раздается религиозная литература. Вроде все неплохо. Вот только какая в этом заслуга власти? Это создавалось усилиями Общества милосердия в тюрьмах «Вера, надежда, любовь» и Московской патриархии. Руководство СИЗО и руководство Московского УФСИНа этому в лучшем случае не содействовали, если не наоборот. Чиновников ФСИН приходилось упорно уговаривать разрешить распространение религиозной литературы, создание храмов, допуск священников… То, что есть в СИЗО, это результат многолетней борьбы, и подобная ситуация касается и других тюрем.
Наличие храма еще не означает, что в него можно регулярно ходить, – в отличие от западных тюрем. В РФ заключенные постоянно заперты в камерах, и поэтому не могут свободно перемещаться по территории учреждения, в том числе ходить в храм. Туда могут вывести сотрудники учреждения, если заключенный напишет соответствующее заявление. Понятное дело, что если администрация и решит положительно этот вопрос, то случаться это будет крайне редко. Людей неделями не могут вывести к врачу – что уж про храм говорить?
На спецблоке, где сижу я, и вовсе людей лишают возможности общения со священнослужителем. Находящихся в спецблоке в храм не водят. В теории, священник может сам прийти к заключенному, но администрация не дает на это разрешение. За последние три года я был единственным человеком, к которому все-таки допустили священника в спецблок, и стоило это неимоверных усилий. В марте этого года администрация решила переложить с себя ответственность на следователя, заявив, что приход священника – это то же самое, что и свидание с родными, поэтому на его допуск требуется разрешение органа, ведущего расследование. Но в таком случае у следователя есть право отказать заключенному, не объясняя причин, и тогда человек лишается своего конституционного права на свободу вероисповедания. Верующий человек знает, как это тяжело – не иметь возможности исповедоваться и причаститься. Во вполне светских западных странах такое положение немыслимо, заключенные имеют свободный доступ к церковным обрядам. И при этом именно Запад отечественная пропаганда клеймит безбожием. К слову, для самих следователей это новость, что они должны давать разрешение на допуск священника: по их мнению, это компетенция ФСИН. В итоге – как обычно: все перекладывают ответственность друг на друга, а страдают люди.
Сама администрация лояльности к верующим-христианам не проявляет. В свое время я просил снять с меня наложенное взыскание в Прощеное воскресенье или раньше времени выпустить меня из карцера – на Пасху. И то и другое администрация по своему усмотрению имеет право сделать, но не делает.
Кто-то может возразить, что РФ это светское государство, и поэтому религиозные нормы к государству отношения не имеют. Однако это не мешает властям использовать религию как пропаганду, изображая РФ как защитника православия перед лицом сектантов, раскольников и антихристиан. Где властям выгодно – у нас православное государство; там, где невыгодно – светское.
Сама церковь пробует оказывать помощь заключенным. Главная нужда для человека в тюрьме – это свобода. Московская патриархия пробовала продвинуть свой проект амнистии, предполагающий уменьшение срока лишения свободы на 500 дней для всех, кто впервые приговорен к такому наказанию. Ничего из этой затеи не вышло, поэтому церковь пробует оказывать иную поддержку. Например, раздает иконки, которые правда некуда деть: места, куда их можно поставить, нет, а вешать на стены нельзя. Церковь периодически раздает заключенным сладости, тетради, блины на Масленицу, куличи и яйца на Пасху. Правда, такую гуманитарную помощь раздают всем подряд. В итоге на каждого получается совсем чуть-чуть. Бывает, что христианам вообще ничего не достается.
С другой стороны, за год заключения я находился рядом с более чем сотней человек, и среди русских кроме меня только двое читали Молитвослов, и то один из них это делал по рекомендации какой-то протестантской книжки. Остальные хоть в большинстве и считали себя православными, но религия в их жизни сколь-нибудь значительной роли не играла. Мне и так было известно, что русские в XXI веке очень нерелигиозны, но в тюрьме это стало очевидным. В России сейчас нет религиозной культуры как таковой. Удивительно: по идее, в тюрьме люди находятся в тяжелой жизненной ситуации, и поэтому должны находить моральное убежище в религии. Но так поступают единицы – хотя подвижки на этом фоне есть.
Лично наблюдал, как благодаря стараниям того же Общества «Вера, надежда, любовь» некоторые заключенные стали читать Евангелие, писать заявления следователю о допуске священника, но коренным образом картина пока не изменилась.
Насколько это контрастирует с поведением мусульман в СИЗО! Большинство из них действительно молятся, причем по пять раз в день, соблюдают пост (хотя в условиях лишения свободы это необязательно), регулярно читают Коран. Конечно, это часто сочетается у них с ханжеством, узостью мышления, большой долей показушности, но факт остается фактом, у них религия играет гораздо большую роль в жизни, чем у русских.
К мусульманам администрация относится довольно лояльно. Пять раз в день по громкой связи включают призыв на молитву (азан), несмотря на запрет нарушать тишину. Когда мусульмане делают намаз, сотрудники их не беспокоят, даже если во время молитвы они иногда кричат. Мусульманскую литературу, как и положено, проверяют по федеральному списку экстремистских материалов, и если ее там нет, то книгу отдают заключенному, даже если содержание книги сомнительно.
Казалось бы, по закону так и положено, но – для сравнения – книги, в описании или в названии которых есть слова «Навальный», «революция», «национализм», «тюрьма» и подобное, не пропускают без объяснения причин, даже если в списке экстремистских материалов их нет.
Если на Западе в столовых школ, университетов, тюрем предлагается на выбор халяльное либо обычное меню, у нас как-бы априори подразумевается, что сидят одни мусульмане, и поэтому свинина в магазинах, обслуживающих СИЗО, не предлагается. Допуск священника к мусульманам тоже очень затруднен, но в силу особенностей ислама это не такая острая проблема, как для христиан.
Несколько слов о представителях других конфессий.
Евреев в СИЗО немного. Мне не довелось с ними пересекаться, но раввины к ним приходят достаточно регулярно.
Как и на воле, так и в тюрьме, буддисты, которых я встречал, еще меньше набожны, чем православные. Часто слышу от калмыков и бурят, что они никогда не были в дацанах, и вообще особо в буддизме не понимают. Поэтому у них проблем с обрядами в СИЗО не возникает.
Встречались мне даже славянские неоязычники – родноверы. Их религия сводилась к критике христианства и констатациям того факта, что они верят в «родных богов». Каких-либо обрядов с их стороны я не замечал. Создается впечатление, что их вера – это всего лишь стремление противопоставить себя обществу; хотя – с учетом написанного выше – скорее именно набожный христианин более выделяется из общей массы.
Примерно таково религиозное поведение заключенных. В западных фильмах на тюремную тематику часто поднимается вопрос отношений между человеком и богом, показывается активная религиозная жизнь заключенных. И действительно: несмотря на отделение Церкви от государства участие в отправлении религиозных обрядов в странах Запада считается фактором исправления заключенного, увеличивающим его шансы освободиться досрочно. В РФ в свою очередь всем, и государству в первую очередь, все равно, верит человек или не верит. Никаким достоинством набожность не является.
Причина этому главным образом кроется в тех, кто считается, по идее, лучшими людьми страны. Народ видит, как его вожди нарушают все принципы христианства, ограничиваясь показательным присутствием на рождественских или пасхальных службах, которые демонстрируют телеканалы. Все знают, что элита в стране глубоко нерелигиозна, – что совсем неудивительно, учитывая, что большинство из них выходцы из КПСС, частью идеологии которой был воинствующий атеизм. Лично я никогда не слышал, чтобы кто-то из них отрекся от своего прошлого. А если дурная власть, то и народ будет одурачен.
Русский народ переживает глубокий религиозный кризис. Не раз слышал в тюрьме хвалебные отзывы об исламе, а кто-то даже в эту веру перешел. Кто-то вместо православия тяготел к католицизму и протестантизму. Большинство же совсем вычеркнуло религию из своей жизни. Вместо нее люди ищут спасение в алкоголе, наркотиках, внутренних психических переживаниях, суициде. Часто задаются вопросом: как бог может позволить, чтобы людей так нагло и незаконно сажали за решетку без каких-либо доказательств?
Чтобы исправить положение, нужна серьезная перестройка системы. У власти должны стоять не те, кто раз в год освящает куличики, а остальное время ворует миллиарды, лжет, развязывает войны, сажает невиновных… Править должны те, для кого постулаты, закрепленные в вероучении, действительно святы; это должны быть люди без лицемерия, без противоречивого прошлого. Не просто так где-то принято присягать на Евангелии, а у нас – на Коституции.
