В своём выступление на семинаре «Общество меньшинств: Политкорректность в современном мире» профессор, доктор философских наук Леонид Ионин отметил, что общество меньшинства, оперирую такими механизмами, как политкорректность превращает «большинство в молчащее большинство»: «Общество начинает рассматриваться как общество меньшинств. Только они претендуют на реальные права, тогда как большинство – только фон для их существования, субстрат, на котором прорастают действующие социальные группы – ортодоксальное политкорректное меньшинство. Политкорректность – это контроль общественного мнения. Причем политкорректность направляет контроль против большинства; большинство превращается в молчащее большинство». На самом деле «политкорректность и толерантность», поставленные на службу бесконечному «меньшинству», не просто назначены «подправлять большинство», но имеют вполне определённую цель – уничтожение идеи «цельности, единости» мира, как такового, путём превращение его в бесконечно делящиеся на себя же, бессмысленные «меньшинства».
Если в теории толерантность позиционирует себя, как возможность бесконфликтного сосуществования неких разностей, то «на практике все это потенциальное разнообразие сокращается до одной перспективы, которую С. Бенхабиб назвала мозаичным мультикультурализмом. Доминирует нарратив, который, по сути, отрицает существование единого общества и признает лишь конгломерат «общин»...» (К. В. Акопян «Мультикультурализм: основные теоретические подходы»). Уже привычно называть эти «общины» термином «меньшинства». Изначально понятие «меньшинства» было принято относить к двум группам – религиозным и национальным, потом к ним прибавились так называемые «сексуальные» - начали с ЛГБТ, «поехали дальше», к «зоонекропедофилам»… Закрепившись, как «меньшинство», ЛГБТ сравняли «свои особенности» с естественными национальными и религиозными особенностями, тем самым дав возможность развиваться духовному и нравственному сепаратизму всего человечества. В этом контексте вполне уместно заявить, что меньшинства обладают свойством распространятся путём бесконечного самоделения на всё новые и новые группки. Улыбка над шуткой о «правах меньшинств красных муравьёв и тараканов», всё чаще сочетается с мыслями, что «в каждой шутке есть доля завтрашней правды».
Недавнее предоставление правительством Индии некого статуса «личности, но не человека» дельфинам, вызвал очередную вспышку оживления в бесконечном обсуждение темы о «философии и правах меньшинств». По сути дела, это решение, согласно которому дельфины «должны иметь свои специфические права», есть не что иное, как некая «безумная экспансия», расширение «за грань», неолиберальной идеи поделить единый в своём многообразие мир на кучку изначально бесправных, одиноких групп. Либеральная социология и философия, давно преподносит реальность, как такое «общество меньшинств». «Оглядитесь, - словно твердят нам, - меньшинства они кругом! Меньшинство — это не только ЛГБТ-сообщества, и уж, конечно, речь не идёт о нацменьшинствах (это прошлый век)! В меньшинстве буквально всё! Там – меньшинство пожилых, тут меньшинство детей, слева – меньшинство инвалидов, справа толстых, позади меньшинство рыжих, впереди блондинов, плетутся меньшинство умных, весело прыгает меньшинство дураков! И каждому такому меньшинству следует выдать права, поскольку оно меньшинство, а следовательно угнетено по определению! Вы лично, разумеется, тоже состоите в каком-нибудь меньшинстве, мы вас уже туда записали, и даже не сопротивляйтесь очевидности – всё под власть меньшинств!». Таким образом мир буквально разваливается на глазах, цельность, сформированная «большинством» упраздняется, поскольку самого «большинства» больше нет, оно изнутри разъедено агрессивных проявлением всех этих «меньшинств». Порой кажется, что всё то, что мы имеем сегодня, иллюстрация к идеям Эмпедокл, согласно которому мир держится на смене слепых началий Любви и Ненависти, бесконтрольность слияний которых рождает период, в котором процветают и самовоспроизводятся монстры, с признаками быка и человека одновременно, одинокие конечности, пришитые друг к другу мужчины, и так далее. И все эти монстры требуют себе каких-то прав. А как же их не требовать? Когда в самой идеи «меньшинств» заложен тезис о их «бесправие». Это чётко выражено в определение американского социолога Луиса Вирта: меньшинства это - «группа людей, выделяющихся в обществе своими физическими или культурными свойствами, из-за которых они испытывают ущемление и неравенство, и которые, таким образом, определяют себя как предмет коллективной дискриминации». Стоит внимательно присмотреться, так становится очевидно, главная цель этой безумной пропаганды «толерантности ко всему», есть разрушения представления о цельности мира, о возможности быть одним живым целым. Как правильно подмечено: «Монолитное общество, объединенное общими ценностями, общество, почитающее традиции и осознающее преемственность поколений, народ, каждый представитель которого осознает свою причастность к единому целому, - все это можно уподобить единому живому организму. Когда общество перестает быть единым организмом, способным вырабатывать иммунитет против внешних и внутренних угроз, и превращается в механическую сумму атомарных индивидуумов, в толпу одиночек, - тогда не обойтись без «общественного договора» о взаимном терпении» («Толерантность и всечеловечность», Михаил Мошкин).
Обсуждая, как нам быть и быть ли толерантными, мы порой игнорируем очень простой и очевидный вопрос - а на каком таком основание «меньшинства» вообще требует к себе особой политкорректности и тем более особых прав? «…как если бы речь шла об обязательной непререкаемой, непреходящей ценности и пользе этих меньшинств для общества в сопоставлении с бесполезным во всех смыслах существованием, какого бы то ни было большинства. При этом же презрительном подходе еще часто утверждается некое благостное и миролюбивое, снисходительное и гуманное отношение со стороны меньшинств по отношению к непроходимому и по-детски наивному большинству. Может даже сложиться впечатление, что меньшинства - это некие всегда прогрессивные и благородные группы страстотерпцев, несущих тяжелое бремя в этом жестоком, диком мире...»
(Б. Заднепровский Теория меньшинства от большинства.)
А между тем в основе своей меньшинство, как правило, «отличается, выделяется и гордится» неким элементарным свойством человека - цветом кожи, волос, половой принадлежности, сексуальных предпочтениях и много чем еще… Разумеется желая быть «элитарными», «меньшинства» всячески стараются перевести свои «особенности» в нечто «высшее». И высшим тут считается победа над естественностью, традиционностью. Это ещё с Платона повелось… Вспомним, как он основывал «духовность» гомосексуализма на том, что все культурное, «измысленное и взращенное человеком», выше естественного (природного). Тяга к женщине проистекает из естества мужчины, следовательно тяга к мужчине есть победа над естеством... Впрочем, всякий согласится, что «права» и «толерантное отношение» сей великий муж заслужил к себе совсем не этой своей «особенностью». И уж точно, в рядах признанных «меньшинств» Платонов не так уж много.., скорее наоборот. «Они считают, что совершенствуются за счет убожества, а не за счет талантов, способностей, здоровья. Они думают, что именно неординарное убожество движет их вверх, является причиной роста. "Не такие как все" не понимают, что эта асоциальность (анормальность) лишь тень и издержки реальных усилий и сложных жизненных обстоятельств. Они возвышают свое страдание и преодоление, а свои таланты, способности делают прислужниками убожества. Если же особых талантов и способностей не было, а только был культ неординарности, следование (мода), то люди эти ничем не отличаются в своем частном конформизме от большинства в его общем конформизме. Мода - не рост...»
(Б. Заднепровский. Теория меньшинства от большинства.)
Претензию на некую свою прогрессивность сегодняшняя всеэмансипация основывает на противопоставление себя традиции, вековой народной культуре, следованию «заветам и правилам предков». К чему и зачем нужно было человечеству следование этим «заветам» даже не осмысляется. Между тем, традиция в первую очередь это защита от самоистребления. К примеру, необходимость оппозиции и взаимодействия мужского-женского основа существования человечества. Сегодня эта естественная оппозиция активно уничтожается. На смену ей приходят искусственно выстроенные противопоставления, типа – «рыжий – брюнет». И этим противопоставлением «игриво» придаётся «высший смысл», за ними закрепляется право «судить и руководить», не опираясь ни на долг, ни на смысл, ни на «отцовские заветы», а только на собственные «особенности». Традиция — это гарантия бытия. Разрушение традиции – полное отсмысление всего. «Общество меньшинств» естественное порождение постмодерна, того самого “онтологического нигилизма”, о котором говорит М. Хайдеггер, вне постмодерна «меньшинства», в том своём сегодняшнем виде, не произрастают. Их почва – разрушение иерархии «тело-душа-дух», смерть и Бога и смысла, потеря таких понятий, как «исток», «причина». Отказ от истока формирует «молодую вседозволенность», вместо «поиска смысла», идёт бесконечный поиск «новенького», «всё попробовать». Именно пытаясь «угнаться за новизной», «меньшинства» плодят, точнее даже не плодят, придумывают сами себя, всё новые «особенности», всё новые искусственные противопоставления, взамен естественным, традиционным.
Ещё Н. Фёдоров, говоря о Европе, назвал такое положение вещей, - «цивилизацией молодых”. А В.В. Розанов – «культурой Фамусова» и «культурой Чацкого», из коих отдавал решительное предпочтение первой. По справедливому утверждению Фёдорова, главным тут является то, что сыны человеческие сняли с себя обязанности перед отцами, предками (перед самой традицией), отделились от них в своей гордыне. «Притча о блудном сыне стала символом европейского образа жизни» - постулирует философ. Всё, что связано с «отцами», стало некой помехой «для юношеских дерзаний и вседозволенности». Медицина и психиатрия не мало поспособствовали этому, изменив идею о «стариковской мудрости» на «маразм и старческий склероз», легализируя этим право молодежи не считаться с опытом старшего поколения. О том же говорил и Ортега-и-Гассет: «либеральная демократия и техника создали в Европе особый тип человека, не пропитанного духом традиций, спесивого в своей вере в прогресс… он притязает на неограниченные права (не задумываясь при этом о своем праве на это) и совсем не думает о долге, обязанностях, не считается в достижении своих целей ни с кем и ни с чем. Европеец XX в. имеет мораль без ее сердцевины - сознания служения и долга. “Безнравственность ныне стала ширпотребом”, а отвращение к долгу укоренилось онтологически, породив “полусмешной-полустыдный феномен нашего времени - культ молодежи как таковой”. “Средний” европеец напоминает избалованного ребенка, которому присущи две черты: “беспрепятственный рост жизненных запросов и, следовательно, безудержная экспансия собственной натуры и, второе, врожденная неблагодарность ко всему, что сумело облегчить ему жизнь». В конечно итоге именно «цивилизация молодых» сформировала «общество меньшинств» и сама стала им. Призывая нас быть политкорректными ко всему этому, нас призывают согласится с полным распадом. Именно с полным, поскольку остановится в своём самоделение и самопридумывание, «меньшинства» просто не способны.
Говоря о толерантности, Джон Стюарт Милль уточняет: «Свобода как принцип неприложима к положению вещей, когда человечество ещё не достигло способности совершенствоваться путём свободной и равной дискуссии». До этого времени люди могут оставаться варварами, а «деспотизм — законный способ управления варварами, если он служит цели их исправления и используемые средства действительно направлены к этой цели». Сегодня «меньшинства» активно проповедуют, что такими «варварами» являются остатки «большинства», со всеми вытекающими из определения Милля выводами. Меньшинства не просто отвоёвывают себя права и «духовную территорию существования», они расширяются за счёт «традиционного большинства». Якобы «защищаясь» от ретроградности и стереотипов они начинают с того, что просят «не трогать их» и заканчивают тем, что, «восходят на престол». Изначально построив свою «элитарность» и свои «претензии» на той или иной ущербности, оторванности от единого, «меньшинства», дорвавшись до власти, пытаются и весь мир уподобить своей «главной особенности» - «неспособности к единению». «Нельзя допускать людей с врожденной или ущербной свободой к власти. Речь идет в первую очередь о людях с сильными отклонениями от традиционных форм поведения, и, прежде всего, секса: гомосексуалисты, лесбиянки, фригидные и импотенты, зоофилисты, нелатентные, садомазохисты и транссексуалы. Эти люди освобождены онтогенезом, то есть процессом биологического порядка от многих комплексов традиционного и массового сознания. Они склонны к идеи избранности, миссионерства, а, следовательно, будут агрессивны и экспансивны в сфере исполнения и ответственности. Они могут и психологически готовы предполагать обратное по отношению к своим обязанностям и претворять свой извращенный мир в реальность. <…> Они часто противопоставляют себя большинству - совокупности индивидов, среди которых нет ни одного одинакового человека. Их неординарность становится групповой, а следовательно однородной по отношению к индивиду, то есть они тоже становятся большинством в своей солидарности в отношении к отдельным людям...» (Б. Заднепровский Теория меньшинства от большинства.)
Ричард Овертон, ещё в 1646 году сформулировал то, что ныне «меньшинства», переиначив смысловую составляющую в духе постмодерна, декларируют своим прямым девизом: «И всякий по природе своей для себя и Правитель, и Пастырь, и Пророк, и никто другой не может взять такое право над ним, иначе как по его собственному свободному волеизъявлению» («Стрела, направленная против всех тиранов»). Для них действительно нет ни Правителя, ни Пастыря, ни Пророка, ни, можно продолжить, Ответственности, ни Родины, ни Предков, ни Детей… Всё это они, игнорируя все традиционные представления разом, черпают исключительно из собственной «особенности», подгоняют к собственной «особенности». Эта «особенность», «инаковость» их основной аргумент в требование особых прав. Качественный уровень «особенности» тут не имеет никакого значения, главное это осознание себя не частью целого, а напротив противостоящей этому целому структурой. Общим для всех типов меньшинств является только ощущение инаковости. Таким образом, «меньшинство» принципиально выводит себя за пределы «единого мира», а так как «выйти за пределы мира» в никуда невозможно, поскольку «мир есть всё», меньшинства устраивают «игру в войнушку». Им нужно пространство для осуществления своих, отличных от традиционных, прав, законов, действий. И это пространство они завоёвывают изнутри, дробя «целое» на себе подобные «меньшинства». Логика тут простая – чем больше будет «меньшинств», тем скорее единый мир согласится сначала на их активное присутствие, а затем и вовсе исчезнет, утонет, распадётся, уступив место бессмысленному сосуществованию уродливых, в своих «особенностях», мирках. Так что толерантность, тот ещё «троянский конь», и сегодня она «вновь оказалась тем же, чем она была при своём зарождении, в начале эпохи модерна — крамольной целью, подрывным освободительным понятием и практикой. И наоборот — то, что нынче провозглашается и практикуется как толерантность, в большинстве своих проявлений служит задаче подавления...» (К. В. Акопян. Мультикультурализм: основные теоретические подходы).
На наш взгляд, вполне резонно сделать следующий вывод - экспансия «меньшинств» носит именно глобальный характер. Для них, «меньшинств», идёт война не за «равные с остальными права и возможности», как они пытаются представить, а за духовную (а за ней и физическую) территорию, за саму возможность существования за счет остальных, более того, вместо и на месте остальных, коротко говоря «меньшинства питаются большинством», никакая иная пища им не надобна.
