Говорят, что непрочитанные книги умеют мстить. Наверное, это так. Во всяком случае, в истории «тому мы тьму примеров слышим». Ведь непрочитанная книга, по сути, не прочитанная и культурно не освоенная история. И представить сложно характер той мести, какой подвергнемся мы за сие деяние.
Трудно проникнуть в саму ткань бытия без того, что Человек аккумулировал в книге. Она (Книга) была с нами всегда, нередко выручая даже в утилитарном смысле, была тем Эдемом, в котором мы находили совет и утешение. А образ нашего гражданина с книгой в метро или на пляже изумлял всех иноземцев. О том, что книга была Учителем, и не говорю. А читают ли сейчас??? Читают ли школьники? Читают ли их родители? Читают. Посты блогеров и блогерок в социальных сетях и объявления о распродажах. Не более… И не спросит никто о ближайшем пункте обмена макулатуры на Мориса Дрюона. И не подарит подписку Фейхтвангера на день рождения.
И чем всё это обернется? Не надо проводить дорогих исследований. Просто спросите учителей. Работающих, «непрезидиумных», обычных, тех, кто из года в год начинает свой день в школе с уроков литературы. Попробуйте объяснить душевные метания хотя бы Обломова или Карениной тем, кто принципиально НЕ ХОЧЕТ читать. И с чего бы это? Неужели Бузова и К⁰ сменят Лидию Чарскую и Жорж Санд? А как же устоит/выстоит наша цивилизация, в основе которой всегда была Книга? Ведь и Библия, и Коран переводятся как «книга» и «читаю». Или уже когито [cōgitō] не эрго сум [ergō sum]? И надо ли рассказывать сейчас, что войны иногда начинались из-за «не так», как иным казалось, переведенных книг? Мне «нравятся» отговорки некоторых, что во всем мире не читают. И? Правильно. Плюнь и поцелуй, как советовали Гриневу – герою романа А.С. Пушкина. Сложно ли? Сложно (не всем, но многим), и это радует, потому что не всё так, как пытаются безнадежно представить. Читают. И перечитывают весьма сложные тексты. Иногда даже и зубрят.
Нагляден опыт израильского образования, особенно религиозного, где зазубривание длинных текстов не оспаривается никем и воспринимается (и эти выводы фундированы) как серьезный этап подготовки. Автор неоднократно посещал школы и вузы Южной Кореи, где чтение возведено в дисциплинарный строгий ранг. Да и иные страны (Япония, Англия, Сингапур и К⁰) тоже не «балуют» детей в этом плане. Соотнесите данное обстоятельство со списком лауреатов престижных Премий. Нет корреляции? Сравнение с Америкой не срабатывает, ибо «огни Большого города» манят туда талантливую молодежь со всего света. И руссоистские мечты о свободном, так называемом освобожденном труде как-то в серьезной школе, даже в самой ультра-модернистской, не приживаются. Это труд, безусловно. Забыли мы почему-то, что учеба - это труд. Да, труд. Причем увлекательный, творческий, порою забавный. Но труд. И некоторое самоотречение во имя будущего.
С 90-тых годов прошлого столетия, понятно из каких побуждений, доминирует установка на унификацию, я бы сказал, примитивизацию требований к учебе. Упрощение обучения видится едва ли не панацеей. Но ведь на дворе ХХI век. И школа не курсы по преодолению неграмотности (ликбез) и не всеобуч. Обучать в отрыве от книги? От чтения, вдумчивого, пытливого, не механического? Будете пробовать? Наверное, не на своих детях. Уж точно. В отечественной педагогической практике сложились уникальные технологии по введению детей в мир книги. Неужто бесследно пропало их значение? И снова - от какого наследства мы отказываемся? При этом будем помнить, что «непривитие» культуры и практик чтения не означает автоматический перенос ученика в иное пространство поиска информации, смысла и ценностей. Отнюдь. Зачастую слышу аргументы о некоей компенсации за счет интернета. Да ради Бога! И меня интересует «ваш технический прогресс». Если бы так!! Освобожденные от необходимости осознанного чтения индивиды и в интернете будут искать уже готовые шаблоны по слоганам. По сути, конец классики и перечеркивание всего прошлого. Пиксельное мышление. Да и почему опять – или так, или не так?
И, заметьте, никто не призывает лишь к бумажным носителям. Речь идет о книге во всех ее вариантах. Во всю палитру современных технических вариантов. Хотя тоже есть предмет для обсуждения - эффективность усвоения информации в книге на бумажном и электронном носителе. Удивительно, но помню свой первый поход и Запись в библиотеку, запах типографской краски и священную тяжесть фолиантов. Конечно, не первый бал, но тоже весьма волнующе было. И даже незабвенную Асю Гусейновну, которая устанавливала свой возрастной рубрикатор чтения книг, помню. И надо же – нам в 4-м классе не дала читать «Щит и меч» В. Кожевникова. Горе-то какое! А «Одиссея капитана Блада», в ее интерпретации возрастных ограничений, была почему-то в ранге 18+, не говорю уже о Мопассане. Согласно ее расписанию вхождения во взрослый мир, последние школьные годы для мальчиков должны были ознаменоваться Ремарком и Хемингуэем. А для девушек - А. Ахматовой и М. Цветаевой. И ведь неплохой список-то. Тысяча чертей!! Да и во вкусе не откажешь. Понимали б мы это тогда… А тогда она была просто «старым библиотекарем», лет этак 35-40, олицетворявшим в наших глазах замшелый консерватизм. Хотя и по умолчанию мы все понимали - возраст. Что с них возьмешь? Вот так. Зато мы «отрывались» в пионерлагерях, где библиотекарями были студенты-практиканты. То ли они были слишком современными, то ли педагогами еще не стали, но запретов было существенно меньше. Да и сами они сидели с «Анжеликой». Видно Голоны увлекли молодые души в мир Маркиз и де Пейраков. Но чтение с фонарем под одеялом было неизменным атрибутом лагерной жизни. Посему и осень для многих начиналась с похода к офтальмологу. Немудрено. Читать все лето с фонариком. Как же там мушкетеры без нас? Наивно? Наверное, да. Но я за такую наивность, без мата и чернухи, где Буревестник и Сокол не уподобляются жирным пИнгвинам. Хоть это и непрактично. Может, на то и детство, чтоб переживать за Мересьева, Кибальчиша и Зину Портнову? На чем же ещё формировать эмоциональный интеллект и капитал? На Звездах, что сошлись в едином потоке безвкусия? Несомненно, что проще всего «свалить» все на детей, мол, не те дети пошли. Конечно же, не те. Но мы сделали для этого все. И даже в отличники выбились в нигилистическом экстазе 90-х годов. И как обычно-классиков за борт. Но ведь это уже было. И, казалось, проехали это еще сто лет назад. И время вроде не Рапповское. Совсем. Иные песни за околицей ныне поют. Плохиши на Олимпе делят корзины и бочки. В потребительскую цивилизацию с ее поверхностными ценностями мы буквально втащили детей. Сами. Уже в школе они узнали о бесперспективных ботанах, о необходимости строить карьеру лишь на своей внешности и физических данных. И что стране нужны в основном футболисты и поющие трусики. Можно и без голоса. Фанера же. Во всяком новом продукте нужны лишь несколько вещей: эпатаж, яркий, почти попугайный раскрас и утилитарность. Причем, здесь и сейчас. А как быть с обществом без истории? Без прогнозов и ценностей? Мудрый Шлегель писал, что история -это пророк, обращенный в прошлое. Но ведь без книги эти размышления будут лишь спиритическим сеансом. Как-то Р. Барт написал о смерти автора. Но процесс на этом не остановился, далее книга, текст. Где же конечная? Наверное, ее нет….Грустно!
Книги в красном переплёте
Из рая детского житья
Вы мне привет прощальный шлете,
Неизменившие друзья
В потертом, красном пререплете.
Чуть легкий выучен урок,
Бегу тот час же к вам, бывало,
— Уж поздно! — Мама, десять строк!..-
Но, к счастью, мама забывала.
Дрожат на люстрах огоньки…
Как хорошо за книгой дома!
Под Грига, Шумана и Кюи
Я узнавала судьбы Тома.
Темнеет, в воздухе свежо…
Том в счастье с Бэкки полон веры.
Вот с факелом Индеец Джо
Блуждает в сумраке пещеры…
Кладбище… Вещий крик совы….
(Мне страшно!) Вот летит чрез кочки
Приемыш чопорной вдовы,
Как Диоген, живущий в бочке.
Светлее солнца тронный зал,
Над стройным мальчиком — корона…
Вдруг — нищий! Боже! Он сказал:
«Позвольте, я наследник трона!»
Ушел во тьму, кто в ней возник.
Британии печальны судьбы…
— О, почему средь красных книг
Опять за лампой не уснуть бы?
О золотые времена,
Где взор смелей и сердце чище!
О золотые имена:
Гекк Финн, Том Сойер, Принц и Нищий!
М.Цветаева (1910)
