Мировой рекорд тюремных протестов установили палестинские заключенные израильских тюрем: около 2000 человек, то есть более трети всех зеков, в течение 77 дней держали голодовку в знак протеста против бесчеловечных условий. Однако активисты израильской государственной пропаганды и отряды кибер-пропагандистов утверждают, что их тюрьмы — образцовые. Что же за условия в этих тюрьмах, если заключенные идут на такие шаги?
Сейчас в тюрьмах Израиля находятся 4700 палестинских заключенных. В год арестам подвергают 700-800 несовершеннолетних, за 64 года 20% палестинцев на себе испытали, что такое израильская тюрьма. Что значит быть заключенным — рассказывают узники, вышедшие на свободу.
Яхью ас-Синуара (Yahya as-Sinwar) арестовали в 1988 году и приговорили к 462 годам заключения. Он просидел 23 года. Сейчас ему 50. Он — один из основателей ХАМАС и Исламского университета в Газе.
Израиль обвинил его в том, что он создал и возглавил отряд внутренней безопасности ХАМАС "МАЖД" и убивал тех палестинцев-предателей, кто шпионил в пользу Израиля.
Яхья не отрицает того, что возглавлял службу контрразведки движения Сопротивления: "Выбора не было — такие люди были опасны для сопротивления, спецслужбы их соблазняли всеми способами, они стали жертвами Израиля, приходилось их уничтожать".
Искусство подавления воли
"Мне лично не давали спать 10 суток подряд. Едва начинал засыпать, на меня лили ледяную воду — или кипяток, как им больше нравилось. Мне завязывали руки на спине, кидали на пол, тюремщик садился на живот или на грудь, давили на пах — это чудовищная боль", — перечисляет Яхья ас-Синуар. — "Есть у них и такое: завязывают руки и подвешивают на сутки (по-русски эта пытка называется дыба). Или удушают — смотрят, пока не посинеет, отпускают, а потом повторяют это по многу раз".
От таких пыток следов не остается. Яхья считает, что израильские тюремщики сознательно истязают так, чтобы добиться максимального пыточного эффекта при минимальных возможностях зафиксировать пытки. И даже при большом желании, которого израильские врачи не выказывают, снять побои трудно.
Есть и иные методы, еще более изощренные: "Моего близкого друга пытали так: газеты заворачивали в плотную связку и били по затылку. После этого у человека дикие головные боли, истерика, начинаются осложнения на все органы".
Ас-Синуар описывает самые распространенные истязания: заставлять связанного человека сутками балансировать на наклоненном детском стульчике, помещать в ледяной карцер, после которого у людей ампутируют конечности, держать в автобусе, где связанным людям крутят одну и ту же музыку, от которой повреждается рассудок.
Ему известны и примеры палаческих экспромтов: "Я знаю палестинца, ему было 65 лет — ему плевали в лицо и ботинком размазывали плевки по лицу", — говорит ас-Синуар. Тюремщики знают, что для арабов швырнуть ботинок — это символ особого унижения, а такое испытание для старика — позор.
"Они изучают каждого, подбирают ему именно то, что особенно для него унизительно. Палестинцу легче умереть, чем терпеть унижение — они это изучили и изощренно унижают наших людей".
Подразделения пыток
Ас-Синуар рассказывает о слаженном действии фабрики пыток: "Все, что я рассказывал о пытках во время дознания, совершает служба Шавак. А Шабас — это ведомство, которое пытает заключенных после приговора в тюрьмах. У этих есть отделения Нахшон и Мцада — они отвечают за особое психологическое уничтожение личности, какое нигде в мире не применяется".
Голодовка — единственное средство, по его мнению, которое остается у палестинцев в тюрьмах.
"В тюрьмах Израиля заключенным дают от силы 10% рациона по сравнению с другими странами. Заключенные после многодневных голодовок — живые трупы. Вот этих заключенных тюремщики носят на допросы на носилках, а в камерах швыряют на каменный пол".
Таблетка от всего
Ас-Синуар говорит об отношении врачей к заключенным: "После многих часов ожидания и болей к человеку приходит даже не врач, а медбрат без всякого опыта, у них против всех болезней одна таблетка — обезболивающее. Им всё равно — умрёт заключенный или будет мучиться".
Он пережил это на своем опыте, когда во время пыток ему проломили череп: "У меня было сотрясение мозга и открытые раны головы — после того, как тюремщики швыряли меня на пол. Ждал 10 часов, пока меня отвезли в больницу. После операции мне сказали, что на полчаса позже я умер бы или остался бы парализованным на всю жизнь, потому что началось воспаление мозга. Они обращались со мной, как с жертвенным животным — меня везли обратно в тюрьму через два дня после операции, связанного по рукам и ногам, пять часов, на полу тюремного фургона".
В отношении него применяли тактику постоянного перевода из тюрьмы в тюрьму — чтобы не было никакой адаптации: "Сначала меня держали в тюрьме Сарая на территории Газы, когда израильтяне еще были в секторе. Вторая тюрьма была в аль-Рамна, потом Айлон, затем Ашкалон, Кфар-Юна, Нафха, Бер-шева, Рамон, Ишель, Охликедар, Хадарим, Шатта".
"Стратегия похищения" против тюремного срока в 1000 лет?
На всякое действие рано или поздно находится ответ — этот трюизм иллюстрируется в Святой земле, как нигде, наглядно. Если 64 года назад палестинцы были обычными крестьянами, то за годы оккупации они научились всем методам борьбы. Их арестовывают за любое сопротивление режиму — и они стали брать в плен солдат противника. Шалит — далеко не первый пример похищения солдата. Но первый, за кого Израиль убил полторы тысячи человек в Газе во время операции "Литой свинец" и потом обменял на него 1200 палестинских заключенных.
Яхью Ас-Синуара обвинили в похищении двух израильских солдат, когда он уже сидел в тюрьме. Он руководил этими операциями из застенков — да, и этому они научились, несмотря на беспредельную жестокость режима. Ведь палестинцам пришлось освоить все приёмы партизан и подпольщиков, все навыки жизни под оккупационным режимом, построенном на безудержном хвастовстве, страхе смерти, идее национального превосходства и всеобщей военизированности.
"Стратегия похищения солдат — единственный способ освободить наших товарищей. В Израиле нет ни нормальных сроков, ни помилований, ни пересмотра дел. Они приговаривают наших заключенных к 6-10-20 срокам жизни, дают по 500, 700, 1000 лет. Таким людям невозможно увидеть свободу. 20 лет длятся переговоры Палестинской администрации — они ни к чему не привели, хотя во всем мире мирные соглашения приводят к освобождению заключенных. Израиль — это исключение из мировой практики во всех смыслах".
Ас-Синуар напоминает, что Израиль добровольно освобождает только тех, кого посадили за похищение автомобилей или распространение наркотиков.
"С сионистами невозможно договориться ни о чем — они обманывают всех. Они даже пророков обманывали на протяжении всей истории. Если бы мир узнал, как страдают палестинские узники, у людей волосы бы встали дыбом. С ними обращаются хуже, чем с животными. Это за пределами человеческого разумения, это чудовище для уничтожения людей не только палестинского народа", — говорит ас-Синуар.
"Это не Израиль — это фашизм", — резюмирует мой собеседник: "Они далеки от Женевских соглашений и гуманного отношения с заключенными как небо от земли".
Одинчка 120х80 см
Вокруг дома Аймана Хатима Афифа аш-Шахрира в Газе все заборы расписаны приветствиями ему — он отсидел в израильской тюрьме 19 лет, был приговорен к 550 годам, вышел на свободу по обмену Шалита. Он происходит из знаменитой палестинской семьи. Забрали его, когда ему исполнилось 28 лет. Без него выросли три его дочки, две из них без него вышли замуж и родили ему внуков.
Айман возглавлял одно из отделений "Бригад Изз ат-Дина аль-Кассама", боевого крыла сопротивления. Обвинили его в том, что он участвовал в нападении на израильских солдат в районе Газы.
Переводчик просто узнал его на улице, хотя знаком лично не был. Айман и его жена пригласили нас домой. Вся лестница и весь их подъезд уставлен цветами в его честь.
"Дом, в котором мы сейчас находимся, я построил своими руками. Меня арестовали спустя 9 дней, как я поставил оконные рамы", — говорит бывший узник.
Айман сидел в камере, которая вообще не может быть предназначена для людей: "Одиночная камера — это 120 на 80 см — в такой камере нельзя ни лечь, ни встать, ни протянуть ноги, в ней нет ничего, один раз в день дают еду, которую невозможно есть.
Я знаю трёх заключенных, которые отбывали в таких камерах по 25 лет".
Айман уверен, что бессмысленные сроки в несколько пожизненных дают с одним расчетом, — это должно сломить волю заключенного: "Человек должен сидеть в каменном мешке и понимать, что умрет здесь. Но они ошибаются — у каждого палестинца есть надежда на Всевышнего, это нельзя отобрать".
Одних заключенных без конца переводят, других держат в одном и том же месте десятки лет: "Я 18 лет провел в одной тюрьме Навха. Я единственный, кого так долго держали в одном и том же месте".
Свидания и письма в "пятизвездочных" тюрьмах
"Пять лет с 2006 года не было ни одного посещения ни у кого из заключенных. Мой отец умер, он не видел меня последние 10 лет своей жизни. Только "Красный Крест" иногда мог передавать мне письма — это был единственный способ поддерживать связь с родными — дети выросли без меня", — говорит Айман.
Он считает, что сохранил в тюрьме здоровье только потому, что в юности занимался каратэ и имеет черный пояс: "Когда меня переводили в общую камеру, я тренировал своих товарищей. Мы видели, что надзиратели прошли уже мимо камеры, и тогда я показывал заключенным приемы каратэ — так мы поддерживали физическую форму и наш дух".
"Израильская пропаганда на весь мир рекламирует свои тюрьмы как пятизвездочные отели — это ложь. Что узникам там можно получать образование в израильских вузах — это ложь; сам он еще в начале своего срока дистанционно закончил бакалавриат в университете Газы по социальной защите. Теперь учиться заключенным вообще запрещено. Работает целая система подавления воли заключенных — запрещают то, что вам нужно, чтобы чувствовать свою связь с миром".
Рожать со связанными руками и ногами
Самар Исбех арестовали, когда ей было 22, и дали 2,5 года за участие в студенческой демонстрации. Сейчас ей 28. Она живет в Газе, а её семья и семья её мужа — на Западном берегу.
"Меня арестовали через три месяца после свадьбы. Я возглавляла совет студентов в Исламском университете. Наш совет организовал демонстрацию против оккупации. Меня арестовали в Тулькарме, в доме моего мужа. Спустя два дня моего мужа тоже арестовали и приговорили к 9 месяцам — против него у них ничего не было вообще", — говорит Самар.
Теперь она больше не может ездить в Тулькарм к родным, как и её муж, как и её дети. Её родным приехать к ней — это целое мероприятие, очень дорогое и хлопотное — нужно получать разрешение у оккупационного режима, долго ждать бумаг, потом долго ждать на блокпостах, ехать через три границы. Именно поэтому большинство палестинцев не имеет возможности навещать своих родных: блокпосты для них непреодолимы, каждый раз нужно иметь множество разрешений, а на территорию самого Израиля, где находятся тюрьмы, въезд гражданам-палестинцам запрещен.
"Я была беременной, на самых первых месяцах. Все виды пыток я прошла — в течение 66 дней меня пытали в помещении под землей. И на детском стульчике заставляли сидеть, и в ледяном карцере", — говорит Самар.
"Я рожала со связанными руками и ногами. Они сделали мне кесарево сечение — не потому, что это требовалось по медицинским показаниям, а просто из ненависти. Ребенка мне оставили, но обращались с ним как с заключенным — ему ничего не давали: ни молока, ни памперсов. А если привозили — то только просроченное. Во время родов и после меня оставили в камере без всяких человеческих условий. Мне было запрещено выходить на улицу. Парацетамол — вот всё, что давали мне и моему ребенку от всех болезней".
Можно ли голодать беременным?
Патима Закка, 42 года, освобождена была в обмен на видеокассету Шалита. Её не успели приговорить, так как освободили прямо накануне суда, который требовал ей 12 лет заключения. Её, мать восьмерых детей, обвинили в том, что она собиралась взорвать себя в автобусе с военнослужащими в Израиле.
"До ареста я не знала, что я беременна. Когда меня арестовали, медсестра обнаружила это. Дома у меня оставались восемь детей. Никто меня не посылал и не заставлял никого взрывать. Да, у меня убили брата и многих родных — в Палестине так у большинства людей".
Патима прошла через весь круг дознавательных "процедур": "Меня пытали беременной. Держали в ледяных камерах, таскали из камеры в камеру. Они хотели довести до выкидыша. Добились того, что у меня началось кровотечение".
Тогда она объявила голодовку и, беременная, держала её 21 день: "Просто другого выхода они мне не оставили. Хвала Аллаху, выкидыша не произошло. Мой сын родился в тюрьме. Его зовут Юсеф".
Юсеф сидит на коленях у Патимат и тихо дремлет. Наверное, хорошо, что он не знает всего, что пережила его мать: "Врач-акушерка так кричала на меня, обращалась со мной, как с животным, отказалась дать мне капельницу, отказала сделать анестезию. Она призывала на меня страшные проклятия. Она сказала мне: ты террористка, и родится у тебя террорист. Но, знаете, наказание ей немедленно последовало: она очень сильно ударилась головой прямо в камере. Аллах мне помог, у меня родился прекрасный Юсеф, а настоящие террористы — это врачи в израильских тюрьмах".
