Ужасен и прекрасен

«Его глаза сияют. Лик его ужасен.

Движенья быстры. Он прекрасен».

Александр Пушкин. «Полтава»

Пётр Великий уникален уже тем, что его слава, начавшись при жизни, вообще не претерпела никаких «изъятий» и нюансов – этим вправе похвалиться с десяток монархов за всю историю человечества. Родство с Петром позволило его развесёлой вдове – Марте Скавронской носить корону целых два года, пока безудержное пьянство не уложило царицу гроб. Анна Иоанновна рассматривалась, как важнейшая кандидатура лишь по причине того, что была племянницей Петра, а его дочь Елизавета оказалась мила той знакомой статью, ликом, блестящими очами - плоть от плоти государя-императора. Вопрос-лозунг: «Ребята, вы знаете, чья я дочь?» прозвучал в момент, когда решались судьбы родины. О династической легитимности никто не думал – ценилась близость к Петру и горячая кровь его.

«Птенцы гнезда Петрова», его соратники, друзья, ещё долго вызывали содрогание и – зависть. Александра Меньшикова со всей фамилией упрятали в Берёзов ещё и потому, что он имел сил более, чем Голицыны и Долгорукие. Это - эпоха, развернувшая Московию к цивилизации, чтоб за четверть века Россия сделалась одной из ведущих держав Европы. Все правители, так или иначе, оглядывались на Петра, и остроумная Екатерина повелела сделать надпись на памятнике: «Petro primo - Catharina secunda», подчёркивая не столько очередность, сколько «вторичность» собственных дерзаний. Вольтер, этот борец против тираний любого рода, меж тем, писал: «Жизнь царя, последовавшая вслед за этим, являла собой ничто иное, как череду его великих замыслов, трудов и свершений, кои, казалось, изгладили крайние проявления его суровости, каковая до этого, быть может, и была необходимо нужной, - и добавил, - Сегодня русские уже не удивляются своим успехам». Всё, что имеем; всё, чего боятся бритты и галлы – родом из указов 1700-х годов.

Николай I – инженер на русском престоле - держал бюст Петра в кабинете и, подобно пращуру, стремился быть «вечным работником», как называл Петра его поклонник Александр Пушкин. Собственно, Пушкин и призывал Николая быть, как Пётр: «Семейным сходством будь же горд; / Во всем будь пращуру подобен: / Как он, неутомим и тверд, / И памятью, как он, незлобен». Реформы Александра II прошли с оглядкой на Петра – именно в 1860-1870-х годах было издано рекордное число книг, брошюр и журнальных публикаций о делах петровых. Те наши государи, что не любили «державного плотника» за искоренение дедовских традиций, всё же отдавали должное его энергии, трудоспособности, самопожертвованию.

Своего апогея культ Петра достиг при советской власти. Казалось бы, это невозможно – чествовать царя-крепостника и угнетателя в пролетарском государстве. Тем не менее, Иосиф Сталин поклонялся монарху, как своему предшественнику. Большевистский «граф» Алексей Толстой создавал исторический роман, а на "Ленфильме" ставилась пышная кинолента. Пётр воспринимался, как «свой» и справедливый монарх, иной раз герой водевильных комедий, вроде "Табачного капитана" или "Сказа о том, как царь Пётр арапа женил". Царя то обеляли до святости, то романтизировали, как в "Юности Петра", являя образ волчонка, становящегося повелителем евразийского мира. Горбачёвско-ельцинские перестройки – и те не обошлись без апеллирования к Петру, а монструозный памятник Зураба Церетели – напоминание о тех смутных летах.

В этом году мы отмечаем 350-летие Петра Великого, и поэтому в Выставочном зале Федеральных Архивов открылась выставка, посвящённая царю, его свершениям и – будням. В центре внимания – документы, карты, письма, рисунки, хотя, есть и предметы быта, и даже кафтан конца XVII века. Нас встречает портрет Его Величества в овальной раме. Неизвестный художник не льстил заказчику, но и не пытался явить его чудовищем. Вероятно, Пётр и был таким – некрасивым, но обвораживающим. На экспозиционных стендах – начало начал: запись о рождении 30 мая и крещении 29 июня царевича Петра Алексеевича. Сколь затейлива та московитская каллиграфия, напоминающая вязь! Царь-корабел упразднит её своим жёстким и нервным росчерком, а пока – штудии. Мы видим детские тетради юного Петруши, следом – его записные книжки.

В XVII-XVIII веках образованные люди очень много писали – вся их непростая, хлопотливая жизнь излагалась на бумаге и скреплялась сургучом. Неслучайно так популярен был жанр эпистолярного романа. Царёв почерк – под стать характеру и не надо быть графологом, дабы понять: природа страстная, взрывная, жестокая и – открытая. Корявые, но изумительно-прямые строки, буквы-клинья, превращающиеся в волшебных птиц; неразумно щедрое использование страниц – широкие поля, громадные отступы. Пётр не обладал ни хитростью, ни коварством – рубил, так уж сразу. Потом – бывало и жалел. Но что делать? Он летел, не разбирая пути; само время от него отставало.

Вот - государева переписка с дражайшей сестрицей Натальей Алексеевной, которую Пётр ценил едва ли не больше иных родственников. Это повелось с той поры, когда они – дети Нарышкиной были противопоставлены Софье – дочери Милославской. Вражда кланов сплотила Петра с Наташей, а острый ум царевны, её тяга к новациям и европейским штукам ещё больше скрепили ту верную дружбу. Наталья была одной из первых женщин на Руси, примеривших корсет, пышную юбку на фижмах и французский головной убор а-ля Фонтанж.

К слову, об одежде, которой Пётр придавал чрезмерное значение, будто бы зная теорию о том, что изменение антуража влечёт за собой внутренние метаморфозы, и переодетый «на французский лад» боярин уж не будет степенным мужем, но превратится в ловкого вельможу-комильфо. Забавная и – типичная гравюра 1700-х годов. Нелегко узнать государя и его жену – Марту Скавронскую, бывшую прачку, волею судеб вознесённую на Олимп.

Царственная чета представлена в наимоднейших платьях, в духе журнала "Mercure Galant", где, помимо всего прочего, печатались актуальные силуэты. В повседневности царь не терпел ни парика, ни версальских покроев, предпочитая куртку голландского корабела, а его жена просила «кружева на фонтанжи», о чём повествует их жаркая переписка.

Вехи и семимильные шаги! Собственноручный рисунок Петра с изображением трехполосного флага и указанием цветов. Тот же сбивчиво-торопливый почерк и кривое полотнище – некогда вырисовывать. Всё делается на ходу – по пути в светлое будущее. Указ о праздновании Нового года 1 января, который был чем-то, вроде запрета на бороды, ибо Русь отмечала этот день в сентябре. Кстати, и Сталин вернул «ёлочное» торжество в подражание Петру, когда началось возрождение имперских замыслов.

Письмо Петра о пребывании в парижском Пале-Рояле – резиденции регента Филиппа Орлеанского, друга России и сторонника сближения наших стран. Задумывался матримониальный союз маленького Луи XV и крохотной Лизаньки, но не сложилось – подросший король женился на другой славянке – Марысе Лещинской, а Елизавета самовластно руководила батюшкиными «угодьями».

Гравюра, посвящённая Полтавской баталии – по тогдашним правилам фигура монарха-полководца дана крупнее остальных. Полтава – русская виктория и личная виктория Петра. Исключительный раритет - текст Ништадтского договора между Россией и Швецией о вечном мире. После этого народ-викинг отучился воевать и устремился к противоположной ценности, именуемой lagom – самодостаточность и порядок. Вот здесь можно увидеть образец «нормального» почерка Галантного Века и сравнить с царёвыми чудо-каракулями.

Учебники по фортификации, кораблестроению, математике – сначала голландские, а потом уже русские. Пётр и его «птенцы» быстро перенимали науку и на одном из стендов мы наблюдаем типы военных судов, построенных в кратчайшие сроки, «…когда Россия молодая, / В бореньях силы напрягая, / Мужала с гением Петра». Отсталых бьют, как скажет много позже товарищ Сталин, проводя индустриализацию петровскими темпами.

Царь не выносил стрелецко-боярскую Москву, а она отвечала ему тем же, поэтому надобно было ставить точку на карте и давать миру новый град, чьи виды теперь явлены на изысканных гравюрах. Средь болот и под сырым небом рос Петербург, обвораживая иноземцев, льстиво называвших его Северной Венецией. Мистический, страшный Питер двулик – он зачастую порождает фантасмагории, безумную поэзию, морок. Пушкин, любя свои «брега Невы», написал «Медного всадника», показав трепет перед этим загадочным городом. Один из интереснейших экспонатов – проект прижизненного памятника царю, выполненный в подражание конной статуе Людовика-Солнце. Автором был Бартоломео-Карло Растрелли, старший в роду, отец Франческо. Итальянцы мужественно поселились в сумрачно-комариной столице и подарили ей часть южного солнца.

Отдельным пунктом хочется похвалить цветовое оформление экспозиции – она выполнена в красно-сине-белой гамме, в стилистике флага. Вместе с тем, эта выставка – для искушённого гостя, знающего о Петре и его современниках чуть больше, нежели среднестатистический гражданин, посмотревший в детстве "Юность Петра" и заучивший отрывок из "Полтавы" к уроку литературы. Кому-то эти листки и рисунки покажутся скучноватыми, но это – специфика места. Архивы – особенная арт-площадка, и от них сложно требовать креативных решений, к которым мы привыкли в Музее Москвы или в комплексе Царицыно. Однако для натур вдумчивых и начитанных тут – раздолье и мириады смыслов. Ах, Пётр, прекрасен и ужасен!