Георгий Петрович Федотов сложная и на первый взгляд очень противоречивая личность, философ-публицист, автор большого числа очерков, статей, эссе по вопросам русской истории и культуры, видевший осуществление общественного идеала на путях христианского социализма, он наряду с этим был идейным противником большевистских преобразований в нашей стране, осуществлял критику советской социалистической модели. Скажу сразу, что далеко не со всем, что утверждал Георгий Петрович можно и нужно соглашаться. Думаю, что с позиций современного русского консерватизма философия Федотова представляет собой обширное поле для анализа и критических замечай. Но между тем, если оставить идеологические вопросы в стороне, нельзя не согласиться с тем, что мы имеем дело с во многих смыслах выдающейся личностью и совершенно особенным русским мыслителем. Как отмечает историк русской философии А.Ф. Замалеев в работе “Слышать голос Христа и голос истории (О социальной философии Г.П. Федотова)”, русская пореволюционная эмиграция изначально была расколота на различные группировки и направления, включавшие в свой состав как антикоммунизм, представленный главным образом последовательными монархистами из числа интеллигенции и офицерством, к которым на первых порах сочувственно относились и не примыкавшие к каким-либо из представленных направлений философы Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, С.Л. Франк, так и философия сменовеховства, названная по имени выпущенного в 1921 г. в Праге сборника “Смена вех”, и религиозно-философское течение евразийства, пытавшиеся примириться с “октябрьским переворотом” и большевизмом. В этой разноголосице идейных брожений русской эмиграции, пишет Замалеев, находило почву и своего рода культурологическое мессианство. Не скрывая своих антибольшевистских убеждений, они, тем не менее, открыто исповедовали социализм, сближая его с христианским откровением. Одним из главных идеологов этого движения был блестящий философ и публицист русского зарубежья Георгий Петрович Федотов.
Георгий Петрович родился 1 октября 1886 года в Саратове в семье управляющего губернаторской канцелярией Петра Ивановича Федотова. Спустя некоторое время вся семья переехала в Воронеж. Здесь будущий философ провел свое детство. В 1904 году в Воронеже Федотов окончил классическую гимназию. Его одноклассник Н.Н. Блюммер вспоминал, что гимназист Федотов отличался от своих сверстников застенчивостью, щуплым телосложением и в тоже время любезностью, отзывчивостью, готовностью помогать друзьям с переводами с греческого или латинского языка, в объяснении уроков, решении задач. Благодаря отличной памяти обучение в гимназии давалось Федотову очень легко, поэтому после окончания гимназии он продолжил свое обучение в Технологическом институте в Санкт-Петербурге. Выбор места дальнейшего обучения, очевидно, был связан с желанием Федотова быть ближе к рабочему движению. Уже в это время он был убежденным социалистом, принимал участие в социал-демократическом движении в Саратове, распространял нелегальную литературу, выступал на митингах. Естественно, что подобная активность не могла быть не замеченной, и в ночь с 8 на 9 июля 1906 года он был арестован и вскоре выслан из страны. Находясь в Германии он слушал лекции по истории и философии в Берлинском и Йенском университетах, а после возвращения в 1908 году в Россию окончил курс историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета по отделению всеобщей истории, специализировавшись по истории средних веков под руководством И.М. Гревса и получив в 1910 году золотую медаль за сочинение, в котором он рассматривал “Исповедь” Августина Блаженного как исторический источник для его биографии и для истории культуры.
В начале 1910-х годов Федотов был вынужден вновь покинуть Россию и отправиться на этот раз в Италию. Однако уже через год он вновь вернулся на родину, где первое время находился нелегально, но после визита в полицию с повинной был сослан в Ригу. В 1914 году вернулся в Санкт-Петербург, выдержал магистерские испытания и занял должность приват-доцента университета. Помимо преподавательской работы, Федотов сотрудничает в отделе искусств Публичной библиотеки, где ему удается познакомиться с религиозными мыслителями А.В. Карташевым и А.А. Мейером. Результатом этого знакомства стало участие Федотова в деятельности религиозно-философского кружка Мейера “Возрождение”. Послереволюционное время отметилось для Федотова работой в газете “Свободные голоса”, публикацией в 1924 году книги “Абеляр”. Кроме того, в указанный период он опубликовал статью о Данте, с 1920 года работал профессором по истории средних веков Западной Европы в Саратовском университете, в 1923 году вернулся в Петроград, где занимался переводами романов с немецкого и французского языков. В сентябре 1925 года он отплыл из России на пароходе, идущем в немецкий порт Штеттин. Советские власти вполне устраивала официальная версия, по которой историк Федотов отправился работать в зарубежные архивы. Однако в Советский Союз он так больше и не вернулся. Неудовлетворение властью зрело внутри Федотова уже давно. Еще, будучи преподавателем в Саратовском университете, он отказался встречать ректора под красными стягами и под звуки “Интернационала”, что мотивировал своими религиозными убеждениями.
Федотов считал социализм неотъемлемой частью христианского вероучения, осуществление которого соответствовало сущности учения Христа, и потому трагедия России, по его мнению, заключается в том, что приняв христианство, она постоянно отрекается от своего “истинного призвания”, при этом “каждый раз обедняя и уродуя христианскую личность”. Анализируя русскую историю, Федотов выделяет в ней три узловых этапа, с критикой которых он выступает в работе “Тяжба о России: Сб. статей (1933 – 1936)”: во-первых, он критикует концепцию Москвы как третьего Рима, провозглашенную в XVI веке старцем Филофеем Псковским, во-вторых, петровские преобразования, благодаря которым удалось “на два столетия обезвредить и обезличить национальные силы православия”, наконец, в-третьих, большевистскую революцию и последовавшие за ней изменения, которые, по мысли философа, не только отбросили в сторону христианство, но и сам социализм [см.: Федотов Г.П. Тяжба о России: Сб. статей (1933 – 1936). Т. 3. Париж, 1983. С.95]. Своей критикой Федотов внес особый культурологический критерий в оценку большевизма. Историософия Федотова вместе с тем исполнена “трагического восприятия” исторических процессов, прежде всего тех из них, что связанны с русской историей. Согласно концепции Федотова, Россия вошла в сообщество цивилизованных народов при Владимире Святославовиче, когда в 988 г. было официально принято христианское вероучение, далее от Феодосия Печерского до Нила Сорского была развита одна общая традиция благочестивого служения, составившая опору духовности и морали. Однако уже в период московской централизации государственный интерес возобладал над Христианской святостью. Причины этого, по мысли Федотова, коренятся не только в деятельности Иосифа Волоцкого и Филофея Псковского, но и в том, что приняв православие, русские вместе с тем отбросили “эллинское суемудрие”, т.е. классическое философское наследие. Эта “ограниченность” средневековой Руси, как пишет Федотов в работе “Лицо России: Сб. статей (1918 – 1931)”, обернулась “глубоким расколом Петербургской России” [Федотов Г.П. Лицо России: Сб. статей (1918 – 1931). Т. 1. Париж, 1967. С. 83]. Давая оценку русской трагедии в ряде своих работ, в том числе в названной П.Б. Струве “талантливой статьей способного и знающего историка” [Струве П.Б. Дневник политика. // Россия и славянство. 1929. 20 июля] работе “Революция идет”, Федотов указывает, что две силы держали и строили русскую империю: одна пассивная – неисчерпаемая выносливость и верность народных масс, другая активная – военное мужество и государственное сознание дворянства. Весь ход русской истории, однако, показал, до какой степени эти силы были чужды друг другу. Россия со времен Петра перестала быть понятной русскому народу [Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Т.1. С. 129], замечает Федотов. Дворянская империя и мужицкое царство долго сосуществовать не могли.
С другой стороны, в советской России, отмечает Федотов, не осталось ничего, что напоминало бы классово-пролетарский или коммунистически-эгалитарный социализм, что свидетельствует только о монархическом перерождении советской республики. Безусловно, нельзя не отметить позитивной роли критики Федотова, точно уловившего и подметившего многие слабые стороны организации советского государства, в тоже время, если быть до конца объективным, далеко не со всем, о чем говорит Федоров, можно беспрекословно согласиться. Одной из слабых сторон самой политической философии Федотова, как видится, было то, что он продолжал мечтать об “истинном” социализме, “правда” которого должна “поправить мир”, через призму которого продолжал рассматривать все интересовавшие его проблемы, что, как представляется, мешало ему давать объективную оценку рассматриваемым вопросам. В той форме социализма, которую проповедовал Федотов, он видел единственную “реальную возможность полноты существования, возможность жизни для широких масс”. При этом социализм, по его мнению, имеет все шансы не только примириться с христианством, но и сыграть роль обновителя и преобразователя исторического православия, поскольку, как он пишет: “в противоположность XIX в., в наши дни примирение христианства и социализма совершается с чрезвычайной легкостью… глубоко социализм укоренен в христианстве… социализм есть блудный сын христианства, ныне возвращающийся – по крайней мере отчасти – в дом отчий” [Федотов Г.П. Христианские основы демократии // Полн. собр. статей. В 4 т. Т. 3. Париж, 1982. С. 131]. Бесспорно, такая трактовка вопроса противоречит не только традиционному социализму, в рамках которого Федотов и сам находил постулаты, не соответствующие христианскому вероучению, но и многому в самом православии. Однако по утверждениям Федотова, такие казалось бы неотъемлемые составляющие социализма как материализм, враждебное отношение к религии, классовый эгоизм, на самом деле бесконечно далеки от социализма и наслоились на него в последние несколько столетий, в период ослабления “социальной работы церкви”, послуживший причиной отторжения социализма от христианства. Вместе с тем, Федотов признавал и “реакционность” христианства, которая наряду с его “социалистичностью” выступает как его непосредственная составляющая, что дает в христианстве “место не для одного, а для многих этических направлений, с еще более разнообразными социальными выводами из них” [Федотов Г.П. Тяжба о России: Сб. статей (1933 – 1936). Т. 3. Париж, 1983. С. 15]. Но при этом важно, по мнению Федотова, что вне христианства, по всей вероятности, возможна классовая борьба, но вне его “не возникло бы то научное, этическое и философское движение, которое носит имя социализма” [Федотов Г.П. Социальное значение христианства // О святости, интеллигенции и большевизме. СПб., 1994. С. 75]. Веря в идеалы социализма, в которых, по его мнению, находит выражение общечеловеческая сущность христианства, Федотов критиковал не только советский социализм, но и философию марксизма, из которой, по мнению мыслителя, невозможно вывести социалистический идеал.
Карл Маркс, как думает Федотов, вовсе не вышел за рамки буржуазной идеологии, а философия марксизма, таким образом, представляет собой существовавший до Маркса социалистический идеал, переведенный на рельсы экономического материализма и тем самым обрекающий трудящихся жить в мире голых экономических схем и интересов [Федотов Г.П. Тяжба о России: Сб. статей (1933 – 1936). Т. 3. Париж, 1983. С. 47]. Капитализм также не удовлетворял Федотова своей производственной, прагматической направленностью, отстраняющей духовные ценности на задний план. Даже критикуя советский социализм, он настаивал на том, что “основная социальная проблема, общая всему европейскому кругу, состоит в преодолении капитализма, уже отказавшегося работать, и в переходе к управляемому, или социалистическому хозяйству”[ Новый град. № 13. Париж, 1938. С 48. Цит. по: Замалеев А.Ф. Слышать голос Христа и голос истории (О социальной философии Г.П. Федотова) // Федотов Г.П. О святости, интеллигенции и большевизме. СПб., 1994. С.12]. Федотов до конца оставался убежденным социалистом, он считал, что только социализм ставит своей задачей исключительное благо трудящихся.
Совершенно очевидно, отмечает Замалеев, что воззрениям Федотова недостает непосредственной достоверности, его не привлекало само по себе “изучение истории”, за что его и Бердяева упрекал крупнейший представитель русской исторической культурологи Н.И. Ульянов, оказавшийся в эмиграции в послевоенное время. “В историческом процессе он принимал в расчет только вершины духа и по ним пролагал ориентиры для своей исторической дедукции” [Замалеев А.Ф. Слышать голос Христа и голос истории (О социальной философии Г.П. Федотова) // Федотов Г.П. О святости, интеллигенции и большевизме. СПб., 1994. С. 8], указывает Замалеев.
В эмиграции Федотов первое время провел у своего друга в Берлине, потом жил в Париже, который покинул лишь в 1940 году после оккупации Франции немецкими войсками. Печатался в крупнейших эмигрантских периодических изданиях, причем в первое время активно сотрудничал с евразийцами, которые впоследствии стали одним из объектов его критики. Продолжая исследование истории средних веков, в 1928 году он опубликовал монографию “Святой Филипп Митрополит Московский”, в 1931 году работу “Святые Древней Руси”, в 1926 году стал профессором Православного богословского института в Париже. В 1931 г. участвовал в основании журнала “Новый град”, выходившего в Париже с 1931 по 1939 годы под редакцией Бунакова-Фондаминского, Степуна и Федотова. Также в эти годы он выступал как один из активных членов экуменического движения. Почти ежегодно посещая Англию, Федотов выступал за сближение Православной и Англиканской церквей.
Эмигрировав из охваченной Второй мировой войной Европы в США Федотов проделал долгий путь через Испанию, Марокко, Танжер… 15 января 1941 года Федотов отплыл на проходе из Марселя и лишь 14 сентября прибыл в Нью-Йорк, где с 1943 года и до конца жизни работал профессором истории Свято-Владимирской православной богословской академии. В американский период своей жизни Федотов не прекращал печататься, работал с крупным периодическим изданием “Новый журнал”, сотрудничал в журнале “За свободу”, опубликовал работы “The Russian Religious Mind”, “A Treasury of Russian Spirituality”.
Н.А. Омельченко пишет, что одной из основных интеллектуальных функций русского зарубежья было осмысление трагического опыта русской революции “как опыта всемирного”. Для реализации этой функции русская эмиграция обладала не только правом свободного творчества, но и возможностью наблюдать Россию и Европу, по образному выражению Федотова, с той возвышенности, к которой прибило эмигрантский ковчег, и с которой эмиграция одна могла видеть оба склона, действительность без румян и прикрас. Особенность работ Федотова в попытке рассмотреть историческую эпоху через призму духовной культуры. Особенно актуальными с позиции сегодняшнего дня являются его размышления о судьбе русской интеллигенции, западническое содержание идеалов которой при не прекращавшейся борьбе с властью, вело, по мнению Федотова, к хроническим для русской интеллигенции антинациональным болезням. Так некоторые либеральные политические программы свидетельствовали, по мнению Федотова, о “чрезвычайной слабости национального чувства” их приверженцев, связанного с “западническим презрением к невежественной стране и из неуважения к государству”.
В 1950 году у Федотова случился первый сердечный припадок. По воспоминаниям современников он становился все хрупче, все меньше говорил, все больше молчал, был тихий, светлый и вместе с тем “до самого конца такой живой”… Скончался Георгий Петрович в городе Бэкон (штат Нью-Джерси) 1 сентября 1951 года.
