Хорхе Луис Борхес однажды заметил, как будто вскользь, что существует всего три истории, которые люди бесконечно рассказывают друг другу: история войны, история любви, история странствия. Но, похоже, существует ещё одна история, только рассказать её почти невозможно ― история ожидания, которым чаще всего и остаётся наша жизнь. Но у Маргарет Манерлин Митчелл (1900—1949) это почти невозможное получилось — единственный роман "Унесённые ветром", написанный этой жительницей штата Джорджия в конце 1920-х — первой половине 1930-х годов, оказался одним из величайших произведений американской и мировой литературы. Только история ожидания была подана ею как история выживания главной героини романа Скарлетт О'Хара — на фоне Гражданской войны, любви и странствий между её поместьем Тара и столицей штата Атлантой.
Митчелл создала и подарила Соединённым Штатам Америки некий аналог того самого волшебного зеркальца, описанного Пушкиным в "Сказке о мёртвой царевне и о семи богатырях", — зеркальца, в которое его владельцам хочется смотреться бесконечно и всегда слышать от него про себя: "Ты на свете всех милее, всех румяней и белее", что бы внутри и вокруг человека при этом ни происходило. И этот образ прекрасной Америки (по-китайски Соединённые Штаты так и называются: "мэй го", "прекрасное государство") — даже отождествлённого с ней американского Юга, ведущего свою историю с эпохи отцов-основателей и Войны за независимость (Джорджия была в числе первых 13 штатов, образовавших США), — таким запечатлён через память Скарлетт: "…Красота былых дней, и грусть и тоска по ним наполнили её душу. …Они, Скарлетт и Эшли, снова ехали верхом по сельским просёлкам той далёкой, давно минувшей весной. …Скарлетт слышала весёлое позвякивание уздечки, когда они ехали под кизиловыми деревьями на пикник к Тарлтонам, слышала свой беззаботный смех, видела, как солнце блестит на золотистых, отливающих серебром волосах Эшли, любовалась горделивой грацией, с какой он сидит в седле. В голосе его звучала музыка — музыка скрипок и банджо; под эти звуки они танцевали тогда в белом доме, которого больше нет. …А на Рождество от чаш, увитых остролистом, пахло ромовым пуншем, и кругом сияли улыбками лица чёрных слуг и белых господ. И друзья былых дней, смеясь, вдруг собрались вокруг, словно и не лежали в могилах уже многие годы… И над всем этим царило чувство уверенности, сознание, что завтрашний день может быть лишь таким же счастливым, как сегодняшний".
При этом сама писательница ничуть не идеализировала ни своих героев, особенно главных, "сильных и беспринципных, страстных и земных", ни жизнь, которой они жили, — вернее, которой им довелось жить: "Весь уклад жизни нашего Юга… такой же анахронизм, как феодальный строй средних веков. И достойно удивления, что этот уклад ещё так долго продержался. Он обречён и сейчас идёт к своему концу". Но "на крушении цивилизации можно заработать ничуть не меньше денег, чем на создании её", и "мы живём в свободной стране, и каждый имеет право быть негодяем, если ему так нравится", а "любую добродетель можно купить за деньги — вопрос лишь в цене", "я скорее украду или убью, но не буду голодать".
Книга Митчелл выражает не просто национальный характер, дух Америки, с её неизбывным прагматизмом, но и само возникновение этого духа. "И дело не в том, что меня огорчает необходимость обтёсывать колья, стоя в грязи, — меня огорчает то, что эту необходимость породило. И меня огорчает — очень огорчает — утрата красоты, которой полна была прежняя, любимая мною жизнь". "Плох тот человек и плох тот народ, который сидит и льёт слёзы только потому, что жизнь складывается не так, как хотелось бы". "В жизни бывают взлёты и падения, и с этим приходится мириться… И наш девиз такой: "Не вопи — жди с улыбкой своего часа". С этим девизом мы пережили немало — ждали с улыбкой своего часа и стали теперь большими специалистами по части выживания… И когда приходит беда, мы склоняемся перед неизбежным без звука, и работаем, и улыбаемся, и ждём своего часа. И подыгрываем тем, кто много ниже нас, и берём от них всё, что можем. А как войдём снова в силу, так и дадим под зад тем, на чьих спинах мы вылезли. В этом, дитя моё, секрет выживания". Эти истоки не менее важны, чем последующие извивы течения американской истории. Современные США вышли из горнила Гражданской войны Севера с Югом, прошли через него. А "Унесённые ветром" — лучший роман об этой войне по тщательности и объёму разработки исторического материала, от мельчайших бытовых деталей, типа поставки пуговиц и женских булавок в подвергшиеся блокаде штаты Юга, до, казалось бы, "проходной" реплики капитана Ретта Батлера: "Англия никогда не придёт на помощь Конфедерации. Англия никогда не выступает на стороне побеждённого. Потому-то она и Англия", — за которой проступают конструкции большой политики, "на земле" включающие в себя множество трагедий, разрушений и смертей, тот же пожар в Атланте или разграбление Тары.
По мнению многих критиков, роман Маргарет Митчелл во многом сопоставим с эпопеей Льва Толстого "Война и мир", — тем более, что оба этих произведения созданы вовсе не очевидцами описанных там событий, а на определённой временнóй дистанции от них ("Большое видится на расстоянье"?): между Отечественной войной 1812 года и созданием эпопеи о "дубине народной войны" прошло полвека, а между Гражданской войной в США и появлением "Унесённых ветром" — больше семи десятилетий. Но это и не исторические романы, повествующие о временах и людях, уже ушедших за пределы настоящего, в прошлое, — скорее, любовная фиксация писателями последних всполохов ещё живого костра.
Нередко можно встретить утверждения, согласно которым "Унесённые ветром" написаны домохозяйкой. И эта версия формально соответствует действительному положению дел Маргарет Митчелл на 1936 год. Только у этой "домохозяйки" и "девушки из хорошей семьи" к тому времени за плечами была успешная (более сотни её полновесных статей за три года работы в газете "Атланта джорнэл" — не шутка) карьера журналистки, прерванная травмой, полученной в автокатастрофе (смерть Маргарет Митчелл тоже наступила после того, как её сбил автомобиль), и прекрасное образование; она увлекалась литературой (название книги — цитата из стихотворения 1896 года британского поэта Эрнеста Доусона, хотя изначально автором издательству предлагалось другое: "Завтра будет другой день") и театром, плюс семейное воспитание в духе преклонения перед героями Конфедерации, в рядах армии которой сражались оба её деда, плюс общественное настроение всего Юга (кстати, ныне голосующего за Республиканскую партию). Но всё равно: случай настолько уникальный, что сомнения в авторстве "Унесённых ветром" сопровождали Маргарет Митчелл с момента публикации романа вплоть до её смерти — сопровождают и поныне. Ведь, с точки зрения "среднего американца", как можно было не воспользоваться триумфом своего произведения, не написать его продолжения или нового романа за своим авторством — попросту бросить и больше не разрабатывать такую уже найденную "золотую жилу"? Ведь в Соединённых Штатах "Унесённые ветром" быстро получили статус второй самой читаемой книги (первое — за Библией), а снятый по ней в 1939 году оскароносный (восемь премий) фильм с Вивьен Ли и Кларком Гейблом в главных ролях до сих пор остаётся (с учётом инфляции) самым успешным кинопроектом, собравшим за годы проката эквивалент более чем 4 миллиардов современных долларов. Но, видимо, Митчелл острее всех понимала уникальность созданного ею романа и не желала это качество утратить: всё-таки она жила ещё не в той Америке, где "всё просто так, кроме денег", и говорила в своём романе (авторство подтверждается множеством вариантов черновых глав) прежде всего от её имени.
Разумеется, современная Америка мало похожа на ту страну, которой она была во время Гражданской войны, в 1936-м или даже в 1949 году. В ней не то что возможными (протесты против романа и фильма шли уже с момента их выхода в свет), а в порядке вещей стали статьи с такими вопросами: "Если знамя Конфедерации признано, наконец, уродливым символом расизма, то почему мы всё ещё считаем "Унесённых ветром" знаменем американской культуры?", — и в рамках концепции "культуры отмены", продвигаемой сторонниками Демократической партии, дело доходило даже до изъятия фильма из открытого доступа рядом интернет-сервисов и до обсуждения необходимости его запрета — точно так же, как в американских городах массово сносили памятники генералам Конфедерации. И конфликты вокруг имени Маргарет Митчелл, связанные с попыткой переписать американскую историю в более "прогрессивном" ключе, далеко не закончены. Что лишний раз подчёркивает истинный масштаб и значение творчества этой уникальной американской писательницы.
