Присутствие молодых людей – даже не студентов, а «школоты» - уже заставило многих политических комментаторов говорить о школьниках, которые пришли на митинг заявить о своих правах, восстать против коррупции и произвола. Возможно, были среди них те, кто действительно пришёл на митинг с такими намерениями.
Однако для многих из них, я уверен, главным были не политические идеи, а тусовка, сопричастность, желание увидеть «движуху», как будто тебе показывают живое кино. Они привыкли к этому – к быстрым троллинговым лозунгам, к вырванным из контекста цитатам, к «мимимишному» юмору, к селфи, которые они постят без продыху и с каждого места – селфи на фоне милицейских автомобилей и «космонавтов» в шлемах… что может быть прекрасней?
Я не был на этом митинге, поэтому, конечно, субъективен. Сам я на митинги тоже стал ходить, ещё будучи старшим школьником. Стихия митингов 90-х пленила меня, мне всё это безумно нравилось, я читал все эти газеты на заборе. Грубая уличная политика захватывала, я запоем читал и «Огонёк», и «Московские новости», и «День», и «Молнию», топтался около этих газет на стендах, слушал ораторов и справа, и слева, и это были мои университеты.
Они были настоящими, их нельзя было пролистнуть пальцем по экрану, их нужно было слушать, читать, видеть и ощущать. Демократы и коммунисты, «зелёные» и христианские демократы, радикалы и либералы, живые, странные, умные, добрые, злые, а иногда даже шизоидные лица мелькали перед нами – школьниками конца 80-х – как картинки в калейдоскопе.
Я наизусть знал состав «межрегиональной группы», лидеров правых и левых, я поссорился со своей тогдашней девушкой из-за Явлинского, а с другой – из-за Белого Дома в октябре 1993.
Я помню, как, воодушевлённый призывами «демократов», рвался на митинг с российским триколором, когда вдруг какой-то старик набросился на меня с суковатой палкой и кричал: «Там людей расстреливают, а вы!». Он плакал, этот несчастный старик, и сегодня я бы обнял его, а тогда пробежал мимо, чтобы увидеть Белый Дом весь в копоти.
Сегодня, когда я сам старик, гляжу на это «море молодых», - я испытываю одновременно симпатию и неприязнь. Симпатию – потому что я рад, что молодых людей интересует политика, неприязнь – потому что я понимаю, что у многих из них нет никаких убеждений и они полны цинизма.
Это не больной цинизм моего поколения, которое, смеясь над совковыми лозунгами, в то же время чтило какие-то высокие идеалы. Смеясь над Брежневым и глупой пропагандой, я с восхищением слушал рассказы о войне приходивших в школу ветеранов и военные песни, которые пели друзья моей бабушки.
У этих молодых, у этой самой воспитанной родителями-«девяностиками» школоты этого нет. Они другие, они хотят всего и сразу, у них всегда модные телефоны, даже если у родителей нет денег на гречку. Им главное казаться, а не быть, и «селфи с митинга» важнее, чем сам митинг.
Это здоровый цинизм, модный, стильный, который мне никогда не понять. Многие из них будут работать на тех же людей, которых они ненавидят, если им хорошо заплатят, - и при этом чувствовать себя вполне свободными. Они не испытывают никаких мук совести и не думают «куда попадёт воздвигнутое нами здание», как говорил, почти кричал один из родителей в «Курьере», говоря о своём сыне-оболтусе.
Мы были разрушителями, да, мы боролись против «совка», сами не понимая, что боремся не против лозунгов «Слава КПСС», а ломаем собственную жизнь. Они тоже разрушают не коррупцию, потому что многие из них втайне мечтают работать в «Газпроме», и отнюдь не газовиками. Живым символом таких молодых была девушка Маша Дрокова, бывшая «нашистка», которая сегодня плачет от счастья, получив грин-карту.
Но за ними будущее, а я проиграл безнадежно, как старик Фирс, которого забыли. Я мумия в ворохе старых газет, я лежу и наблюдаю за ними из подполья. Возможно, они примут меня за статую и используют её как стенобитное оружие. Помните эту сцену в «Электронике», когда Ури-Караченцевым бандиты бьют по двери замка, чтобы украсть картины?
Я не люблю нашу молодёжь, я боюсь её и не понимаю. Да, я не люблю то же, что и она, и мне отвратительна коррупция, мне во многом не нравится наша власть, но я не хочу участвовать в борьбе ради разрушения. Я был на Майдане, пил чай и разговаривал с хорошими, приятными людьми, которые возмущались коррупцией и произволом, а потом из-за их спин выскочили безумные боевики, которые были готовы убивать.
Не любя школоту, я хочу броситься и оттащить её от омоновских дубинок; я не хочу, чтобы она оказалась жертвой своих вожаков. Я не «депутат Фёдоров», и я думаю, что они услышат меня, своего старшего брата. Сейчас наши дороги разошлись. Но будет день, когда мы вдруг внезапно окажемся на одной стороне баррикад, чтобы «бежать от батьки Ангела», а потом наши дороги снова разойдутся.
